Ерофей Трофимов - Поступь Слейпнира

Им ещё предстояло найти подходящее место для зимовки и приготовить к ней корабль. На очередном совете было решено отправиться на остров кельтов. Услышав это решение, Вадим усмехнулся и, вздохнув, тихо прошептал:

— Erin go bragh [гэльск. — Ирландия на все времена].

Он и сам не помнил, где подцепил эту фразу, но сейчас она казалась ему очень к месту. Понимая, что спорить в данной ситуации просто глупо, а пытаться оставаться в Новгороде опасно, он промолчал, принимая решение совета как очередное испытание.

…К его удивлению, проходя мимо родных берегов, северяне вдруг как-то притихли, то и дело бросая быстрые взгляды в сторону темнеющих вдали скал. Сообразив, что именно они чувствуют, Вадим медленно прошёлся вдоль ряда банок и, присев рядом с кормчим, тихо спросил:

— Мечтаете вернуться обратно?

— Там наша родина, брат, — вздохнул в ответ кормчий. — Откровенно говоря, я думал, ты останешься в Новгороде. Ведь это твоя земля. Земля россов.

— Не совсем, — с грустной улыбкой покачал головой Вадим. — Всё дело в том, что моего родного города ещё не существует. Его построят на много позже. Мы проплывали мимо тех мест, когда заходили к чухонцам за мехами.

— Но ведь ты не чухонец, — не понял Юрген.

— Да, я росс. Но там, в моём времени, эти места отойдут моему государству, и построят город, в котором на свет появлюсь и я сам. Знаешь, странно говорить о самом себе в будущем времени. Кажется, что рассказываешь странную сказку, в которой вдруг оказался.

— Тяжело тебе, брат? — с грустной улыбкой спросил кормчий.

— Тяжело, — честно признался Вадим, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.

— Тогда ты поймёшь нас, — задумчиво кивнул Юрген.

— Вся беда в том, что у вас есть надежда однажды вернуться. А у меня даже надежды такой нет, — вздохнул Вадим и до хруста сжал зубы, чтобы не закричать от боли.

Словно угадав его состояние, Юрген хлопнул парня по колену и, сжав пальцы, твёрдо ответил:

— Я знаю, что это не твоё время и тебе очень плохо. Но ты не один, брат. Что бы ни случилось, просто помни — здесь ты не один.

— Что вам до меня? — тихо спросил Вадим. — У вас и так хватает проблем, чтобы ещё со мной возиться.

— Ну это ещё как посмотреть, кто с кем возится. За те полгода, что находишься на «Акуле», ты успел спасти четверть этих головорезов. И от смерти, и от более страшной участи — стать калеками. Почти все они носят на себе шрамы от ран, заштопанных твоей иглой. Про твои придумки я уже и не говорю. Так что ты и вправду стал для всех нас чем-то вроде живого талисмана, — усмехнулся Юрген.

— Живой талисман, — задумчиво вздохнул Вадим, вспомнив один эпизод из своего времени, связанный с этим словом.

Во время войны в Корее американские пехотинцы придумали себе живой талисман. Они подбирали корейского ребёнка, ставшего сиротой, и делали его слугой за всё. Бывали случаи, когда очередное только что прибывшее в Корею подразделение, не найдя сироту, запросто выходило из положения. Солдаты просто убивали родителей, забирая у них ребёнка.

Несмотря на все утверждения Пентагона о том, что это выдумки, вышло всё по поговорке, шила в мешке не утаишь. О том, что это правда, стало известно широкой общественности после того, как в одном из альбомов известного в семидесятые годы датского карикатуриста Херлуфа Бидструпа был опубликован шарж на одного из таких бойцов. Исходя из подобных аналогий, сам Вадим предпочёл бы более подходящее слово из английского языка.

Wampum [англ. — ожерелье, амулет из морских раковин от сглаза у народов Полинезии]. To, что английские моряки перевели для себя как палочка-выручалочка. Улыбнувшись собственным мыслям, Вадим повернулся к Юргену и задумчиво спросил:

— Вы хоть знаете, где собираетесь проводить зиму?

— А сам-то как думаешь? — неожиданно прищурился кормчий.

— Ну, судя по всему, у тебя или у старого лиса где-то есть подходящий сарайчик, в который можно поселить такую кучу народу, — подумав, ответил Вадим.

— Почти угадал, — усмехнулся кормчий. — Есть одно местечко, куда мы регулярно заходили, чтобы починить корабль и просто передохнуть после шторма. В тех местах есть три очень красивых озера, в которых полно рыбы. Там можно рыбачить даже зимой.

— Погоди, это место случайно называется не Килларни? — удивлённо спросил Вадим, быстро припоминая географию острова.

— Ты знаешь о нём? — удивился Юрген.

— Оно просуществует до наших времён, — грустно улыбнулся Вадим, восстанавливая в памяти рассказы инструкторов.

Килларни — город и группа из трёх озёр на юго-западе Ирландии — действительно просуществовали до двадцатого века. Только теперь Вадим вдруг понял, какая древняя это земля. Куда ни кинь, везде наткнёшься на что-то, что дожило до его времён. А самое смешное, что многое из уже ему известного ещё даже не построили. Неожиданно кормчий, понизив голос почти до шёпота, сказал:

— Знаешь, все парни оценили то, что ты остался с нами. Скажу тебе честно, многие думали, что ты останешься в Новгороде. Даже Свейн.

— Он до сих пор не доверяет мне? — удивился Вадим.

— Доверие — это одно, а родные места — это другое. Ведь если разобраться, что тебе до северных варваров, ставших изгоями?

— Хотя бы то, что они спасли меня от смерти, подобрав на пустом берегу.

— И что? Мы спасли тебя, и ты честно отплатил нам, помогая в торговле и боях. Даже помог вернуть нам «Акулу». А зов родных мест бывает сильнее объятий любимой женщины, — философски заметил Юрген.

— Я уже сказал, это не мои места, — вздохнул Вадим.

— В любом случае мы рады, что ты с нами, — усмехнулся кормчий.

— Откровенно говоря, я тоже, — неожиданно для самого себя признался Вадим.

Он вдруг понял, что действительно рад этому. Как бы ни смешно это звучало, но он действительно сроднился с этими головорезами. Рядом с варварами ему было легко и спокойно. Здесь не было интриг и подковёрных игр. Всё просто и открыто. Либо ты воин, и тогда тебя уважают, либо ты трус, и с тобой не желают иметь дела. Во всяком случае на этом корабле было именно так.

Юрген долго молчал, глядя в серый горизонт. Потом, поднявшись, мрачно сказал:

— Похоже, спокойного плавания не получится.

— Что случилось? — моментально насторожился Вадим.

— Шторм идёт, — коротко ответил кормчий и, набрав полную грудь воздуха, громко заорал:

— Спустить парус! Все на вёсла! Шевелитесь, акулий корм! Шторм идёт!

Его неожиданный рёв заставил расслабившихся воинов вздрогнуть и дружно оглянуться на горизонт. О чём-то говоривший с Рольфом Свейн подскочил так, словно его ткнули шилом в зад и, развернувшись к кормчему, выругался: