Ксения Медведевич - Кладезь бездны

   - Нет, - откусила пахлавы Тумал.

   И тут же сморщилась - тьфу, миндальная. Она такую не любила.

   - Почтеннейшие шейхи, - прожевав, продолжила Тумал, - согласились с тем, что, возможно, эмир верующих сделал Арву беременной. Они привели хадис: "И нескольких раз довольно". Ну, для того, чтоб женщина понесла.

   - А скоко раз было?.. - оживилась Умм Муса.

   - Два, - хлюпнула чаем Тумал. - А так только пела...

   Умм Муса покивала, забрякав подвесками. Воодушевившись, Тумал решила щегольнуть осведомленностью:

   - Но потом уважаемые факихи спорили относительно слова "несколько"! А там ведь непросто все! Ведь рассказал нам аль-Харис ибн Мискин, что поведал нам Ибн аль-Касим со слов Малика ибн Анаса, который сказал: "Несколько - это между тремя и семью".

   - Воистину так, - важно согласилась Умм Муса.

   - А еще рассказал нам Асад: поведал нам Абдаллах ибн Халид, передавая слова аль-Калби, который пересказал сообщение Абу Салиха со слов Ибн Аббаса, который сказал: "Несколько - это между пятью и семью".

   - Это еще дальше от двух, - фыркнула женщина с другой стороны чайного столика.

   - Однако же есть и еще мнение, - важно подняла палец Тумал. - Рассказал нам Асад: поведал нам Ибрахим ибн Са'д со слов Абу-л-Хувайриса, что Посланник Всевышнего - да благословит его Всевышний и да приветствует!-- сказал: "Несколько - это столько, что составляет от одного до четырех".

   - Мда, сложный случай, - вздохнула Умм Муса.

   Тогда Тумал решила еще раз блеснуть ученостью и заметила:

   - А по мне, так надо вот какой хадис вспомнить: "И камни от неправедных недалеки". Госпожа Буран требует, чтобы с блудницей поступили по законам праведности, да.

   - Истинно, истинно так: совершающий блуд подлежит побиению камнями, - звякнула подвесками Умм Муса и снова сёрбнула чаем.

   И тут мир взорвался.

   В соседних комнатах что-то грохнуло, а за грохотом последовал истошный визг:

   - Аааааааа, кто сюда его пустил?! Уберите это! Брысь! Брысь! Шайтан, ааааа!!!!!

   Тумал чуть пиалу не выронила.

   Гвалт несся в их направлении:

   - Ааааа! - вопль стоял дикий. - Ловите! Ловите его!!! А вот тебе! Нна! Получай, о бесстыжий!

   Трах! Бах! Бах! Тарарах!

   - Не смей швырять в меня лампу! - раздался новый вопль. - Аааа!

   Тумал таки выронила пиалу - голос был мужской.

   - Не смей лампой кидать, говорю! Ааааа, зашибет! Она зашибет меня, аааааа!

   - Получай, охальник!!

   Бах! И звон меди.

   - Протестую-уууууу!!

   Бах! Бах! В ход пошла еще и посуда.

   - Мерзавец! Убирайся! Это харим!

   - Аааааа!

   Бдыщ! А вот это был, наверное, стол.

   - Убиии-ила! Аааааа!

   - Всевышни-ииий! Да что ж это такое! Сумеречники! Мамочки, помогите, сумеречники!

   - Убирайтесь вон, бесстыжие рожи!

   Бах! Бах!

   - Мяааааа! - орал кот.

   - Не трогайте котика! - орал сумеречник.

   И знакомый сумеречник, надо сказать - мало тебе палок было, Азимка, гаденыш, щас ты у меня...

   Бах! Бдыщ!

   - Нет! Нет! Только не вазой! Это аураннский фарфор, династия Лэйан! Ааааа!

   Бздряк! И нету больше вазы... Ну все, Акио или как тебя там, сегодня вечером ты на зад не сядешь. Бах! Бах!

   - Аааааа!

   И в комнату влетел здоровенный черный кот, а следом за котом - медное блюдо. Баммммм! За котом, кубарем - сцепившиеся девчонка и сумеречник, две визжащие рабыни, еще сумеречник и еще блюдо - баммм! Посудина с протяжным звоном долбанулась о стенку над головой Тумал, кот сиганул на стол, стол был мокрый, кот с диким мявом уехал вместе с чайником:

   - Мяяааааааа!

   Бдыщ! Животное обрушилось со стола вместе с подносом с посудой.

   Девчонка со всей мочи тузила сумеречника, другой аураннец пытался оттащить ее за платье, Акио верещал:

   - Ай-яй! Не надо! Ай! Ай! Не троньте котика, он просто выпил лишку!

   Над краем стола показалась кошачья морда и, раззявив пасть, заорала:

   - Я - выпил лишку?! Да я трезв, как стекло!

   - Ааааааа! - заорала Тумал. - Джинны! Помогиии-теееее!

   - Н-на! - кувшин мелькнул прямо у кахраманы перед носом и впечатался в морду кота.

   Кот улетел в стену.

   - Мяяаааааа! Убиии-лиииии!!! Убили поэта! Ты убила поэта, о несчастная!

   Отчаянно звереща, котяра выпростался из-под сплющенной меди и со всей мочи хлобыстнулся передними лапами об стол:

   - Умейма! Ты покинула меня, о неверная! Моя тоска безгранична!

   - Пощадите пьяную кошечку! Аааа! Положите подставку! Ой, не надо! Не надо бить меня этим, это черное дерево, оно очень твердое - аааа!

   Бдыщ!

   Кот прыгнул на занавеску и полез по ней вверх, раздирая ткань и отчаянно вереща:

   - Умееей-маааа! При-дииииии!

   Рабыня замахнулась табуреткой - и пискнула, застыв с вывернутой рукой. Сумеречник держал ее, растопыренный кот повернул ушастую голову:

   - Гула. Ближе к арке.

   И спрыгнул наземь.

   - Я вижу тебя, клянусь Хварной, я тебя вижу... - шептал джинн, дергая хвостом.

   Кожей Тумал почувствовала - с той стороны чайного столика что-то изменилось. Изменилось-изменилось. Девчонки тихо ахнули и обмякли. Топорща шерсть, кот скалился и шипел. С той стороны тоже шипели. Тумал оцепенела от ужаса. Повернуть голову и посмотреть она не могла.

   Длинные мечи в руках сумеречников глядели остриями в ее сторону. Щурясь и прижимая уши, аураннцы мягко крались к чайному столику. К ней. К Тумал.

   - Ази-иим... Не наа-адо-ооо...

   Справа злобно рычало.

   - Умри, сука!!! - заорал кот, вспыхивая как солнце.

   Справа завизжало, Тумал завизжала следом, над головой страшно свистнул меч.

   Разлепив глаза - не сразу, ибо оно визжало долго, с пронзительной мукой, словно выворачиваясь наизнанку - кахрамана увидела, что сумеречники уже не крадутся. И даже не стоят. Один - имени его Тумал не знала - сидел и тяжело дышал, опираясь на меч. С рыжих волос капал пот. Самийа кашлянул. Потом кашлянул еще раз.

   Акио она разглядела следом: сумеречник сидел, привалившись к колонне арки, и весь дрожал. Лицо его было залито кровью, и он судорожными движениями размазывал красное по лбу и щекам. Рукав, рубашка на груди - все текло красным.

   На окоеме зрения что-то мешало, странно двигалось в сторону изнанки века. Тумал, дрожа вместе с сумеречником, посмотрела... туда. На другую сторону чайного столика.

   Там... торчало. Изогнутыми желтыми когтями. И длинными кривыми зубищами - во всю раззявленную в последнем крике пасть. На серой шерстистой лапе блестели серебряные запястья кахраманы. Двуцветное платье из фустатской ткани теряло золото, заплывало алым.