Исход благодати (СИ) - Зеленжар О.

— Не стой столбом. Веди.

Асавин молча шагнул через порог. Среди нескольких сиротливых огоньков раздавался храп головорезов Френсиса. Отсюда налево и вниз по ступеням, прямо до крепко сколоченной двери. Асавин спустился по лестнице и замер с занесенным кулаком. Курт стоял на несколько ступеней выше, и нож теперь упиралсяЭльбрено промеж лопаток.

— Она чужого не пустит, — сказал блондин. — Не высовывайся.

— Какая еще «она»? — процедил рыжий.

— Увидишь.

Асавин предпочел промолчать про состояние имперца. Узнает — взбесится, кто знает, что натворит. Костяшки постучали по дереву. Громкий, но деликатный звук, словно сосед, зашедший в гости на рюмочку бренди. Тишина. Блондин негромко позвал:

— Дивника… Это Асавин. Пусти, хочу посмотреть, как там мой племянник. Пустишь?

Тихий шорох за дверью.

— Не отвлекай меня по пустякам…

— Извини. Да может тебе надо чего? Воды, например?

Главное, чтобы открыла дверь.

— Воды… — голос замолк. — Да есть еще… — снова молчание. — Хотя… Мне неловко просить… У тебя нет какой-нибудь еды?

Это прозвучало настолько жалобно, что Асавин не выдержал, улыбнувшись уголком рта. Стало даже совестно ее обманывать. Совсем чуть-чуть.

— У меня как раз с собой есть немного хлеба. Будешь?

— О, спасибо…

Щелкнул тяжелый засов, дверь отворилась, показывая лучик света и встрепанную женскую голову. Асавин тут же просунул ногу в образовавшуюся щель. Дивника, явно не ожидавшая такого маневра, попыталась дернуть дверь на себя, но поздно, блондин уже просунул и плечо.

— Прошу прощения, — он улыбнулся. — Как бы так сказать… У меня не было выбора.

— Шагай, — приказал мальчишка, ткнув ножом промеж лопаток.

— Что происходит? — пролепетала Дивника, отшатнувшись от двери. — Асавин?

Блондин прошел в погреб. Стены были заставлены пустыми покрытыми паутиной стеллажами, один из которых Дивника умудрилась придвинуть к двери. По углам лежали мешки с истлевшей гнилью и несколько свернутых в рулоны ковров, один из которых лежал прямо на полу. Попытка девушки обустроить домашний уют? Самым удивительным открытием было обнаружить покрытую пылью мраморную статую в человеческий рост, изображающую юношу с мечом. Топорная работа нового времени… Курт обошел Асавина сбоку, не прекращая угрожать ножом. Дивника прикрыла рот от страха.

— Господин Тьег! — вдруг закричал оранганец, рванув к лежащей на полу фигуре.

Нож вспорол дублет и рубаху, а под ними и кожу, обжигая одновременно огнем и холодом. Асавин вскрикнул от боли, зажимая рану. Курт этого даже не заметил. Он упал на колени перед похожим на восковую фигуру Тьегом. Рука рубийца была заново перевязана, на холстине проглядывались пятна подсыхающей крови. Кожа в бусинах испарины, нездорового желтого цвета в круге света масляного фонаря.

— Что с ним… Что вы с ним сделали? — сокрушался мальчишка, касаясь безвольной ладони Тьега.

— Черт… — прошипел Асавин, запирая дверь — Да за что мне это все…

— Отвечайте, что вы с ним сделали! — зло повторил Курт, обернувшись к блондину, узкоглазое лицо сморщилось от злости.

— Ничего я ему не сделал, — огрызнулся блондин. — Ранен в бою… Дивника может подтвердить. Да, милая?

Девушка скрестила руки на груди. Куда только делся испуг?

— Так, — строго сказала она. — Племянник твой, говоришь? Да?

— Да хрен там был, — зло отозвался Курт. — Верьте больше этому ублюдку.

— Чуть-чуть солгал, но для его же пользы, — Эльбрено кивнул в сторону больного. — От него бы живого места не осталось, узнай Висельники, кто он и откуда…

— Да на нем и так нет живого места! — вскинулся рыжий, и Дивника хлопнула его по лбу, да так, что он присел, вытаращив глаза.

— Чего кричишь? — строго выговорила она. — Всех бандитов перебудишь, да и ему, — девушка кивнула на Тьега, — нужен покой. А ты, — она сердито посмотрела на Асавина, — иди-ка сюда. Истечешь еще кровью…

Курт, заметно успокоившись, опустился на колени рядом с бессознательным хозяином и склонил голову в позе, которую Асавин мог бы описать как виноватую. В такой молились грешники на полотнах Амелькаро, прося у Благого искупления. Какого искупления хотел Курт? Асавин расстегнул дублет и потянул окровавленную рубашку через голову, поморщившись, когда шершавый лен задел края раны. Дивника наклонилась, слегка касаясь его кожи. У нее были теплые и невероятно изящные руки, тонкие кисти, длинные точеные пальчики, да еще и такие белые, словно у фарфоровой статуэтки.

— Неглубокая, просто царапина. Надо зашить… — пробормотала она.

— Я что же тебе, рубаха? — с улыбкой спросил Эльбрено. — Заплатку, может, на меня поставишь?

Она подняла голову, и Асавин, наконец, рассмотрел ее лицо. Бледное, усталое, изможденное.

— Зашить или прижечь, — продолжила девушка. — Только прижечь мне нечем, огня чуть, — она кивнула на фонарь. — Или костер поможешь развести? Не хочешь — пеняй на себя.

“Да она сейчас с ног свалится”, - подумал Асавин. Стать женским рукоделием ему не улыбалось, несмотря на то, что он уже видел ловкую веридианку в деле.

— Давай-ка лучше без ваших причуд…

Вдохнув, Дивника согласно кивнула. Они собрали из деревянного мусора маленький костерок. Знал бы Френсис, что творится в его подвале! Асавина позабавила эта мысль, и он с улыбкой кивнул на разгоревшееся пламя, приглашая властвовать над раной. Через несколько минут он здорово пожалел о своем решении. Сначала Дивника смазала порез чем-то, пахнущим до рези в глазах, и весь бок обожгло как огнем, а затем приложилась раскаленным металлом, заставив Асавина шипеть и корчиться от боли.

— Стонешь, как барышня, — фыркнула веридианка, проверяя, хорошо ли запекся порез.

— Кто-то же в этой комнате должен быть барышней.

Как ярко вспыхнули ее щеки! Она вскинула голову, тряхнув золотой шевелюрой. Ни дать ни взять маленькая капризная кобылка. В глазах неподдельное возмущение. Асавин ответил ей смеющимся взглядом. Она и правда была похожа на героиню Амелькаро. Такая же бесхитростная и открытая, с приятным, но не привыкшим кокетничать личиком, и казалась бы скучной праведницей, не блести там, за этими бледно-голубыми глазами, какого-то таинственного огонька. Костры идей, пожары убеждений или отблески их маленького целительного пламени? Как любопытно.

Выражение ее лица вновь стало мягким.

— Не дергайся, иначе рана откроется, — сказала она, отматывая меру полотна для повязки.

Надо же, не накричала, не ответила колкостью на колкость, не состроила оскорбленную. Сколько на своем веку Асавин повидал благочестивых шлюх и благородных леди, способных дать фору самой падшей из женщин, но девушек, обладающих достоинством и терпением Всеблагого, можно было пересчитать на пальцах. Она праведница или это всего лишь хитрая личина, скрывающая червоточины на гладком спелом яблочке? Чем больше Асавин узнавал людей, тем яснее понимал, что они — менестрели безграничных подмостков. Каждый играет свою песенку, следуя амплуа. У кого банальный мотивчик, у кого цепляющий, а кто-то окружает себя аромат роз и туманом, превращая каждый день жизни в феерию. Какая песенка у этой с виду славной девушки?

Когда девушка закончила повязку, наложив на обугленную рану кашицу целебного снадобья, Асавин благодарно улыбнулся и кивнул на Тьега:

— Скажи лучше, что с ним?

Дивника сдвинула пшеничные бровки.

— Не скрою, все плохо. Я удалила гниющую плоть, вычистила рану от гноя, отворила порченую кровь, но не ясно, помогло ли. Спустила на него почти все снадобья, и этого оказалось мало.

— Какие снадобья? — вклинился Курт. — Скажите, и я тотчас принесу.

Девушка слабо улыбнулась:

— Веридианские, такие в аптеке не купишь, а до ближайшего храма долгий путь.

Оранганец неожиданно кивнул:

— Знаю, но за седмицу можно управиться. Вам ведь нужен экстракт плесени?

— Да! — удивленно кивнула девушка. — Ты изучал веридаинскую медицину?

Рыжий отвернулся:

— Просто знаю. Я отправлюсь в храм и добуду, что вам необходимо.