Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ночь Ева

— Что ты натворила, Пирр? — кричала Ивайя.

Оказывается, на сполохи и молнии сбежалось полдолины. Все, кто усёк и успел, толпились позади — видели и слышали почти каждое слово.

— Этот поединок ты проиграла, Пирр, — твёрдо сказала сестра, неловко погладила по коротким волосам, почти как отец в детстве, и, взяв её за руку, поволокла домой.

Люди расступались и уступали дорогу. Она не смела ни на кого смотреть. Лёд таял на солнце, промокшее платье облепляло её, как кожа. С волос и носа текло. Да из глаз тоже, но вряд ли кто понял, что Пирр плачет… может, впервые в жизни…

До конца дня она не высовывала нос из дома, а ночью уехала назад, поклявшись уничтожить грязного выродка Геллана. Не убить — нет. Слишком уж хороший и лёгкий путь для этого гайдана. Унизить, поставить на колени, лишить всего самого дорогого. Чтобы понял и прочувствовал страх, боль, отчаяние каждой пядью своего тела, сердца, ума и души…

Смотрит в огонь и ласкает его ладонями. Здесь, в этом замке, увидела она знамение о небесном грузе.

Кусает губы до крови и хмурит брови. Если не ей предназначался груз, то почему пришло видение? Чтобы ещё раз унизить и столкнуть с мерзким выродком?.. Напомнить, что до сих пор не сдержала своего слова и пора бы исполнить задуманное много лет назад?..

Лерран переоценивает себя, если думает, что какая-то девчонка не способна перевернуть мир. Тем более — чужая девчонка. Он откровенно издевался, когда рассказывал о небесном грузе. Самовлюбленный гайдан.

Ей не хватало информации. Не хватало терпения ждать, и поэтому, глядя в огонь, решила действовать. Завтра, как спустится ночь…

Глава 50. Беседы среди ночи. Пиррия

— Пиррия!

Тёплые объятия и радость, искренний смех и удовольствие с примесью тоски. Здесь её ждали и ждут — удивительное открытие, почти откровение.

Почему старшая сестра рада видеть её?.. Кажется. что не было долгих лет разлуки, что только вчера она ушла отсюда и снова вернулась в дом, где её любят.

— Ивайя… — легко прикасается к огненным волосам сестры и любуется её лицом: она стала старше, более зрелой, но расцвела, как цветок. — Как долго я тебя не видела…

— Могла бы приезжать почаще, — упрекнула мягко, — ты же теперь рядом, но до сих пор не желаешь навещать родные места.

— Как-то было не до того, — она отводит глаза и оглядывает дом. Ничего не изменилось. Годы идут, а здесь время будто застыло.

— Ну да, ну да, — кивает Ивайя и пытливо заглядывает в душу.

— Я смотрю, в Долине многое изменилось, — переводит разговор в нужное русло, скрывая под скорлупой то, что могла бы ненароком прочесть сестра.

— О да-а-а! — Ивайя насмешливо закатывает глаза и тараторит, поспешно вываливая новости.

Про властительного выродка Геллана. Про небесный груз в виде девчонки Дары. Про ткачиков и строительство новых домов. Про радужную краску, битву с кольцеглотом…

— По-моему, вы очарованы девчонкой.

— Забавная, — поддакивает Ивайя и снова пытается заглянуть глубже, чем положено. — Одно знаю точно: зиму мы переживём.

— Откуда такая уверенность?

Рыжеволосая Ивайя пожимает плечами:

— Откуда и всё берётся в этом мире. Мне кажется, ты не рада новостям. Что тяготит тебя, Пирр? Неужели дурацкая детская история с поединком зацепила тебя настолько? Пришла под ночь, не стала ни с кем общаться… И, думаю, уйдёшь, когда Долина уснёт. Ты даже отца не захотела увидеть, а он вспоминает о своём маленьком огоньке и скучает.

Пиррия сжимает кулаки. Как она смеет лезть в душу и разглагольствовать о том, чего не понимает!

— Никто не вспомнит о поединке, Пирр. Кто-то уже забыл, а многие не столь злопамятны. Особенно Геллан. Забудь обиды, выкинь мусор из души и живи.

— Ты не понимаешь… ничего не понимаешь… — шипит она горячо, не сдержавшись.

— Понимаю. Почему же не понимаю. — сестра смотрит с жалостью и проникновенно. — Или ты думаешь, что низшим меданам не дано увидеть, что творится в душах великих сайн? Даже если эти самые души тщательно прячутся и маскируются?.. Я твоя сестра, Пирр, и знаю тебя лучше других. Мама не хотела бы видеть тебя такой.

Пиррия взрывается до маленьких молний в кончиках пальцев:

— Мама?! Да что ты знаешь о том, какими бы она хотела нас видеть?! Тебе было десять, мне три, когда она ушла. Ушла внезапно, не оставив наследия и последнего слова!

Ивайя смотрит как-то странно, некоторое время молчит, пережидая, когда немного утихомирится пламя.

— Ты не помнишь… А чего-то и не знала никогда. Мама была не огненная. Её стихия — твердь. Она… любила всё живое. В её руках оживали слабенькие новорождённые телята, а от прикосновений буйно шли в рост растения… Она учила созиданию, нас, огненных. Говорила, что сила — любая — должна творить, а не разрушать. Ей было очень тяжело жить среди огня. Но больше всего на свете она любила свои три огонька…

Пиррия вдруг поняла, что это начало. Дурнота окутала с ног до головы, и впервые она почувствовала духоту, когда хочется разорвать горло, чтобы выпустить пар. Она упала на лавку — ноги не держали и странно дрожали в коленях.

— Договаривай, раз начала, — ей удалось выдавить насмешливую иронию, будто не верила ни единому слову, а хотела лишь выслушать, что скажет старшая сестра.

— Ты не помнишь. А мы никогда не рассказывали об этом. Мама погибла, приняв удар молнии на себя. Знала, что ты не выдержишь. Будь рядом отец — ничего бы не случилось…

— Что значит не выдержу? — Пиррия почувствовала, как стали липкими пальцы. Хотелось вытереть их незаметно о подол платья. Как в детстве, когда подкрадывался страх. Но она уже давно перестала бояться. Забыла, что это такое. Может, просто душно в маленьком домике?..

— Молния досталась бы тебе… Твоя стихия могла и не убить, но покалечить. Тебе было всего три, Пирр, поэтому мама приняла её на себя, чтобы спасти свой маленький огонёк.

Пиррия вдруг поняла, что всё плывёт перед глазами. И откуда-то издалека, тихим дробящимся эхом — голос сестры:

— Она умерла, чтобы ты жила-ла-ла… Потому что не могла поступить иначе-аче-аче…

Огонь ревёт и взрывает голову, раскрашивает красным тёмные мейхоновые стены. Усилием воли Пиррия поднимается на ноги и делает несколько шагов к выходу, распахивает дверь и жадно пьёт морозный воздух, намертво вцепившись пальцами в дверной косяк.

— Ты всё это придумала, да, Ив?.. — поворачивается резко и обжигает взглядом. Волосы цвета тёмного пламени дыбятся и хлещут, как плети. — Придумала новую сказку о маме, чтобы пристыдить, сломать, заставить почувствовать свою никчемность и слабость? Никто не сможет меня согнуть. Ни ты, ни выродок Геллан. Никогда!

— Мне жаль, Пирр, что тёмный огонь пожирает тебя и во всём видишь ты вызов. Почему тебе кажется, что все вокруг сомневаются в твоей силе?.. Может, потому что сила твоя не нашла зрелости?

Ивайя распрямляет плечи. Совсем как Геллан много лет назад… Взгляд её твёрд, красивый рот сведён судорогой от волнения.

— Я рассказала правду. Правду, которую — я вижу — опоздала поведать. Мы растили тебя с отцом, как могли, оберегая маленький огонёк, чтобы однажды он превратился в красивое стройное пламя. Видимо, большая любовь и желание уберечь — не всегда хорошо. Огонь пожирает тебя, Пирр, и всех, кто по каким-то причинам перешёл тебе дорогу, даже если это была всего лишь крошечная детская обида… Мы не этому учили тебя, Пиррия.

— Правда? И чему же? — она не может скрыть сарказма: мороз выгнал ком из горла, а духоту из головы.

— Мы учили, что сила — это умение созидать, а не разрушать. Сила растёт не на ненависти, а на любви, не на превосходстве, а на равенстве, не единолично, а разделённая на всех, когда в этом нуждаются… Сила таится даже в слабости. Да-да, не ухмыляйся. Мама не могла противостоять стихии, но взяла удар на себя. И в этот момент она была очень сильной, сильнее сайн, гардий, магов и даже Обирайны, которая готовила тебе смерть. Мне жаль, Пирр, что ты не поняла этого раньше. Жаль, что в Ордене научили тебя многому, но не главному. Но я хотела бы верить, что однажды… ты всё же поймёшь, что я хотела донести до тебя сейчас. Не возвращайся, Пирр, в мой дом, вынашивая планы мести. Приходи, когда вырастешь. И я прижму тебя к своему сердцу