Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ночь Ева
Мейхоновая дверь скрипит, словно жалуется на ревматизм. Лимм сидит за столом, уставившись в пространство и не слышит, что у него — гость.
— Лимм, — тихо зовёт Лерран учёного.
Тот поворачивается всем корпусом. Улыбка безнадежного идиота Леррана не сбивает и не пугает: гений не вынырнул из своих мыслей и пялится, пока что не соображая, кто и зачем пришёл.
— Лерран. — глаза вспыхивают зелёным и прячутся под тяжёлыми веками. — Ты опять среди ночи. Есть хорошие новости?
— Пока нет, но, надеюсь, скоро будут. Терпение, мой друг.
— Да я как раз и не спешу. Вечность терпит, вечности безразлично, а открытиям можно и подождать, пока звёзды встанут в нужный ряд.
Лерран улыбается восхищённо: при всей своей оторванности от мира, Лимм на редкость тонко чувствует дыхание времени и умеет ждать. В отличие от Пиррии, например.
— Ещё немного, и мы получим место, откуда сможем черпать энергию бочками.
— Ты ничего не боишься, да, Лерран? Тебя не тревожат судьбы людей, что попадут в зону воздействия и исчезнут?..
Лерран пожимает плечами:
— А почему меня должно это заботить? Я иду к своей цели, и нет разницы, что стоит на пути. Бревно — я уберу неповоротливый ствол. Люди — разбегутся или будут растоптаны неизбежностью. У них своя Обирайна. Сумеют просчитать шаги — смогут выжить. Не сумеют… сколько их, бездарно гибнущих и не сделавших в этой жизни ничего полезного, нужного?..
— А не тяжел ли для тебя венец бога?
Лерран смотрит остро, вглядываясь в дёргающееся лицо с пляшущими губами. В тело, что не в ладах с собственными мышцами. Впервые Лимм задаёт странные вопросы, от которых тянет каким-то полузнакомым запахом… Пока что нет возможности вспомнить. Но зарубка в мозгах сделана: он обязательно вспомнит, чем пахнут подобные размышления и к чему на самом деле ведут…
— Главное, не переоценить себя и тех, кто рядом. Считать шаги, чтобы не попасть, куда не хочешь. Я не ношу венцов, Лимм. Они — бремя. Игры с Обирайной — другое дело. Это азарт.
— Не боишься проиграть?..
— Нет. Страх — первая ступень к поражению. Поэтому пусть боятся другие. Отдыхай, Лимм. Время позднее. А впереди охота. Вначале для меня.
Он дружески похлопывает чудака по плечу, улавливает тремор мышц. Вглядывается пристально в лицо, но Лимм уже не здесь — танцует в такт своим мыслям, бормочет полуречетатив-полумелодию, царапает пальцами воздух. Будто и не было никакого разговора в серьёзных тонах. Слишком уж серьёзных… Но на то он и гений, чтобы перескакивать с одного на другое, не особо задумываясь и запоминая.
Лерран уходит не прощаясь и не поворачиваясь назад. Он не видит пронзительного, цепкого взгляда, что провожает его. В глазах — ни капли сумасшедшинки, а на губах — презрительная улыбка человека, который знает намного больше, но никогда не покажет этого явно, пока не пробьёт его час выйти на сцену и повернуть ход событий…
Глава 52. Ярмарка в Зоуинмархаге. Геллан
Тихо покачиваясь, медленно ползут возы, наполненные товарами. Ночь, мороз, яркие звёзды, облепившие небо разноцветными точками. Длинный караван, искривляясь, повторяет изгибы дороги. Это не прямой тракт, а извилистый горный путь. Мужчины впереди, мужчины сзади: охрана не от людей, а от диких животных. Дара трясётся на осло: упрямая девчонка наотрез отказалась ехать в повозке с Милой и меданами.
— Ты хочешь, чтобы я свой первый выезд в свет наблюдала из окошка? Ни за что! — заявила она, упрямо сжимая губы. И ему не хватило духа отказать.
Два дня назад состоялось великое переселение мерцателей из дворцового сада в Верхолётную долину. Великий полководец Дара гордо восседала на Ушане, а вслед за нею, смешно подкидывая толстенькие зады, мчалось радужное войско. На новое место переехали не все: по какому принципу разделились животные оставалось загадкой. Из сада не ушла Тяпка и десятка два других мерцателей. Остальные устремились к новой жизни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})В Долине мерцатели повели себя интересно: радужная толпа брела от домика к домику и таяла. Неожиданно богатой стала Тималайна — задорная хохотушка с ярко-бордовыми волосами: в её дворике охотно поселилось шестнадцать забавных радуг.
— Удивительно, — шептала Дара, наблюдая за самовольным расселением, — ты обратил внимание? Они не в каждом дворе остаются. У Иранны грядка готовых мимей, но осталась только парочка. Я думала, они пока у муйбы обоснуются, так нет же!
Мимеи спешно сажались на каменистых клочках земли. Семена гулко лопались и тянулись толстыми плетями к холодному солнцу. Казалось, растения радуются и щедро дарят себя налево-направо, но Дарин эксперимент провалился: мимеи отказались делиться.
— Жадины! — возмущалась девчонка. — Никакой сознательности и солидарности!
Геллан прятал улыбку: Дара беседовала с ними, как с живыми, фыркала, размахивала руками и обижалась до слёз. А мимеи, покачиваясь, молчали. Гладили ей руки и не делились своими дарами.
— Ничего, — гудела она, как полосатобрюха, — я всё равно что-то придумаю. И не смей ухмыляться! — срывала обиду на нём.
Он вскидывал брови и молчал. Знал: девчонка не сдастся и однажды получит своё. Хотелось как-то успокоить её, но он не умел. Зато белый Сильвэй старался за двоих: тёрся о девчоночьи ноги и преданно заглядывал в глаза.
Суматоха напряженных дней закончилась: мерцатели осели в Долине, возы наполнились товарами, и караван медленно пополз вперёд, оставляя горную местность позади. Предрассветные сумерки меняют цвет неба, сцеловывают одну за другой звёзды.
— Прохладненько, — бормочет Дара и дышит паром на озябшие руки.
— Скоро рассвет, — говорит он, — выглянет солнце и потеплеет.
— Расскажи мне о городе, — просит девчонка, — не в двух словах, а… красочнее.
— Это не самый лучший город, Дара. Я помню твоё обещание стать моей третьей ногой. Надеюсь, так и будет.
— Ты невыносим, — вздыхает обречённо, — считай, воспитательный момент мы прошли. Я не буду сбегать, ловить ворон, прятаться от тебя или слишком восторженно пялиться по сторонам. Теперь о городе, пожалуйста. Что за дурацкое название — Зоуинмархаг?
Геллан пожимает плечами:
— Никогда не задумывался над этим. Здесь каждый город, селение — отдельный мирок со своими властителями и устоями жизни.
— И что, нет над вами короля — главного самодержца, который вас всех в кулаке держит? — блестит глазами девчонка.
— Нет. Здесь любой замок даже без земель — личная территория.
— Говорю ж: средневековье! — фыркает Дара и гнёт своё: — Так что там с Зоуинмархагом? Какая ведьма им владеет?
— Не ведьма. Один из немногих городов, где властитель — мужчина.
— Ого! Оказывается, не всё пропало в датском королевстве!
Геллан не всегда понимает, о чём говорит небесная девчонка, но старается улавливать смысл мыслеобразов, а не вслушиваться в незнакомые слова.
— Властитель Панграв не тот, кто устранится и будет смотреть на всё со стороны. Он купается в своей власти. Ему нравится… играть, плести интриги, следить за понятным только ему порядком. Возможно, в Зоуинмархаге по-другому нельзя: слишком разные там люди околачиваются. Лучше Панграву дорогу не переходить и на глаза не попадаться без надобности.
— Можно сказать, ты меня запугал. Трепещу. Как думаешь, он захотел бы умыкнуть небесный груз?
Геллан слегка натягивает поводья.
— Только сумасшедшему придёт в голову подобная мысль. Небесный груз можно отдать, но выкрасть, выманить — чушь.
— А Иранна говорила…
— Меньше бы ты подслушивала, Дара, — леденит он холодом в голосе, — небесные грузы крали после… миссии, когда становились они просто вещами, раритетами. А если кто рискнёт, пожалеет сотни раз.
— Не злись, пожалуйста. Ты же знаешь: я вначале болтаю, а потом думаю. Там ты покупаешь охранные руны? — переводит разговор на другое.