Николай Басов - Игра магий

И теперь она блаженствовала, распуская свое тело в горячей воде, лишь иногда пробуя использовать мочалку, чтобы прикосновения к ее ушибам и ранам не были слишком болезненными. Они, кстати, оказались хуже и тяжелее, чем ей показалось вначале. Правый локоть и оба плеча были разбиты до сплошного синюшного синяка, одно колено ныло так, что лучше бы ногу и вовсе оторвать и выбросить, если бы это помогло, а внутри, где-то под брюшиной, временами так здорово схватывало на вдохе, как бывает, когда-то она видела и такое, лишь при родах у женщин… Не иначе.

Впрочем, как бывает при родах, она не знала и надеялась, что не узнает. Рожать каких-то детей, а потом еще и заботиться о них, да еще неизвестно от кого — что и было всегдашней участью рабынь, — Нашке не то чтобы совсем не хотелось, это вызывало у нее брезгливый ужас, с которым в ее представлении ничто другое, даже увечье, не могло сравниться.

Первый голод она уже утолила, и ей захотелось как следует приложиться к кувшину с вином или небольшому стеклянному графинчику с крепкой и восхитительно холодной северной водкой, вот только она не была уверена — сумеет ли остановиться. А значит, она снова надерется, как последний грузчик в порту, и ничего не будет соображать… Притом что как раз соображать ей следовало очень точно, быстро и безошибочно. Иначе на самом деле завтра ее могли уже и схоронить. Вернее, могли поступить так, как поступали с бездомными бродягами, которых некому оплакивать и похороны которых никто не оплатит.

Вот тут-то и произошла удивительная штука, почти чудо, как она поняла позже, но лишь позже. А в тот-то момент она принялась хвататься за свою боевую дубинку, которую предусмотрительно прислонила к ванне, где плескалась, и одновременно судорожно думала, как бы добраться до своих кинжальчиков, которые кто-то мирно уложил на лавку у стены рядом со стопкой чистых простынок. Но до них было далеко, и Нашка решила даже не пытаться, а полагаться лишь на дубинку…

К ней в мыльню, как следовало называть это помещение, нимало не смущаясь, вошли… Кажется, первым вошел карлик, почти в полном вооружении, даже с легким топориком на плече. Почему-то Нашке он показался синим, и лицом, и руками, и даже что-то лазурное просвечивало сквозь его одежду, будто бы он светился этим цветом, как большая ходячая лампа. Интересно, что, когда она к нему пригляделась как следует, она ничего особенно-то синего в нем не заметила, но… В тот момент она могла бы в этом поклясться — он был изнутри весь голубой и синеватый, словно вымазался с головы до ног, до кончиков своей бороды синей краской, как делали воины перед смертельным боем где-то в высоких и далеких горах на севере. И еще, как было сказано, он почему-то казался светящимся изнутри…

За ним вошел восточный орк с какими-то сильными примесями в родословной, стройный, привыкший таскать на себе тяжелую рубаху с нашитыми металлическими бляхами, настоящую панцирную тунику для боя, с армейской выправкой, с отменным мечом на бедре и тяжелым боевым кинжалом на поясе. Глядя на этот арсенал, Нашка не сомневалась, что есть у этого солдатика еще и другое оружие, скрытое, невидимое до поры, пока он не пустит его в ход. В общем, спускать с него глаз нельзя было ни в коем случае…

А за солдатом вошла… Да, вошла самая настоящая циклопа, огромная, в тяжелой кожаной юбке чуть выше своих непомерно высоких колен, в глухой кожаной куртке и в такой накидке, что ею можно было обернуть, пожалуй, десяток таких, как Нашка. Циклопа, разрази гром!.. С дубиной в руках, которую вполне можно было использовать для центрового столба раскидистого шатра, но по виду — спокойная, не злая, почти без татуировок и вся какая-то на редкость чистенькая, вымытая так хорошо, что у нее и кожа отливала матовой розовостью, как бывает только у именитых матрон или богачек, которые пуще всего на свете опасались чем-то испачкаться или испортить цвет лица.

Вот на нее-то Нашка и засмотрелась, и даже не поняла, что уже стоит совсем голая в дальнем от входа углу помещения, приготовившись дорого продать свою жизнь, с дубинкой наперевес. А эта троица выстроилась у входа вдоль стенки, и все уставились на нее, будто и впрямь видели что-то в высшей степени необычное.

— Гм, — произнес гном, — а быстра она, однако.

— Она же из нунов, — глуховатым баском, хотя и с заметными грудными женскими звуками в голосе, пояснила циклопа. — Они быстрыми бывают. Даже слишком… Иногда.

А воин заговорил иначе:

— Девушка, я не враг и хочу тебе кое-что предложить. — Внезапно он засмущался, даже заметно попробовал на нее не смотреть. — Только ты одевайся, знаешь ли… Мне непривычно разговаривать с девчонками, которые стоят голышом, я с Севера, у нас — другие обычаи, чем в ваших краях.

— Ах да… — Нашка решила пока подыграть странной троице. Тем более что они вроде бы не привели оружие к готовности. Она усмехнулась даже через силу, но больше — для собственной уверенности. — Ничего, потерпишь. Говори, если есть что.

— Нет, на самом-то деле, ты бы хоть… А одежда твоя где? — спросил карлик.

Всю свою одежду Нашка отдала каким-то служанкам с просьбой выстирать ее и починить. Наверное, она теперь пропала безвозвратно, решила Нашка. Чтобы выручить свои рубаху, куртку, порты из плотной деревенской ткани, почти совсем новые и мягкие сапожки, к которым она уже привыкать стала, времени, скорее всего, не оставалось. Ее нашли, и вот вопрос — кто же ее предал? Ведь с баней она так здорово все придумала, и до сих пор все так удачно получалось…

Может, тот толстенький банщик, а может, еще кто? Допустим, та же тетка Васоха, она ведь умеет разыскивать потерянные вещи, заговорами разными владеет, если бы не умела, то и на собственный дом ни за что бы не накопила… Или за ней, за Нашкой, все очень умело следили? Но как и кто? Она же ничего не почувствовала, а может, была все же так побита и так у нее тело болело, что она на слежку эту не обратила внимания, не заметила ее? Нет, быть такого не может.

— Одежда… Неважно. Как вы нашли меня тут?

— Я увидел, что баня эта… — начал рыцарь, по-прежнему чуть отводя от нее взгляд, — светится особым оранжевым светом. Знаешь, давай я тебе потом этот трюк объясню. А сейчас оденься все же. Крепа, подай ей хотя бы простынку пока.

Циклопа сделала к ней шаг, подхватывая тяжелую, плотную, сухую простынку.

— Стой где стоишь, — приказала ей Нашка и крутанула дубинку, чтобы распаренность от горячей воды в мускулах побыстрее ушла. Кажется, она была не в форме из-за травм, но все остальное было в порядке. И хорошо, что она ничего не пила, только поесть немного успела… — А ты, здоровяк, тут не особо командуй.