Рэй Карсон - Книга шипов и огня

Поток свежего теплого воздуха касается моего лица. Я выхожу на мощеную камнем улицу. Газовые лампы через равные промежутки льют бронзовый свет. Впереди толпа просителей смеется тем веселым легким смехом, который так часто следует за таинством боли. Я даже ближе ко входу, чем я думала.

«Благодарю, Господи, за этот чудесный город. Если на то будет воля Твоя, сохрани его от разрушения».

— Я снова чувствую его! — Мужской голос, отдаленный, но настойчивый. — Сюда!

Я приседаю, прячась за низкий куст, вьющийся по стене. Гибискус в цвету, говорит мне мое обоняние, и я стараюсь снова думать о булочках. Но Божественный камень сохраняет активность, как если бы я все еще молилась.

Я думаю об анимаге, его белых волосах и голубых глазах, о его кошачьей грации.

Божественный камень замерзает.

Петли скрипят, распахивается дверь, из которой я только что вышла. Мимо шлепают ноги, как минимум две пары, хоть я не решаюсь поднять голову, чтобы посмотреть.

— Я чувствовал его, — говорит один. — Клянусь.

Глаза, похожие на лед, амулет в длинной красивой руке сияет злым огнем.

— Я верю. Я тоже ощутил его. — Еще шаги. — А теперь ничего, хотя…

— Может, мы пошли не в том направлении?

Белоснежные одежды, лицо гладкое, как у ребенка…

— Может быть. — Но в голосе сомнение. — Давай посмотрим в спальне.

Они быстро уходят прочь, дверь закрывается, и я остаюсь сидеть скрючившись за кустом гибискуса, надеясь, что это не паутина щекочет мне нос. От облегчения я чуть не начинаю молиться.

Я сижу под аркой, пока не начинают болеть ноги и шея. Тогда я встаю, медленно и осторожно, и специально небрежно иду по улице к пансиону. Это самая длинная прогулка в моей жизни.

Я прихожу первой. Следующий час я провожу, наслаждаясь горячей молитвой за благополучие своих товарищей. Постепенно они просачиваются — сначала Мара, потом два наших лучника. Приходит Хакиан, усталый, но радостный. Карло, охотник, и его брат Бенито являются следом. Мы напряженно и долго ждем, прежде чем сияющее лицо Бертена появляется в дверях. И наконец, когда мы уже начинаем терять надежду, приходят Косме и Умберто, изможденные, но улыбающиеся.

Все десять из нас благополучно вернулись. И вполне успешно, судя по триумфальным лицам. Вместе мы начинаем смеяться и плакать, переполненные облегчением.

До финала еще далеко. Караван должен успешно достичь Инвьернов. Должно отравиться достаточно их солдат, чтобы они связали болезнь с поставленными князем продуктами и начали мстить. Мы поставили на князя.

И священники Басагуана ощутили присутствие Носителя.

Но сегодня мы празднуем наш маленький успех.

Глава 27

Прежде чем объявить князю о своем присутствии, мы выжидаем три дня, достаточное время для того, чтобы первые поставки достигли Инвьернов. Мы обсуждаем, как нам лучше представиться князю.

— Что, если мы заявим о себе публично? — спрашивает Мара.

Косме задумчиво кивает.

— Если мы сделаем это достоянием общественности, ему будет трудно нас арестовать или убить.

— Только поначалу, — говорю я. — Он сможет сделать это позже. Когда его двор отвернется в другую сторону.

— Поначалу — этого достаточно, — ухмыляется Косме. — Как только до него дойдет, что Инвьерны недовольны его поставками, для него будет слишком поздно.

— Так что мы удивим его в приемный час, — говорит Хакиан, покусывая губы. — Мы должны сделать это так, чтобы завоевать симпатию к нашему делу.

Умберто хмурится.

— Это не моя сфера. Я сын пастуха.

— А я просто повар в деревне, — поднимает руку Мара.

— В такие моменты, — замечает Косме, — принцессы приходятся как нельзя кстати.

Все, как один, смотрят на меня. Я слабо улыбаюсь, вспоминая разом все те дни, когда я пропускала придворные церемонии, надеясь, что Алодия все уладит.

— Экхм, ну, я думаю, что нам стоит устроить демонстрацию силы и уверенности.

Безопасное общее утверждение.

— Ты имеешь в виду, красиво одеться? — спрашивает Мара.

Почему я не подумала об этом?

— Да, именно.

— Мне надо поправить твои волосы, — добавляет Мара. — Так что это не так уж…

Я хмурюсь на нее.

— И нам надо найти тебе какую-то другую одежду, — заключает Косме.

На нее я тоже хмурюсь.

— Ненавижу корсеты, — бормочу я.

— Не корсет, — говорит Косме. — Кожаное платье, вроде того, что носят стражи. Может, плащ.

Мы не сможем войти вооруженные, но пустой колчан за спиной будет очень показателен. Пояс с мечом.

Я смотрю на нее во все глаза.

— Ты должна выглядеть как воин, Элиза. — Ее губы трепещут, она пытается сохранить серьезное выражение лица. — Ты должна произвести крайне сильное впечатление, чтобы князю было очень трудно избавиться от тебя.

Остальные наши компаньоны остаются в натянутом молчании.

— Делайте, что считаете нужным, — говорю я, подняв руки.

Княжеский дворец значительно меньше дворца Алехандро, но со вкусом выкрашен в пастельные тона и отделан плиткой со знакомым цветочным орнаментом. Мы пришли все, кроме Карло, который должен будет вернуться в Мальфицио, если ничего не услышит о нас в течение недели. Мы одеты в лучшие ткани, которые смогли достать за наши овчины и медяки. Мой кожаный костюм скрипит при каждом шаге. Он плотно облегает грудь, изгиб талии, бедра. Незакрытыми остались только руки и шея, но я чувствую себя обнаженной и уязвимой без моей привычной мешковатой одежды.

Другие просители держатся от нас на почтительном расстоянии. Я стараюсь увидеть своих товарищей глазами незнакомца. Все мы молоды, но наша кожа загорелая и обветренная, а волосы отбелены солнцем. Мы стоим прямо и твердо, потому что достаточно сильны, чтобы идти много дней подряд. Все еще радостные от успешной операции в монастыре, мои друзья отвечают на подозрительные взгляды с непоколебимой прохладой.

— Почему ты улыбаешься? — шепчет Умберто мне на ухо.

— Посмотри на нас. Мы выглядим более устрашающими и опасными, чем мы есть на самом деле.

— Косме и Мара прекрасно нас переодели, — улыбается он. — Но подумай об этом. Мы опасны; мы — Мальфицио.

Движение толпы продвигает нас на несколько шагов по коридору.

— Хорошо, что очередь быстро движется, — говорю я ему.

— И хорошо, что толпа позади лишает меня возможности сбежать, — отзывается он, полностью меня понимая.

— С тобой это гораздо проще, — говорю я.

Он не отвечает, только рассматривает мои глаза, губы, шею. В такой густой гудящей толпе мы практически в одиночестве.