Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике

Я подошел к двум лошадям, взял поводья… Повел их.

Следом за мной шла принцесса, за ней покорно-пришибленно полз дракон.

Замыкал шествие Поэт, все еще выкрикивавший что-то про беду и победу.

Я глянул через плечо и попросил принцессу:

– Заткни ему глотку! Ну, никакой же возможности нет!

Мельком я увидел ее лицо, перекошенное от страха.

Она боялась меня.

Меня, своего спасителя.

А потом я увидел облако пыли и торчащие из этого облака пики.

– Вам не холодно? – с запоздалой вежливостью спросил я принцессу просто потому, что мне хотелось кого-то о чем-то спросить, чтобы не оставаться один на один с этими наставленными на тебя, несущимися издали в облаке грохочущей пыли пиками.

Принцесса молчала. И Поэт замолчал тоже.

Слышно было только жалобное шипение дракона.

Еще – грохот копыт.

Рыцари застопорили ход своих коней у самой драконовой морды, так что мне довелось испытать немало неприятных минут.

Кони знали то, чего не знали люди: это сипящее, хрипящее чудовище не опаснее какой-нибудь каракатицы.

Раздуйте каракатицу до размера горы – и она будет так же ужасна, ее будет трудно раздавить, но убить труда не составит.

Рыцарям удалось сдержать коней.

Дракон задрал голову и, морщась, как морщится брезгливый и сильный человек от унизительной пытки, харкнул в рыцарскую компанию сгустком зелено-красной слюны.

Рыцари натянули поводья.

В наступившей тишине стали слышны астматическое дыхание дракона, фырканье и перетоптывание лошадей, равнодушный посвист жаворонка, всхлипывание принцессы и еще вопли Поэта.

Когда ангелы, – надрывался Поэт, – устают летать, они сдают свои крылья на сохрание Богу и спускаются на землю без крыльев по невидимой лестнице, они дремлют в деревьях, камнях и лягушках, набираются сил для новых полетов.

– Заткни его, – попросил я принцессу, он помог мне выдернуть клык, но…

– Вздрог – вдркг – друг, гром – гроб – сук, гроб – горб – груб, гриб – рук – мук… – орал Поэт.

Дракон принялся давиться и кашлять, как не похмелившийся алкоголик.

Один из рыцарей наудачу швырнул копье.

К счастью, он бросал в меня, а не в дракона. И рука у него дрожала. Копье вонзилось у самых моих ног. Конь нагнулся, понюхал копье, презрительно фыркнул и коротко игогокнул.

– Друзья, – начал я, – прекрасно вас понимаю, приказ есть приказ, но чего-то вы не учли. Вот – дракон, – я указал на бессильную гору живого страдающего мяса со слезящимися глазками пьющего философа, – он не убит, а покорен мною. Вы убьете меня – и он убьет вас. Верно?

Дракон, давясь, выхрипнул еще один сгусток красно-зеленой слюны.

Поэт перешел на бормотание, а потом завизжал, как резаный:

– Прочти причту притчу и ответь на вопрос: отчего блеск так похож на лязг?

Не оттого ль, что бляск так похож на лееезг!

Вот этого рыцари не выдержали, они умчались с грохотом хорошего товарняка.

– Ну, – сказал я принцессе, – Кэт, ты успокоилась?

Принцесса шмыгнула носом:

– Успокоишься тут… – она кивнула в сторону Поэта.

Тот и впрямь что-то разошелся.

Я повернулся к нему и сказал:

– Чем орать, пошел бы и принес даме платье…

К моему удивлению, Поэт довольно швыдко побежал за платьем принцессы.

Я меж тем устроился у самых лап дракона, у когтей, вминающихся в землю, и принялся вызывать Контору.

Провозился я довольно долго. Поэт успел приволочь платье, а принцесса – одеться. (Белое платье превратилось в серое тряпье, что, в общем-то, гармонировало с перемазанной в грязи Кэт.)

Кони отошли пощипать травку подальше.

– О, рев вер, – доносилось до меня восторженное токование, – о, веер верований…

Я ловил позывные Конторы.

Я расслышал голос, доносящийся из приемника.

– Жак! – заорал я.

– Джек? – услышал я голос Георгия Алоисовича. – Что у тебя?

– Да у меня-то хорошо, – озлился я, – я никак на Контору выйти не могу…

– Убил? Уже убил? – с восхищением выдохнулось, выщелкнулось из приемника.

Лапа дракона чуть заколебалась, словно бы опоре фундамента вздумалось проверить прочность почвы.

– Лучше, – сказал я. – выдернул клык.

– Ох, ты…

– Я до Конторы добраться не могу, – снова пожаловался я.

– Еще бы ты добрался, – объяснил мне Георгий, – у них сегодня праздник…

– Праздник? – подивился я и даже оперся о драконову лапу.

Дракон не пошевелился.

Принцесса и Поэт меж тем уселись на травке рядком и ладком.

Поэт откровенно охмурял принцессу.

– Ну да, – Георгий Алоисович, кажется, был удивлен моей неосведомленностью, – у Гризельды день рождения. Сорок лет в Конторе – и не ожабиться…

– Вот суки, – просто сказал я.

Дракон склонил голову и принялся через силу пощипывать травку. Он шевелил губами, как большая добрая зеленая лошадь.

Я почти заорал в приемник:

– Георгий, голубчик! Я его в холл загоню. В холл, говорю, ракеты – загоню! Ага… Поместится, но пусть встречают… Лады? И еще, Жак там галочку поставил – пусть зачеркнет, прием? Да… Мне мало удовольствия читать себя в списках. Годится?

Георгий отозвался:

– Годится… Ты через полчасика подергай, поверти ручку… Отбой.

Я поднялся.

Поэт, не обинуясь, обнимал принцессу за талию.

– Пошли, – сказал я, – доведешь меня до огнедышащей горы – и привет. Тебе – налево, мне – направо.

Принцесса вскочила. Потянула за собой увлекшегося травкой дракона.

– Я с тобой, – сказала она.

Я обалдел. Это не предусматривалось никакими положениями.

– Нельзя, – сказал я, как говорят собаке, вздумавшей положить передние лапы к вам на колени, когда на вас – парадный костюм.

Кэт закусила нижнюю губу.

– Я только с тобой. Мне – страшно.

Я показал на дракона:

– Его я заберу. Тебе бояться нечего.

Кэт покачала головой:

– Я не боюсь дракона. Я боюсь людей.

"Вот не было печали", – подумал я и тут же обрадовался, сейчас Кэт была снова похожа на Мэлори, Мэлори, Мэ…

– Хорошо, – сказал я и добавил: – Я посоветуюсь с начальством.

Получилось – с королем. И я пояснил:

– Со своим королем.

Кэт не удивилась.

Она только спросила:

– Твоя страна – далеко?

Я ответил:

– Очень. Но мы доберемся до нее быстрее, чем до вашей столицы. Притом добраться-то мы туда доберемся, а вот обратно сюда уже не выберемся…

Кэт посмотрела на меня, как провинившаяся собака на строгого хозяина, и снова спросила:

– Ты… убьешь меня, а потом себя?.. Это ваш такой колдовской обычай?

Я обмер. В самом деле, я словно бы описал ей смерть. Очень далекое королевство, куда добраться можно очень скоро, а вот выбраться…

– Нет, – попытался я объяснить ей ситуацию, – если ты, действительно, хочешь со мной, то… это не смерть, это – другое… Видишь небо? На небе ночью – звезды.