Костёр и Саламандра. Книга третья - Максим Андреевич Далин
Зато оно настолько перепугало Индара, что он выцвел, стал еле заметен в дневном свете. Подрастерял силёнки — или отдал немалую их часть здешнему болоту.
Даже не пререкался особенно, лишь пробормотал что-то себе под нос об ужасных хранителях вод, любых вод — хоть бы и болот, хоть и морей. Даже вякнул что-то о «рыбоедах, готовых молиться любой луже», но я цыкнула на него, и он заткнулся.
Мы летели в тёплый вечер. Солнце, спускавшееся за лес, светило как-то особенно мягко, облака окрасились в цвета чайной розы и розовых мальв, но из лесной чащи уже выползали сумерки — и мне казалось, что здесь, в Перелесье, они сгущаются слишком быстро.
Я снова полулежала на спине Илька — и досадовала на себя. Я устала.
Я, живая девочка, среди неутомимых некромеханических бойцов, ужасно устала, у меня уже ломило всё тело даже в удобном седле Шкилета, я была голодна, я сделала пару глотков из нашей заветной фляги, но всё равно хотелось пить.
Хуже того: Дар жёг меня близкими опасностями, но всё равно лежал на дне души, жёг, как обжигают угли в костре. Я слегка остыла — и начала чувствовать: меня здорово вымотал обряд на хуторах. Дар и Предопределённость держали меня на плаву, но мне бы съесть кусок мяса и поспать, думала я. Хоть небольшой кусочек, хоть курятины. И поспать хоть чуть-чуть.
Мы взяли в лагере для меня галет и вяленого мяса, но я не могла себя заставить жевать сухое и солёное. Обычно любила вяленую говядину, но сейчас даже не полезла за ней в седельную сумку. Дар хотел свежего — и я чувствовала, что мне будет худо от соли.
Слабая, капризная, живая.
— Тяжело, леди Карла? — спросил Ильк.
— С чего ты взял… — проворчала я. Мне стало стыдно, и непонятно было, как он догадался.
— Пытаетесь устроиться удобнее, — сказал он. — Я чувствую. Даже мужчине, если живому, тяжело целый день в седле провести без опыта, я понимаю. Вы обопритесь на меня, как хотите, мне же не мешает совсем. И живому бы не мешало, а уж сейчас-то вы пушинка для нас со Шкилетом.
— Ты о нём, как о живой лошадке, — чуть усмехнулась я.
— Ну, я человек неучёный, леди Карла… так уж я чувствую. Шкилет — он нас с вами вывезет, вот увидите. Вы обопритесь, не смущайтесь.
— Спасибо, братишка, — сказала я и погладила его по плечу. — Спасибо.
И, кажется, я всё-таки чуть-чуть подремала. Вполглаза.
И очнулась от резкого ощущения сырого холода. Эскадрон влетел на узкую дорогу, с двух сторон сжатую тёмным лесом. Я вцепилась в плащ-палатку Илька изо всех сил. Вместе со мной проснулся Дар, полыхнул ужасом и близкими смертями так, что кровь прилила к щекам. Тяпка, которая тоже, кажется, дремала в торбе, проснулась, высунула голову и встряхнулась, мотая ушами. Занервничала.
В чаще уже чёрной водой стоял непроглядный ночной мрак, из лесной глубины несло ледяной погребной сыростью и тленом. На дороге было светлее: на западе догорала заря — и мы ехали прямо к ней. Над дорогой, сжатые вытянутым треугольником, ограниченным тёмными кронами, бледно светились золотистые небеса. Со спины наползала ночь.
Зато Индар здорово приободрился в сумерках. Он снова выглядел достаточно ярко. И осклабился, встретившись со мной взглядом:
— Выспалась? Скоро будем на месте, дивная леди. До портала рукой подать, и вас там наверняка ждут! Ждут! Твои кадавры — отличный, просто отличный экспериментальный матерьялец, дорогуша!
— Ага, — сказала я. — Момент истины наступает, Индар. Вот и поглядим, кто был прав, а кто ошибся.
Почему-то его это смутило. Он только скорчил презрительную мину и не счёл нужным ответить.
А я всё-таки залезла в седельную сумку, достала несколько полосок вяленого мяса и галету. И съела, держась одной рукой. Было очень неудобно, сухое и солёное застревало в горле, но я просто отчётливо почувствовала, что это надо. Просто надо. И съела, сколько смогла, а потом выпила немного воды.
И почувствовала себя бодрее.
— Последний ужин, — не выдержал Индар.
— Ещё поглядим, — фыркнула я и сунула обратно в сумку оставшийся кусок галеты.
— Там знают, что вы идёте, — сладко улыбнулся Индар. — Зна-ают, моя красавица!
— Да и пусть, — огрызнулась я. — Они и должны знать.
Индар не понял, поэтому только покрутил рукой в воздухе, мол, у дурных капитанов рында от ветра звякает. А я вдруг поняла…
То зарево, которое на глазах становилось из золотистого грязно-рыжим, даже почти коричневым, если только бывает коричневый свет, висело там, впереди, кидая отсветы на размазанные бурые облака. И это была не вечерняя заря.
Это было зарево портала.
Видимо, это понял и Майр, потому что приказал эскадрону перестроиться: фарфоровые бойцы пропускали вперёд наших полулошадей-огнемётчиков.
Уже не было ни малейшего смысла даже условно изображать скрытность — и костяшки засветили лампы-глаза. В свете этих ламп стали чётко видны и дорога, и придорожная канава, и кусты за ней, и чёрные лесные деревья.
— Наденьте каску, леди Карла, — сказал Ильк. — Вот-вот начнётся.
— Я забыла на хуторе, — сказала я, постаравшись сделать голос виноватым. — Ты не беспокойся…
Ильк не ответил, только выпрямился в седле — и я заметила, что рядом каким-то чудом снова оказался Гинли. У этих парней, похоже, был собственный тайный телеграф.
Над нами мелькнула неуклюжая тень — перепутать жруна с драконом было просто невозможно. Наши шуганули его залпом из винтовок, но жрун летел высоко и не собирался снижаться и атаковать: он сделал над лесом широкий круг и растворился в рыжем свечении. Разведка.
И Дар полыхнул во мне, как еле тлевший костёр, в который щедро плеснули горючки! Я поняла, что те, около портала, сейчас поднимут сторожевых полулошадей, крикнула: «Майр, внимание, где-то здесь полулошади!» — и Майр рявкнул:
— Внимание!
Но, кажется, наши товарищи-огнемётчики поняли или почуяли точнее и лучше, чем мы. Они рванули вперёд так дружно и так стремительно, что дорога и лес загудели от ударов копыт. Они и приняли первый, самый страшный удар.
Я почти ничего не увидела — и из-за спины Илька, и из-за того, что эта кошмарная бойня случилась не меньше чем шагах в пятистах от нас. Может, и больше: наши полулошади здорово оторвались. Я увидела только столбы и клубы бушующего огня, — стену огня, почти такого же ужасного, как драконий, — и небо почернело от дыма. Всё окутало дымной тьмой. Почти никаких звуков оттуда до нас не долетало, только довольно
