Марина Дяченко - Авантюрист

– Никто…

– Ты предлагаешь его удавить?

Разговор заворачивал на четвертый круг.

А потом я расслабился. Танталь пережила тяжелое потрясение, неудивительно, что вещи представляются ей в карикатурно-мрачном свете; я ни с того ни с сего вспомнил старосту из поселка, круглоголового, с широкими дугами лысых бровей. Староста, выпив лишку, принимался болтать цветисто и безудержно; у него был взрослый сын, у сына была жена, и у самого старосты жена была тоже, злющая, вроде песка в глазу, и невестка страдала под самодурьим гнетом, и вот с некоторых пор староста начал замечать, что жена вроде как подобрела и сонная ходит… Невестка, когда ее загнали в угол, призналась, что опаивает свекровь сонными травами, но староста не наказал ее, напротив, согласился с таким положением вещей, только строго-настрого велел беречься и не отравить до смерти…

– Он все-таки человек? – спросил я в пространство. – Чонотакс? Он человек все же, хотя и маг?..

Пожалуй, это было лучшее из решений. Оно спасало нас от смертоубийства, оно должно было обезопасить госпожу Торию Солль… и, если верить нервной Танталь, весь мир в придачу. Господин маг, опоенный снотворным, бесчувственный, лишенный воли – и разом с тем магической силы…

И вот теперь я тащил через лес волокуши, и если память подвела меня и мы выбрали неправильное направление – с наступлением ночи сомнениям и раздумьям настанет логический конец, потому как явятся волки…

Танталь опять отстала. Алана брела рядом, сунув руки в муфту, – видимо, Танталь отказалась от помощи; я подошел к распростертому на волокушах телу и наклонился над бледным лицом господина мага.

– Черно… Мы правильно идем?

Молчание. Опущенные веки, страдальческая складка между голых бровей.

– Черно… Ты меня слышишь?

– Собака, – изменившимся голосом сказала Алана.

Я осекся.

В морозном воздухе отдавался далекий, многоголосый собачий лай.

Легко ли варить суп в кулаке? Хранить во рту смертельный яд, носить уголь за пазухой?

К ночи мы пришли на хутор, и наши денежки оказали магическое действие, да такое, что я на минуту ощутил себя настоящим колдуном. Нас приняли на постой, накормили, постелили постель и разогрели воды; я дал себе слово ни о чем не думать до утра. И заснул в объятиях Аланы, довольный, почти счастливый; и проснулся среди ночи, ближе к утру, в совершенной тьме.

За портьерой возилась, стонала сквозь зубы Танталь. Ей снились кошмары; ей снилось, как она бредет по Преддверью, а впереди маячит фигура, не вполне человеческая, исполинская фигура Стража, который одновременно и муж ее, Луар…

Алана тихонько сопела у меня над ухом; осторожно, боясь потревожить жену, я погладил укрытое одеялом плечо. Потом выбрался из постели, накинул на голое тело плащ, пробрался за портьеру. Танталь уже не стонала, но дышала тяжело.

Я постоял над ней, а потом, осторожничая и огибая углы, на ощупь двинулся в соседнюю комнату.

Эта комнатушка служила, вероятно, помещением для прислуги; теперь на топчане в углу лежал, укрытый собственной шубой, господин Чонотакс Оро. На ночь я крепко стянул ремнями его локти, запястья, колени и щиколотки; не скрою, в какой-то момент мне ясно вспомнилось подземелье с бочками и ржавые цепи на собственных руках. Поделом вору и мука…

Я остановился в дверях, прислушиваясь и не улавливая дыхания. Или маги не дышат?

Молнию нельзя запрячь в повозку. Волка нельзя прикормить пирожками; где та грань, за которой Черно Да Скоро может считаться безопасным? Безобидный Чонотакс – мертвый Чонотакс?..

Я переступил с ноги на ногу. Мы слишком самоуверенны; мы почему-то решили, что действительно можем убить его, пока он беспомощен. А если нет? Если права Алана и для такого убийства нам понадобится «магический предмет»? К чему тогда все эти моральные дилеммы, мы сохранили ему жизнь не из благородства, а просто потому, что не умеем ее отнять…

Взять сейчас ремешок, приставить к его беззащитному горлу…

Противно. Если он захрипит и отправится к праотцам, кем я буду в собственных глазах? Ночным душителем безоружных?!

Не говоря уже о том, что Приговор Судьи…

За портьерой слабо вскрикнула Танталь.

– Ты скотина, – тоскливо сказал я безоружному врагу. – Что, что с тобой делать?!

Веселые путешественники. Мужчина, две женщины и с ними – пороховая бочка в человеческом обличье. Ни бросить, ни взорвать.

А на другой день наступила весна. Мгновенная, беспощадная; жители хутора брались за головы, рассказывая о снесенных паводком плотинах и мостах, о затопленных низинах и прочем стихийном ущербе. По оплывающему снегу нам удалось добраться до соседнего поселка, а там путешествие выдохлось само собой, потому что уже на следующее утро дороги сделались совершенно непроходимыми.

Денег у нас было в достатке. Мы сняли лучшие комнаты в гостинице и навели справки о местных знахарках. Знахарок оказалось сразу три, и две из них величали себя «колдуньями»; пределом их колдовского искусства было умение излечить от запора. Все три, не сговариваясь, предложили мне один и тот же набор трав – вероятно, еще в незапамятные времена их бабки воровали друг у друга рецепты. «Снульник» – так назывался этот душистый сбор. «Только глядите, молодой господин, не перебрать бы – надолго заснете, не добудятся»…

Рецепт приготовления был прост. Не прибегая к помощи служанки, я заварил сонный сбор и процедил отвар через тряпицу – боюсь, что дурманящий дух растекся по всей гостинице.

Чонотакс не подавал признаков жизни. Зеркальце, поднесенное к губам, покрывалось испариной – и только. Из чайника с широким носиком я вливал в его приоткрытый рот ежедневную порцию «снульника» – от одного запаха можно было лишиться чувств.

– Не переборщи, – говорила Танталь сквозь зубы.

Распутица тем временем окончательно расквасила дороги, снег сходил, обнажая раскисшую глину. Разговорчивая хозяйка все чаще заговаривала со мной, расспрашивала, куда благородные господа держат путь и не нужен ли лекарь «тому господину, что из комнаты не выходит». Слуги уже поглядывали с любопытством; в гостинице сложно хранить тайны. Я запретил горничным прибирать в Чонотаксовой комнатушке, якобы затем, чтобы не беспокоить больного, но на самом деле боясь, как бы посторонний взгляд не наткнулся на ремни, которыми этот болезненный господин связан.

В комнатушке, где помещался господин маг, не было камина. Я заметил, что Танталь избегает вносить туда свечи и не разжигает огня в присутствии Чонотаксова безжизненного тела.

– Разве ему не все равно? – спросил я с долей сарказма.

Она не ответила.

Мы проторчали в гостинице почти две недели; и хозяйка, и слуги, и весь поселок опротивели нам до невозможности. Черно Да Скоро отсыпался – ежедневная порция снульника делала свое дело; когда любопытная служанка вопреки запрету сунула нос в его комнатушку, глазам ее предстало зрелище совершенно мирное – человек изможденный, конечно, и лысый, но зато спокойно спящий под покровом черной шубы. И служанка, удовлетворенная, понесла уже прочь пищу для новых пересудов – как вдруг по дороге ей встретился я, раздраженный, злой и беспощадный.