Рэй Карсон - Книга шипов и огня

Но сидящий рядом со мной Умберто напрягается, и его тихая ярость дает мне силы сказать:

— Я была очень рада получить ваше предложение, князь. Я уверена, что союз между вашими и моими людьми будет весьма выгодным.

— О? — Его губы изгибаются, как будто это была великолепная шутка, и он поднимает бровь невероятно знакомым движением. Должно быть, у Косме не было никаких проблем с доказательством его отцовства.

Стоящий за его плечом морщинистый человек остается невозмутимым.

— Разумеется, — продолжаю я еще более подозрительно. — Умения моего народа и ресурсы вашего дали бы Его Величеству необходимое ему преимущество для победы над Инвьернами.

Он драматично вздыхает.

— Боюсь, никакого союза не будет, так как не будет войны.

Бенито чуть не вскрикивает. Мои ладони сжимаются в кулаки.

— Что вы имеете в виду?

— Я заключил сделку о мире. — Его голос звенит от гордости. — Тысячи жизней будут спасены.

Умберто качает головой.

— Инвьерны сожгут ваш город дотла, — резко говорит он. — Вне зависимости от того, что они вам пообещали.

— Нет, нет, вы ошибаетесь, — говорит Тревиньо, получая преимущество. Его безвкусный амулет скользит на цепи, шурша, подобно шепоту, и я вздрагиваю от горячего ответа Божественного камня.

— Я обнаружил, что они весьма разумны. С ними приятно иметь дело. Как раз вчера я получил от своего посла известие, что отравление распространилось по их лагерю. Они подумали, что я спровоцировал этот вопиющий акт войны. Я уверил их, что это не так. Тогда посол предположил, что за него ответственен Мальфицио. Каково же было мое удивление увидеть вас у себя на пороге на следующее же утро!

Теперь он расхаживает по кабинету, красный с золотом плащ развевается вокруг его лодыжек, открывая кинжалы на голенищах сапог.

— Все, что я должен сделать, чтобы сохранить свой город и народ в целости, это выдать вас им. Мне жаль, но ведь мир стоит того, не так ли?

Он оборачивается ко мне и наклоняется так, что его нос оказывается на расстоянии ладони от моего лица.

— Так что, миледи, вы расскажете мне, где находится ваш секретный лагерь.

Я сглатываю, отчаянно пытаясь придумать какую-нибудь умную стратегию, выдать какую-нибудь блестящую риторику, которая если не спасет нас, то хотя бы выиграет время.

— Я никогда не скажу вам этого, — вот и все, что я умудряюсь ответить.

Князь отступает и пожимает плечами.

— Скажете. Затем вы будете отправлены в лагерь Инвьернов, как показатель честности. По какой-то причине они отчаянно желают заполучить вас.

Он щелкает пальцами одному их охранников. Тяжелая рука ложится на мое плечо, и пальцы впиваются в кожу под ключицей.

— Нет! — Умберто вскакивает. — Берите меня. Я — настоящий лидер Мальфицио. Девушка только приманка.

Воздух в моих легких превращается в тяжелый камень. Нет, Умберто. Пожалуйста, не надо. Я качаю головой, надеясь поймать его взгляд, но он неотрывно смотрит на князя.

Тревиньо обращается к морщинистому человеку, в его глазах виден вопрос.

— Он лжет, — говорит человек. — Она — предводитель. И Носитель. Я сразу почувствовал ее камень. Мальчишка — ничто.

Священник! Оба они смотрят на Умберто, как два голодных койота, примеривающихся к сочному зайцу.

Ужас сворачивается у меня в животе.

Лицо Умберто застывает маской страха, но она тут же сменяется выражением смирения. Он поворачивается ко мне, смотрит на меня неподвижно глазами полными тепла, с такой смелой улыбкой на губах.

— Моя Элиза, — шепчет он. — Наверняка ты знаешь, как сильно я…

— Убить, — говорит Тревиньо.

— Нет! — Я вскакиваю, пытаясь закрыть его своим телом, но страж хватает его за волосы и оттягивает его голову назад.

Я тянусь к нему, а сверкающая сталь ложится ему на горло. Плоть мягко раскрывается в алой улыбке.

Он падает вперед, я подхватываю его. Несмотря на судороги и всхлипывание горла, он обнимает меня, яростно прижимает к себе. Задыхаясь, он что-то говорит. Мое имя. Он пытается произнести мое имя.

Ноги Умберто подкашиваются, и мы вместе падаем на ковер. Я прячу лицо в его волосах, а он словно тонет во мне. Руки, лежащие на моей талии, слабеют. Слишком поздно я шепчу: «Я люблю тебя».

Я могла бы держать его вечно, но чужие руки хватают его и вытаскивают из моих объятий. Я остаюсь сидеть на полу, глядя на то, как они тащат его обмякшее тело. Его глаза все еще широко распахнуты, но мальчик, которого я знала, в них больше не живет.

Я слышу плачущий звук. Высокий, дикий. Я понимаю, что это я.

Меня поднимают на ноги, подхватив подмышки. Передо мной стоит князь. Я бросаюсь на него. Охранник дергает меня назад, я нападаю и на него тоже, но я слишком слаба. В один момент мои руки оказываются привязаны к телу, и я снова предстаю лицом к лицу с князем. У Тревиньо на щеке брызги крови, полоска капель изгибается вверх к брови. Я понимаю: это с моих волос. Когда я развернулась.

Вполголоса он говорит:

— Ты расскажешь мне все о Мальфицио. Каждый день твоего молчания будет стоить жизни одному из твоих друзей. Я пошлю за тобой завтра днем. Если ты будешь молчать, этот мальчик умрет.

Бенито. Я и забыла, что он здесь.

Стража тащит нас по коридору обратно в комнату. У меня нет сил. Нет решения. Нет даже ярости. Горе так велико, что кажется, я захлебнусь в нем.

Остальные понимают все, как только охранник открывает дверь. Они видят, что Умберто не вернулся, видят мои волосы и костюм, испачканный кровью, уже успевшей остыть.

Кроме Косме, которая спрашивает:

— Что случилось? Где Умберто?

Дверь грохочет, нас снова запирают.

Я не могу говорить. Меня слишком сильно трясет. Острая боль пронзает виски, отчего лица товарищей кажутся размытыми. О, Боже, Боже… Божественный камень отзывается теплом на мое горе.

Божественный камень.

Вот чего хотят Инвьерны. Не меня и даже не Мальфицио. Только камень в моем теле, чтобы завершить их гармоничную десятку.

— Мне нужен нож, — говорю я.

Они глядят на меня.

— Нож! — кричу я. — Что, ни у кого нет ножа?

Ко мне подходит Хакиан, его лицо темнее, чем когда-либо. Из ботинка он достает крошечное лезвие, длиной не больше моего указательного пальца, и подает мне его ручкой вперед. Он делает шаг назад и скрещивает руки на груди, глядя на меня с немым вопросом.

Я срываю с себя кожаный жилет и задираю нижнюю рубашку, обнажая живот, напряженный и мигающий синим огнем.

— Что ты делаешь? — спрашивает кто-то.

Я втыкаю нож в пупок, в место, где кожа накрывает вживленный камень. Я погружаю лезвие глубже, ощущая твердую поверхность камня. Невероятная боль пронзает мой живот, опускается в ягодицы, у меня перехватывает дыхание. Она как молния, быстрая и огненная. Но это ничто по сравнению с моим несчастьем, так что я запускаю нож еще глубже и пытаюсь им как рычагом вытащить камень. Кровь стекает на мои брюки, смешиваясь с кровью Умберто. Но Божественный камень не двигается с места. Я пытаюсь помочь себе пальцем, но не могу хорошенько ухватить. Я стараюсь, двигая ножом в обратном направлении. Боль слишком сильна. Я слабею, я больше не чувствую ног.