Ксения Медведевич - Кладезь бездны

   - Прибери меня, Милостивый, - тихо пробормотала Тумал и погрузилась в милосердное черное забвенье.

   - ...Жить будет? - жестко спросил аль-Мамун лекаря.

   Тот невозмутимо собирал в таз вымокшие в крови повязки. Впрочем, возможно, то была не кровь - и Абдаллаху совсем не хотелось думать, что это могло быть. Лицо и грудь Акио скрывала пропитанная мазями ткань, а уж что скрывалось под тканью - Всевышний знает лучше. У гулы ядовитая, едкая кровь, сжигающая кожу и мышцы не хуже кислоты в ретортах алхимиков.

   - Он выживет, о мой повелитель, - равнодушно пожал плечами ибн Бухтишу. - Выживет.

   Лысина лекаря - как все язычники-сабейцы, он не носил тюрбана - блестела от пота. Хотя сумеречник мужественно перенес перевязку - не царапался, не кричал. Только простынь когтил.

   - А... второй?

   Абдуллах не помнил сумеречное имя второго самийа. Во дворце его прозвали Бакром, но аль-Мамуну совестно было называть рабской кличкой того, кто стоял у порога смерти и готовился сделать последний шаг.

   - О Нуалу я пока ничего сказать не могу, о мой повелитель, - сухо ответил ибн Бухтишу.

   Тихий вскрик за занавеской заставил обоих обернуться.

   - Нуалу?.. Нуалу!

   И ледяной голос растаял причитаниями - совсем по-человечески: зачем, зачем ты ушел, как горько и обидно видеть тебя мертвым, ты бы вернулся...

   Лекарь отдал таз ученику и устало вытер пот рукавом.

   - На нем не было ни царапины, - сглотнув, тихо сказал аль-Мамун.

   - Гула, - все так же устало пожал плечами сабеец. - Сильная, старая гула. Если б не джинн, ее б так и не разглядели, - очень, очень сильная гула.

   - Как давно она здесь?.. - пробормотал Абдаллах. - И где настоящая...

   - ...Умм Муса, повелитель? - отирая руки платком, спросил лекарь.

   - Да.

   - Кахрамана Умм Муса мертва, - твердо сказал ибн Бухтишу. - Гула принимает облик существ, чью плоть и кровь ей удалось отведать.

   - Выходит...

   - Гула подстерегла и убила госпожу Умм Мусу, чтобы принять ее облик, - уверенно сказал лекарь и передал полотенце ученику.

   Вот интересно, откуда он это все знает, подумал Абдаллах. Читал в ученом трактате "Об обычаях и нравах гул"? Поистине, здесь творится нечто немыслимое... Да помилует нас Всевышний, карматским шпионом на женской половине оказалась - гула! О Милостивый, гула! Разве подобные твари не населяют лишь детские сказки?!

   - Что-то вокруг меня одни волшебные существа, - мрачно пробормотал аль-Мамун.

   - Подобное положение дел требует осторожности и осведомленности, повелитель, - так же мрачно отозвался сабеец. - Убивать волшебных существ себе дороже, о мой халиф, - так у нас говорят. Смертельный удар всегда возвращается тому, кто его нанес. Всегда. Чем сильнее существо, тем сильнее ответный удар.

   - Сумеречники тоже волшебные существа - и что же? - мрачно поинтересовался аль-Мамун.

   - Именно поэтому, мой повелитель, мы, сабейцы, с ними не враждуем, - и звездопоклонник сжал зубы так, что на скулах заходили желваки.

   Аль-Мамун лишь пожал плечами. Горестная отходная за занавеской завершилась. Хотя, похоже, сидевший у изголовья сумеречник зажал себе рот ладонями - за тонкой, лампой подсвеченной тканью лаонец виделся скрюченной тенью, только хвостик на затылке вздрагивал.

   - Акио, в своем роде, повезло, - тихо пояснил ибн Бухтишу. - Он всего лишь полоснул гулу мечом и забрызгался кровью. А Нуалу нанес чудищу смертельный удар - и пал жертвой вырвавшихся на свободу энергий...

   В голове царапнулась какая-то мысль. Что-то он, Абдаллах, должен спросить важное - вот про эти энергии. Что-то с этим смертельным ударом нужно прояснить...

   - О мой повелитель! - его почтительно подергали за рукав.

   Гулямчонок широко раскрыл густо накрашенные глаза:

   - Госпожа ждет, ой ждет госпожа, почтительно просит не забыть о ней этим вечером...

   Да. Так что же с этим ударом?... Тьфу, пропасть, мелькнуло и забылось. Ладно. Потом вспомним.

   А сейчас нужно идти к Буран. О Всевышний, подай мне мудрости и терпения...

   Пахлава плавала в мелкой лужице меда на самом дне фаянсового блюда. Шекинская - сверху толстым слоем лежала прозрачная сеточка ришты с шафрановыми узорами. Хотя, знающие люди говорили, что за шекинской пахлавой нужно ехать в Шеки. Ну или в столицу, про себя добавлял аль-Мамун: на беговых верблюдах лакомство привозили во дворец менее чем за полдня. Морскую рыбу из устья Тиджра, везли, кстати, дольше, - но там и расстояние было побольше.

   Под заискивающим взглядом жены аль-Мамун подцепил вилкой серо-бурый кусочек в липком сиропе.

   - Вкусно, - прожевав, похвалил пахлаву.

   Буран просияла:

   - Ой, я такая радая, такая радая... Кахрамана новая, думала, совсем будет бестолочь, ан нет, нашла лавку, хотя знаешь, Абдаллах, говорят, там шайтан ногу сломит, в этом квартале ихнем ардебильском, такая смышленая, да, хоть и молоденькая совсем...

   И осеклась. Ага, испугалась, что наговорила лишнего - про молоденькую. Точно, точно, испугалась - и заревновала. Белые пухлые пальцы мяли край длинной пашмины - еще и разозлилась. Похоже, недолго Шаадийе ходить в кахраманах, Буран не потерпит рядом с собой красивую и умную девушку. Ей нужны такие, как толстая Тумал и Умм Муса эта, тупая и...

   Ох ты ж, Умм Муса... Да будет тобой доволен Всевышний...

   Словно подслушав его мысли, Буран решила поплакать. Растекаясь сурьмой с век, она завсхлипывала:

   - Абдаллах, мне так страшно, ой так страшно! Кто ж мог подумать, что нету больше Умм Мусы, а на месте ее... ыыыыы...

   Невольница кинулась с платочком, Буран грубо ее отпихнула - убирайся, мол. И завытиралась собственным, из рукава вытащенным, кусочком ярко-зеленого хлопка.

   - Ну... - аль-Мамун попытался собраться с мыслями - супругу все же следовало утешить, - ну... бывает...

   Мда, отлично получилось. Буран разрыдалась в голос.

   - Ну... Буран... ну... не плачь, пожалуйста!

   - Ыыыыыы... ты меня совсем не лю-ууу-биии-ииишь... ыыыы...

   - Ну... ну... что я могу для тебя сделать? Хочешь арапчонка? Мне вот говорили, что ты хочешь... Давай подарю тебе арапчонка - будет бегать за тобой, зубами блестеть, а?..

   Тут Буран притихла. Посопела, сморкнулась, снова посопела. Вытерла черные потеки под глазами. И вдруг выпалила:

   - Прости, пожалуйста, своего дядю!

   От неожиданности аль-Мамун выронил вилку. Она звонко тренькнула о фаянс блюда.

   - Что?!

   - Прости принца Ибрахима аль-Махди, о мой господин! - жена горестно подняла брови домиком. - Пожалуйста...

   - Буран, кто тебя попросил попросить... тьфу... короче, кто тебя попросил об этом?!