Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира
— Каттея, разве в тебе гнездится зло? Колдуньи часто проверяют свое душевное состояние, свои побуждения — они знают, сколько ловушек подстерегает тех, кто протягивает руки к колдовству. Ты долго жила среди колдуний, и твое нежелание остаться с ними происходило не от зла в тебе, а от того, что у тебя были другие, более прочные узы. А с тех пор, как ты покинула Эсткарп и оказалась в Эскоре, разве ты совершила или помышляла совершить какое-то зло?
Да слушала ли она меня? Она стояла, прикрыв лицо руками, но не прикасаясь к нему, словно боясь, что это уже не человеческая плоть.
— Нет, Каттея, в тебе нет зла, я никогда в это не поверю! А если так, то разве ты увидела сейчас свою внутреннюю сущность? Это только наваждение — те, кто обитают здесь, пользуются им на каждом шагу Тебя заколдовали, как и меня.
— Но Динзиль… — мысленно начала она.
— Он в своей стихии, он стал с нею един. Он сказал мне, что ты перестанешь быть чудовищем, когда станешь частью этого мира и орудием в его руках. Ты этого хочешь, Каттея?
Она дрожала всем своим приземистым отвратительным телом. Лицо ее постепенно исчезало, теряя черты, и я увидел безобразную голову с пустыми глазницами, принадлежавшую чудовищной плакальщице.
— Я чудовище… я погибла…
— Ты обитаешь в оболочке, которую тебе здесь навязали. Есть силы, способные сделать прекрасное отвратительным, а отвратительное прекрасным.
Теперь она, кажется, слушала. Медленно потянулась ко мне ее мысль:
— Чего ты хочешь от меня? Зачем ты пришел мучить меня воспоминаниями?
— Пойдем со мной!
— Куда?
И правда, куда? Можно было снова пересечь пространство, населенное цветовыми вспышками, пройти через пролом в стене из драгоценных камней, миновать плачущее чудовище. А куда потом? Смогу ли я найти выход из Башни? Я не был в этом уверен, и Каттея, почувствовав мою неуверенность, ухватилась за нее.
— Пойти с тобой? Когда я спрашиваю, куда, — тебе нечего ответить. Что же мы, по-твоему, будем делать, брат? Бродить здесь, где повсюду таятся опасности, которых ты и вообразить себе не можешь? Не сомневайся, Динзиль начнет нас искать.
— Где он сейчас?
— Где он сейчас? — взвизгнула она, передразнивая меня. — Ты боишься, что он явится сюда?
Потом она вдруг смягчилась, и между нами снова прошел прежний поток тепла.
— Кемок!
— Да?
— Кемок, что случилось с нами, со мной? — она говорила совсем как ребенок, сбитый с толку тем, что он видит и чувствует.
— Здешний мир чужд нам, Каттея, и стремится переделать нас по своему образу и подобию. Должен же быть какой-то выход отсюда... Ты не знаешь, где выход?
Голова, на которой почти исчезли черты ее лица, медленно повернулась, словно Каттея впервые огляделась вокруг:
— Я попала сюда…
— Как?
Я понимал, что нельзя слишком давить на нее, но если ей известна дверь Динзиля между мирами, и это не та дверь, через которую проник я, тогда у нас была надежда спастись.
— По-моему, — рука, которая еще была человеческой, неуверенно поднялась к голове. Каттея неуклюже повернулась к стене, завешанной гобеленом. — Вот здесь…
Она проковыляла к стене, взялась за край гобелена и приподняла его. В каменной поверхности горел пурпурно-красным светом какой-то знак. Я видел его впервые, хотя однажды встречал отдаленно похожий, и теперь понял, что передо мной знак такой силы, какую я не осмелился бы вызвать.
Я почувствовал, что мысли моей сестры сжались в какое-то слово. Я не успел остановить ее, знак в камне стал извиваться, словно отвратительная змея, ползущая по кругу. Я отвернулся, содрогаясь от омерзения, подавленный тем, что Каттея знает это слово. Затем каменные плиты расступились, и только горящие извивающиеся линии бежали и бежали, расплескивая на пол огонь лужей цвета тусклого расплавленного металла.
Я оттащил Каттею от лужи. Впереди зияла разверзшаяся бездна — такая же, как в той, первой Башне, через которую я попал сюда.
— Дверь открыта, — к Каттее вернулась ее холодная самоуверенность. — Иди, Кемок! Ради всего, что когда-то нас связывало, — иди!
Я стоял, обхватив Каттею за плечи лапой, на которой был заколдованный Орсией шарф, другой лапой сжимая рукоять меча. Каттея не успела вырваться — увлекая ее за Собой всем своим весом, я бросился вперед. Я не знал, действительно ли это дверь Динзиля, но это был единственный выход для нас обоих.
Мы падали… падали… Я отпустил Каттею. Мысль о том, что она со мной, я нес с собой в никуда.
Я очнулся оглушенный, чувствуя боль во всем теле. Я лежал ничком на холодном каменном полу. Приподняв голову, я огляделся. Здесь не было цветовых сполохов, я увидел мрачные каменные стены и подумал, что Динзиль каким-то образом снова заключил меня в темницу. Меч… где меч?
Слабый свет исходил от моей лапы… Лапы? Значит, мне не удалось выбраться из того мира. На меня навалилось безграничное отчаяние.
Но… Я с трудом приподнял голову повыше: лапа была в конце руки, человеческой руки! На руке возле локтя виднелся небольшой шрам, я помнил бой, в котором его получил.
Я поднялся на колени и окинул взглядом свое тело. Это было мое собственное человеческое тело, прикрытое остатками одежды. Но лапы… Я не сразу решился дотронуться ими до лица, боясь, что на него перейдет их скверна, хотя все еще не мог поверить, что больше не ношу на плечах жабью голову.
Позади меня во мраке что-то зашевелилось. Таща за собой меч, я на четвереньках подполз туда и увидел женское тело в одежде для верховой езды жительницы Долины. Тонкие нежные руки заканчивались бурыми лапами, еще более уродливыми, чем мои. Бурая голова, голая, гладкая — ни волос, ни лица, только глазные впадины. При моем приближении это жуткое подобие головы покачнулось, и глазницы уставились на меня.
— Каттея! — я потянулся к ней, но она отстранилась от меня. Только выставила вперед свои лапы, словно хотела подчеркнуть их чудовищный вид, а потом заслонилась ими.
Не знаю, что меня толкнуло, но я потянул за конец шарфа, обвязанного вокруг моей руки — он уже больше не был полосой света — и, сняв, протянул его Каттее.
Глазницы уставились на шарф. Потом Каттея выхватила его у меня и обмотала им голову, оставив лишь узкую щель для глазниц.
Я снова огляделся. Мы были или в Башне или в ее двойнике и сидели на полу возле спускающейся вниз крутой лестницы. Дверные проемы, ведущие в другие миры, были закрыты, но я решил, что надо поскорее уходить, и повернулся к сестре.
— Пойдем…
— Куда? — мысленно спросила она. — Куда я такая пойду, как я покажусь людям?
Я со страхом подумал: а что если мы действительно теперь навсегда останемся такими?
— Пойдем…
Я помог ей встать, мы друг за другом спустились по этой опасной лестнице и оказались у начала подземного коридора в основании кургана. Снова на мече выступили красные руны. Но я устремился вперед, увлекая за собой Каттею. Она шла молча, двигаясь как сомнамбула, не заботясь, куда она идет и зачем.
Мы вышли наружу в серый дождливый день. Перед нами лежала изборожденная колеями дорога.
Ум Каттеи не открывался мне, как ни старался я заинтересовать ее в нашем побеге. Между нами возник непроницаемый барьер. Я следил за мечом, но руны, погасшие, когда мы вышли из кургана, больше не вспыхивали. Мы спустились во впадину и поднялись по противоположному склону. Я окинул взглядом открывшуюся впереди местность, ища знакомые ориентиры. Точно, вон там я сразил чудовище — одного из стражей Черной Башни.
Голод, который я едва осознавал в том, другом мире, теперь стал мучительным, я вынул из поясной сумки корни, которые дала мне Орсия, и протянул один Каттее.
— Ешь, они вкусные… и хорошо сохранились, — сказал я.
Неожиданно она выбила корень у меня из рук, он покатился и исчез в трещине между камней. Нас по-прежнему разделяла стена отчужденности. Я так ненавидел Динзиля, что если бы он теперь стоял передо мной, я бросился бы на него, как дикий зверь, и разорвал на куски.
Каттея шла, спотыкаясь, я хотел поддержать ее, но она с силой оттолкнула меня. Я упал, а она, шатаясь, пошла назад к Башне…
Я догнал ее и повернул обратно, на этот раз у нее не хватило сил сопротивляться — я крепко держал ее, готовый к любой новой выходке.
Мы спускались по неровному склону. Местность была пустынная, нам не попадалось ни одного живого существа, и руны на мече не загорались. Мне показалось, я узнал кусты впереди, хотя теперь они не были окутаны туманом. Наконец мы достигли протока и подводного уступа, возле которого я расстался с Орсией. Я надеялся увидеть ее на том же месте ждущей меня и, когда ее не оказалось, ощутил волну разочарования.
— Зря ты понадеялся на водяную девчонку, мой глупый брат, — вонзилась мне в мозг жестокая мысль этой новой Каттеи. — Но ей повезло.