Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст

Он переменился в лице.

— Ваше высочество… если это связано с вами, то и я, и я!.. Тоже хочу! Граф Ланкашнер к вашим услугам. Уильям Ланкашнер, но можно и Вильям. Ну как можно спать на этих проклятых перинах, если выпадает счастье ночевать под проливным дождем на размокшей земле у погасшего костра, слушая завывание волчьей стаи? Да еще зная, что утром кровавый бой, когда враги ринутся с копьями наперевес, горя жаждой вонзить длинные острия в живот и выпотрошить кишки?..

— Ну, — протянул я, — если у вас сердца для чести живы, то я приму души прекрасные порывы… Но вы должны явиться с отрядом сюда не позже чем через неделю.

Он шепнул жарко:

— Все выполню! А что нам предстоит?

Я ответил сурово:

— Я всегда за честь и достоинство. Как дамский угодник, который ставит женщин превыше всего… но чуть пониже Господа, я всегда!.. Ибо!..

Он вздрогнул, едва удержался, чтобы не вытянуться в струнку.

— Ваше высочество!.. Располагайте мною. Я готов отправиться за своими людьми немедленно!

— А также пошлите гонцов, — посоветовал я. — Время не ждет, сэр Ланкашнер!..

Он исчез, словно его и не было, Франка повернулась в мою сторону, на лице печаль, а в глазах страх.

— Сэр Ричард… что вы затеваете?

Я буркнул:

— А что я могу еще? Самоубийство — грех, так что развяжу кровопролитную войну, а в ней красиво погибну с выпущенными кишками и с вашим именем на устах!

Она испуганно вскрикнула:

— Не смейте!

— А что мне еще остается? — ответил я горько.

— Сэр Ричард! Я вас умоляю, не берите греха на душу!.. Я все сделаю для вас!

— А что еще? — спросил я заинтересованно.

Глава 5

Она прикусила губу, спохватившись, а я поднялся, весь мрачный, как грозовая туча, с зияющей раной на груди, скорбный и красивый, тряхнул головой и повел плечами, но не в танце, а так, показывая, в каком я горе, и вышел из–за стола, слишком уж томим мукой сладкой и прям сгораю, вынужден вот покинуть застолье, крайне потребно выйти на свежий воздух, все поймут, сами уже несколько раз туда бегали, только воздух, застрявший в складках одежды, какой–то по возвращении совсем не свежий.

Женщины проводили меня заинтересованными взглядами, а я только покосился на их румяные лица с блестящими глазенками, только бы здесь не было левирата, а то их тоже придется брать в жены, потом опомнился и сказал себе трезво: не сходи с ума, политик! Это даже не родня Франки, так что ни у кого и мысли такой не возникнет, не трусь, не отвлекайся от завоеваний, побед, достижений, победной поступи, когда достигнешь такой вершины, что все женщины мира будут твои… только тогда будут, наверное, уже без надобности.

Слуги распахнули передо мной наружную дверь, в темном небе жуткие и мрачные в недосягаемом величии россыпи звезд. Вдали острыми зубцами вырисовывается абсолютно черный и потому плоский лес. Просторный двор залит бесстрастно мертвенным светом половинки луны, вдали провыл одинокий волк, в ответ тут же вразнобой забрехали собаки.

Под моими пальцами оказалась короткая, но густая, как у крота, шерсть, я перебрался ими к голове и почесал плиту лба, где тоже шерсть, и тоже густая, но короче уж и не бывает.

Он поднял голову и посмотрел на меня до жути понимающими глазами.

— Что? — спросил я. — Предлагаешь задавить того волка?.. Ну, он же санитар леса, хоть пока об этом и не догадывается. А я не могу стрелять в медицинских работников, они под защитой гуманизма и прочих базовых ценностей.

Слышно, как за спиной открылась дверь, по осторожным шагам всегда сдержанного человека я узнал сэра Мидля, напрягся и молча ждал.

Он остановился рядом, некоторое время смотрел в небо. Я не двигался, предоставив ему инициативу, в черепе забегали всякие мысли насчет Франки, он может снова предложить выкуп, как сделал в тот раз, отдав за Франку богатейшие рудники, однако Мидль негромко вздохнул и произнес хорошо контролируемым голосом.

— Вон звезда упала… Сколько желаний ни загадывал, увы. Но все равно люблю смотреть на небо. Что–то в нем необыкновенное…

Издали подбирается, понял я. Мы оба в щекотливой ситуации, за столом избегали не то что говорить, даже не смотрели друг на друга, и, молодец, он вышел за мной, здесь никто не увидит, если возникнут какие–то… шероховатости, скажем мягко.

— Один знатный лорд изрек, — сказал я как можно спокойнее, — что лишь две вещи поражают его: звездное небо над головой и нравственный закон внутри него. Видимо, связывал их тем, что звездное небо Господь сотворил вместе с нравственным законом… Но к звездному небу такой красивый закон не применишь, однако он очень понравился Творцу глубиной и богатством. Пришлось создать для этой цели подходящее существо, человека, и всобачить в него этот закон.

Он бросил на меня быстрый взгляд, значения которого я не понял.

— И с тех пор, — спросил он, — в каждом из нас… это?

Я кивнул.

— И непонятная страсть смотреть в небо, потому что звезды и все–все там тоже наши и связаны с нашей душой незримыми узами. Потом когда–то доберемся и до них.

Он хмыкнул, помрачнел, сказал хмуро:

— Скорее они до нас доберутся. По слухам от знающих людей, совсем скоро спустится та Злая Звезда.

— Маркус?

Он кивнул:

— Слыхали? Она самая. И снова будут гореть не только леса, но и сама земля…

Я спросил зло:

— И что, никто ничего не может? А императорские войска? Я слышал, неуязвимы.

— Но не против звезд, — проговорил он невесело. — Те могут сжигать целые города одной–единственной стрелой!.. Моря выходят из берегов и смывают все, что люди успели настроить, от рыбацких поселков до больших городов.

— Знаете, сэр Мидль, — сказал я, — у меня, видимо, острая интеллектуальная недостаточность. Эти с Маркуса появились уже после Войн Магов? Или были раньше? Но раньше маги вроде бы могли их остановить… Или это брехня, что маги были какие–то необыкновенные?

Он хмыкнул.

— А то, что все живое гибло, а земля горела и плавилась? Нет, мощи магам было не занимать… Но вот когда эта красная звезда появилась впервые, никто не скажет. После Войн Магов находят только черепки и амулеты, но не летописи…

— Значит, — сказал я, — надо бы подумать и над этой проблемой.

— Надо, — согласился он, — но… когда? У всех есть дела поважнее.

— Поважнее? — спросил я. — Если с приближением Маркуса все погибнет?

— Не важнее, — поправил он себя, — а… поближе. Звезда далеко, точное время прибытия неизвестно, зато известно, что стадо соседских коров перешло мелкую речку, где граница, и учинило потраву на поле! Это нужно решать срочно, это оскорбление, все к оружию, не позволим унижать нашу гордость и нашу честь…