Лелька и ключ-камень (СИ) - Русова Юлия

Только через пару дней она сообразила, что это хулиганит ее раскрывающаяся искра силы. Видимо мир открывает ей новую грань, к слову — не особенно симпатичную. Но еще раньше она заметила и иное — у всех, кто входил в ее палату, от заведующего отделением до уборщицы, эти мерзкие создания или исчезали, или сдувались, как воздушный шарик. Сами же посетители осознали происходящее далеко не сразу. И только когда у медсестры Леночки прекратились ссоры с сестрой, лечащий врач перестал беспричинно ревновать юную красавицу жену, а санитарка не ушла в обычный запой, народ понял, что что-то происходит. К счастью, с Лелькой никто этого не связал, коллектив решил, что все дело в небольшой часовенке, что как раз в эти дни открылась в пристройке, так что ведунью никто не беспокоил и выздоравливать не мешал.

Выздоровление шло быстро. Искра божественной силы, даже самая слабенькая, всегда защищает и бережет своего обладателя. Вот и обходят стороной таких людей болезни, а случись им заболеть — все проходит быстро и без осложнений. Так было и у Лельки. Приближалась выписка, а девушка совсем не понимала, что ей делать дальше. Олегее еще пару раз навещал, но ни тетя, ни дядя так и не приехали. Зато навестила бабушка Агата, дяди-Андреева мама. Крепкая старушка сохранившая чувство юмора и доброжелательное любопытство к миру, всегда ладила с внучкой и внучатой племянницей.

— Так, Лелечка, давай-ка собираться будем. Доктор сказал, что завтра тебя выпишут.

— Бабушка Агата, а почему дядя с тетей меня ни разу не навестили?

— Не могли они, деточка, не держи обиды. Наталья безотлучно при Ирине сидит. Та только вчера в себя пришла, да и то сказать — пришла… Мать-то она узнала, а что с ней произошло, рассказать не может, только трясется и рыдает. Да и лечиться ей еще долго, а главное — непонятно как. Диагноз-то врачи так и не смогли поставить. А Андрюша бы к тебе обязательно приехал, только он ногу сломал. Пришлось и ему в больничке полежать, благо перелом простой, вроде заживает уже, но за руль садиться он не может.

— А меня куда теперь? Уже же уроки начались.

— С уроками тоже не так все гладко… Директриса-то школьная пропала. Стали ее искать, пришли к ней, а там сидит бабка меня старше, говорит — уехала внучка, навсегда уехала. Так народ и не понял — с чего уехала, куда, а главное — когда успела. Ну да это ее дела. А вот то что в школе она вела треть предметов и теперь это делать некому, уже наши дела. Так что не переживай, сильно ты по учебе не отстанешь. Вопрос же куда тебе теперь — он посложнее будет. Натальи нет, Андрей хоть и дома, а все еще нездоров. По дому он справляется, но, если туда решишь — на тебя тоже немало ляжет. Сама-то что думаешь? В деревню поедешь, или у Светы поживешь? Унее, конечно, тесновато, детишки подросли, но думаю, мы с тобой в одной комнатке уживемся?

— Уживемся, бабушка Агата. Только мне лучше в деревню. Я там уже привыкла, там теперь мой дом, да и дяде помогу.

— В деревню, так в деревню, но, если что неладно будет — звони, место для тебя есть.

Так и вышло, что в день выписки Лельку забрал Олег, и вскоре девочка оказалась дома.

Осень уже вовсю хозяйничала в лесах, но лесные жители еще не попрятались на зиму. Звери и птицы, под хозяйским присмотром дядьки Ермолая, готовились к долгой зиме. На ставшую родной опушку Лелька отправилась уже на следующий день. Ей было очень нужно узнать, что скрывается за загадочной фразой берегини «Ты поспешила». Идеи-то у нее были, но очень хотелось бы получить подтверждение.

Подтверждение она получила, вот только оказалось оно не особо приятным.

— Тебе было сказано, — вещал леший, — что у ведуний искра связана с женским естеством. Только женщина, способная выносить и родить дитя, может удержать в себе эту силу без вреда для мира. Ты что же думаешь, это игрушка? На себя посмотри, что ничего такого с тобой не творится?

— Творится, — уныло подтвердила Лелька.

— Я тебя предупреждал, что я не нянька тебе, не гожусь девиц воспитывать, а после Полозового огня мне и корысти в тебе никакой нет.

— Значит было что Полозу выжигать?

— Знамо было, — не смутился дядька Ермолай.

— Я же вам доверяла, за что вы меня так?

— Вот же, неумные вы, люди, все-таки. Сколь раз тебе было говорено, что у каждого свой интерес. Сперва свой, а чужой потом, ежели время да силы останутся. Моего интереса в тебе теперь нет. Из леса я тебя не погоню, врагом не стану, даже полянки заветные не закрою, все-таки ты немало добра сделала, и я это помню. Но ежели ты не начнешь своей головой думать, то добра никому не будет.

— Что ж, лесной хозяин, спасибо за науку.

— Обиделась? Нешто я тебе что новое сказал?

— Не сказал, — слезы душили Лельку. Ей было так же больно как тогда, привязанной к грязному полу, после Сашкиных слов.

— Да что же за проклятье на мне такое! — сердито подумала девушка, смахивая соленые капли. — Никак не научусь понимать, что нет у меня друзей и родных, нет и не будет. — Мысли были горькими, как больничные таблетки.

— Лесной хозяин, так что, разъяснишь мне послание берегини, или тебе некогда?

— А и разъясню. И не из заботы о тебе, а из беспокойства о судьбе леса и деревни.

— Даже так? — удивилась ведунья, и душевная боль как-то попритихла в ожидании новых неприятностей.

— Искра в твоей крови — часть божественной силы, силы природы. А ты разве видала богов, что заботятся о чьем-то благополучии? Они стражи мира, а не каждой букашки. А природа добра аль нет? Сама ведаешь, в ней тоже благости мало. Волки о заячьем благе не радеют, гусеницы деревья не берегут. Или ты, или тебя. Вот и искра, что в некоторых человеках живет, такая же. Все равно ей что будет с тобой, с людьми вокруг. И спасает все только то, что у человека, носителя искры, есть душа и разум, которые эту искру и придерживают, чтобы, значит. дел не натворить.

— Так и у меня душа и разум есть.

— Есть-то есть, да только маловат он у тебя, да и душа пока не готова. Вон, как обиделась на меня, как волчок-годовичок на сучок, что ему шкурку попортил. А ведь это просто жизнь так устроена, и никто в этом не виноват. Ты из девки бабой стала, искра твоя развернулась во всю ширь, а держать тебе ее покуда нечем.

— И что же теперь будет? — Лельке стало жутковато, но всей глубины попадалова она еще не поняла. Однако леший ее в неведении не оставил.

— Ежели ты силу свою не удержишь, то много всего будет. Искре этой все одно, что творить, она мир под себя начнет перекраивать, и кто тут под руку подвернется, а кто спасется — никому неведомо.

— А со мной что будет?

— А тебя не будет больше. Тело останется, душа уйдет, а разум выгорит. И будет тело носить искру да чудесить, пока не остановят.

И тут Лелька испугалась по-настоящему. Даже нападение болотника и встречи с гостями из тумана ее так не пугали. Исчезнуть, перестать быть и одновременно оказаться причиной гибели множества людей и нелюдей — при одной мысли о подобном тело пробирал могильный холод, а разум пытался скрыться, спрятаться и исчезнуть.

— Ты что творишь! — вернул девушку в реальность вопль лешего.

Лелька открыла глаза (и когда она успела так зажмуриться?) и увидела вместо привычного мужичка натурального древесного монстра. И вот этот полукуст-полудерево с жуткими желтыми глазами, неожиданно перебил тот потусторонний страх. Девушка даже завизжать не успела, как вместо монстра перед ней оказался привычный дядька Ермолай.

— Ну и сильна ты. Думал все, конец мне, и меня разума лишишь. А безумный леший — хуже нет для леса. Теперь понимаешь, какая беда может случиться?

— Понимаю, — глухо ответила веда. — Вот только что делать не знаю. Не готовила меня жизнь к такому.

— Не готовила… — проворчал леший. — А делать понятно что. Видела как молодые звери по весне дурную силу в драках сливают? Да и у вас, людей, также. Работать твоя искра должна, истощаться. Только так ты ее удержишь. Думай, куда силу пустить, на добро ли, на зло. Пока снег не ляжет — приходи ко мне, подскажу что в лесу можно сделать. Вон, видишь полянку? На ней раньше травы редкие росли, а потом какие-то уроды костер развели, да все выжгли. Иди туда, руки в землю опусти, да пожелай земле добра и здоровья. Сразу может и не выйти, но как получится, тебе полегче станет.