Тринадцать жертв (СИ) - "Lillita"

Сад был действительно красивым местом. Больше всего им занималась именно Гленда, потому что любила цветы и яркие краски. Также к нему прикладывал руку Мейлир, как главный ценитель красоты и жизни, и ещё помогали близнецы. С инициативы Лауге, который видел, как это место радовало Гленду, и потому захотел помочь его сохранить.

Он остался в стороне, в тени, решив с расстояния наблюдать за Глендой, которая кружилась среди цветов и любовалась ими. Её лёгкое светлое платьице и как всегда заплетённые в косички светлые волосы были такими яркими на солнце, что даже немного слепили. Но ещё ослепительнее была улыбка. Хранительница просто искренне радовалась новому дню, свежему ветерку, бескрайнему небу и пёстрым цветам.

— Эй, Лауге, иди сюда, составь компанию! — неожиданно позвала его Гленда.

Лауге растерялся, смутился. Он совсем не вписывался в эту светлую и радостную картину — слишком мрачный на вид и пессимистичный. Правда часто бывает несовместимой с надеждой. Чёрное с белым противоположны. Нет, ему определённо не стоило быть рядом. Он ведь всё испортит!

— Что-то не так? — Гленда подошла ближе, озадаченная молчанием. — Не похоже… О, думаю, мне стоит тогда задать вопрос иначе. Хочешь побыть со мной?

— Да, — ответил Лауге быстрее, чем придумал способ избежать честного признания.

— Тогда пошли. Никогда не знаешь, когда ещё погода будет так располагать к прогулкам. Тебе тоже нужно развеяться.

Она схватила Лауге за руку и потянула за собой. Смотря на спину Гленды, он вспомнил о крыльях — знание о них снова не давало покоя. Только теперь это перекликалось с какими-то порывами из прошлого. Словно раньше он (он ли?) пытался что-то узнать, понять, докопаться до истины. А истина ускользала, улетала, как бабочка. Или же как птица? Да, птица…

«А ведь правда оказалась так близко», — с усмешкой подумал Лауге.

Посчитав, что они зашли достаточно далеко, Гленда отпустила его. Теперь они просто шли рядом, и так было гораздо спокойнее. По крайней мере для Лауге, потому что он не смог бы с такой же лёгкостью схватить Гленду за руку и продолжать держать. Он слишком нервничал и ещё больше опасался, что его раскроют. В такие моменты Лауге завидовал Исааку.

— А знаешь, я очень рада тем дням, которые могу проводить в саду. Думаю, так я компенсирую то время, что должна была проводить дома.

— Ты мало гуляла в детстве?

— Да, с долгими прогулками были сложности, но я очень любила те дни, когда меня отпускали с братом на луг. — Гленда покружилась и взмахнула рукой, с которой сорвалась бабочка. — Там водились точно такие же бабочки. Это было очень красиво. Мне всегда хотелось кружиться среди них, словно это вальс с феями. Правда, Ос… Эрл очень уж беспокоился обо мне, так что кружил, держа на руках. Думаю, так даже лучше, ведь он высокий, и это было очень захватывающе.

— Ты скучаешь по тем дням? — спросил Лауге, заметив оттенок печали в мечтательном выражении, с которым Гленда рассказывала о прошлом. — Ведь Эрланн этого не помнит, а ты считаешь, что это довольно глупое и несущественное воспоминание. Стесняешься попросить покружить как раньше.

— Ты как всегда прав и наблюдателен! Да, как бы мне ни хотелось, но я не попрошу Эрла о таком. Вдруг я поставлю его в неловкое положение? Он не захочет заниматься такими глупостями? Я понимаю, что ему такое ребячество не навеет хороших воспоминаний.

— Уверен, он бы с радостью это сделал, если бы знал, что тебя это порадует, — заверил Лауге.

Гленда улыбнулась и развела руками. Да, она тоже так считала, но решительности ей всё равно не хватало. Делать что-то для себя бывает сложнее, чем для других.

Дальше они пошли к пруду. Лауге решил поинтересоваться, что происходит с бабочками, которых создавала Гленда, ведь зачастую она отпускала их в свободный полёт. Продумывала ли она их дальнейшую судьбу? Или они просто порхали некоторое время и исчезали? Оказалось, что у каждой отпущенной бабочки была цель: найти человека, которому это будет нужно, и передать ему немного надежды. Только после этого бабочка исчезала. Гленде это не доставляло проблем, так как она использовала силы только для их создания.

На пруду Гленда скакала по камням возле самого края. Она делала это достаточно ловко, но Лауге всё равно следил внимательно — он помнил, как часто, заигравшись, в пруд падала Дикра. В этом не было ничего страшного, но всё равно происшествие неприятное, ведь надо было идти менять одежду на сухую, развешивать мокрую. После такого игры обычно приходилось прекращать. С Дикрой было весело. С ней было проще, понятнее, но всё-таки она была большим ребёнком, а Гленда — маленьким взрослым.

Скользь!

Лауге чудом успел отреагировать и поймать Гленду. Он прижал её к себе и сделал несколько шагов от пруда, Гленда даже не успела осознать, что произошло. Они застыли: Гленда от непонимания, а Лауге от волнения. Ему следовало сразу отпустить хранительницу, а не притянуть её чуть сильнее, но не получалось. Не хотелось. Когда ещё выпадет такая возможность?

То есть, конечно, Гленда была из тех, кому не нужна была причина, чтобы кого-нибудь обнять. Если она знала, что собеседник не против, то могла просто подойти и обнять, лишь бы момент был подходящим. Однако Лауге таким не был, и столь сильное изменение в поведении выглядело бы слишком подозрительно. А Гленда в этих вещах достаточно наблюдательная, но если бы только она! Раскрываться другим тоже не хотелось, не хотелось видеть их реакцию, какой бы она ни была.

И особенно видеть жалостливые взгляды. Он не выбирал, в кого влюбляться, и сам понимал всю безнадёжность ситуации! Несмотря на сводничество, Гленда призналась, что по ощущениям сама ещё не «доросла» до той любви, не испытывала ничего кроме родственных или дружеских чувств. И ей было этого достаточно.

Иронично. Хранитель надежды лишала надежды.

В который раз Лауге подивился тому, какой маленькой она была. Макушкой Гленда даже не доставала ему до ключиц. Ей точно было хорошо слышно, как изменилось сердцебиение, но это можно было списать на быстроту и резкость случившегося. Гленда была очень худая, казалось, что случайным усилием её можно сломать. И кожа у неё была очень бледная, тонкая, любые повреждения на ней сразу бросались в глаза. Поэтому Гленде не удалось скрыть оцарапанную во время краснолуния руку, поэтому Лауге и расспросил её о случившемся.

Да, естественно, она мало гуляла. Наверняка же в детстве была ещё слабее и уязвимее. Её активность и весёлость одурачивали, но если внимательно присмотреться, становилось ясно, что Гленда не была здоровым ребёнком. Возможно, что и детство её в основном состояло из общения с братом — конечно, она была так сильно к нему привязана, что не могла отойти, даже когда он сильно изменился и потерял память.

Даже понимая разумом всю нелогичность, Лауге не мог не завидовать. Ему очень хотелось, чтобы однажды и он стал также дорог кому-нибудь. Нет… Не кому-нибудь, а именно ей. Но в нынешних условиях это невозможно.

— Лауге? — Гленда подняла голову, с недоумением и лёгким беспокойством заглянула ему в глаза. — Всё в порядке?

— Ох, да, извини, я задумался, — тут же ответил Лауге и отпустил её.

— Спасибо, что не дал упасть. Сегодня тепло, но всё равно было бы досадно промокнуть.

Гленда мило улыбнулась и не стала вдаваться в расспросы. По её реакции нельзя было сказать, догадалась ли она о чём-то, но Лауге был даже благодарен за это. Может, когда-нибудь он будет готов признаться, но сейчас было лучше давать себе надежду, хотя бы ложную, что его не раскрыли. Иметь возможность быть просто наблюдателем со стороны тоже неплохо.

Со временем всё могло измениться. А время у них, похоже, было.

Глава 29: Семейное затишье

Следующий день Хальдис проводила в компании Мейлира и Мейнир. Четырнадцать лет назад скверные обстоятельства разделили её с братом, а теперь им предстояло разойтись снова. Вероятно, что навсегда, ведь даже если Мейлир освободится от проклятья, ему не стоило отправляться в Кольнем. К его семье там относились неоднозначно, а Мейлир был не последним её представителем. Хальдис было проще, ведь она была ведьмой, а её мать — оттуда родом.