Джон Грант - Альбион

— Если ты говоришь, что это когда-то было человеком, я должна поверить тебе, иначе было бы невежливо. Человек, вероятно, исчез перед тем, как ты вышел на берег. Я не могу вспомнить. Ты уверен, что не ошибаешься? Исчезновение не оставляет следов. Ты точно знаешь, что это…

— Она не это, — с угрозой в голосе повторил Терман.

— Ну, ладно, что бы это… она… ни было, я видела, как ты её тащил. Посмотри, какой одуванчик. Красивый? Смотри, сколько много оттенков жёлтого цвета. Ты должен посмотреть на этот одуванчик…

Он бросился к ней, повалил на землю и изо всех сил стал бить кулаками по её пухлым губам, разбив их в кровь. Он хотел уничтожить её, выбить из неё жизнь и наблюдать за тем, как душа покинет её тело. Он что-то кричал, пытаясь рассказать о любви к Бёлле, которая оказалась такой короткой. Он надеялся, что таким образом сможет пробиться в её душу и показать, что Белла — не просто красивое имя. Он бил снова и снова.

Он бил, а её серые глаза спокойно наблюдали за ним.

— Из-за тебя я выронила одуванчик.

— Белла мертва! — кричал он. — Белла мертва!

— Что значит мертва? — спросила она разбитыми губами, когда его кулак в который уже раз поднялся для удара.

«Похоже, она действительно не понимает», — подумал он и опустил руку. — Ведь я и сам не верил в существование Альбиона. Сколько мы ни искали его — кругом было одно море. Может, он существует лишь иногда? Если это так, то почему меня раздражает то, что его обитатели видят мир иначе, чем мы? Кошки и собаки, к примеру, могут сосредоточить своё внимание на чем-либо лишь на пару минут — после этого они не помнят, что именно их заинтересовало. Но при этом они могут научиться находить по ночам дорогу к дому или запомнить, где стоит их миска.

И всё это несмотря на то, что память у них очень коротка.

Нет, нет. Я зашёл слишком далеко. Она же человек, а не кошка. Может она просто умственно отсталая? Но её глаза…»

Он встал и отряхнул песок с густых волос у себя на бёдрах. Его больше не беспокоил тот факт, что она видит его наготу. Она уже видела его голым задолго до того, как он узнал об этом. Мысли его становились всё более и более рациональными.

— Извини, — сказал он, поднимая её на ноги. — Ведь ты, по-видимому, спасла мне жизнь. Я должен был на коленях благодарить тебя, а не кричать и, тем более, не бить. Если бы ты не разбудила меня, я проспал бы прилив и утонул, не успев проснуться. Я мог погибнуть. Я не имел права…

Ему было стыдно.

Она посмотрела на него и нахмурилась. Его вновь поразила чистота её глаз.

-— Разве для тебя так важно это… не быть мёртвым? — спросила она.

Какое-то время он не мог ничего ответить. Была ли она идиоткой или нет, её вопрос содержал в себе небывалую наивность. Ему снова захотелось закричать на неё, но он тут же вспомнил свои недавние слова. Успокоившись, он ответил:

— Да, это важно для меня. И смерть моего товарища — Беллы — тоже важна для меня.

Он повернулся и пошёл обратно, в сторону прибоя.

Идти по песку было тяжело. Вода уже почти целиком скрыла труп Беллы. Он ещё не подошёл к ней, а под ногами уже плескалась вода. Он поднял тело на руки и вытащил на сухой песок, затем нагнулся и положил себе на плечи. Когда он поднимался вверх по склону, туда, где ждала сероглазая женщина, голова Беллы мерно ударялась о его спину.

— Тебе нужно это? — удивилась женщина, когда Терман подошёл ближе.

— Это была моя подруга, мой товарищ, —— сказал он, стараясь не раздражаться. — Она умерла. Я точно не знаю, когда это произошло. Она умерла в море, где-то там, — он кивком головы указал в сторону океана. — Я хочу похоронить её — закопать в землю. В моём народе это знак уважения.

Солнце скрылось за облаком, изменив цвет моря и пляжа, и через минуту показалось снова.

Он заметил, что женщина изо всех сил старается подавить улыбку.

— Ты очень странный морской зверь, — сказала она. — Пожалуй, тебе стоит закопать это на одном из полей, может, злаки там будут расти лучше.

В нём снова проснулась злость, но он уже контролировал себя. Глупо было винить идиотку за её слова. Кроме того, что плохого, если Белла возродится в виде колоска пшеницы или ячменя? Может, это даже лучше, чем обыкновенная могила. Да… Пожалуй.

— Ладно, — сказал он наконец.

— Мой отец будет очень рад и благодарен.

Они шли молча. Терману становилось всё труднее и труднее дышать, и он стал спотыкаться под грузом мёртвого тела. День был жарким. Когда они поднимались на вершину небольшого холма, покрытого колкой выгоревшей травой, пот стекал с него ручьями. С вершины открывался вид на пёстрый ковёр полей, раскинувшихся на слегка покатой равнине. Поля были разграничены аккуратными изгородями. Неподалёку он увидел кирпичный дом, за которым виднелись и другие дома, сбившиеся в кучу среди полей.

— Вот здесь мы и живём, — улыбнулась женщина.

Он попытался улыбнуться в ответ.

— Где мне вырыть могилу?

— Могилу?

— Яму в земле, в которую я положу её. На каком поле? Каким злакам ей лучше помочь?

Женщина, не останавливаясь, шла вперёд.

— Не знаю, — сказала она. — Клади это куда хочешь. Завтра все поля изменятся.

Это замечание так удивило его, что он споткнулся и чуть не упал под весом Беллы. Как можно поменять поля, причём за один день? И вообще, возможно ли это. И зачем?

— Да, поля поменяются, — повторила она. — Откуда ты, морской зверь?

Он глубоко вздохнул и ответил:

— Из очень далёкой страны.

Этот ответ оказался для неё достаточным, и она, кивнув головой, направилась дальше, легко ступая по упругому мху между стеблями вереска. Он последовал за ней, прислушиваясь к её лёгким шагам и к стрекотанию насекомых под ногами. Перед его глазами пролетела блестящая красная муха — он никогда таких не видел. Терман напомнил себе, что находится в чужой стране, в которой всё может быть иначе, чем дома. Труп Беллы становился тяжелее с каждой минутой. Он посмотрел по сторонам. Некоторые из растений он узнал: здесь росли наперстянки, анютины глазки и подснежники. Но ведь они не должны цвести одновременно! Были и такие, которые он видел впервые: на ветру шевелили листьями высокие кусты с голубыми цветами, которые, казалось, смотрели им вслед; соцветья розовых цветов, похожих на лицо проснувшегося младенца, тихо покачивались, тут же стояло несколько деревьев, шум фиолетовых листьев которых сильно напоминал человеческую речь, хотя язык, на котором они говорили, был совершенно незнакомым.

Они дошли до низкого забора, огораживающего поле, и Терман, повернувшись, облокотился на него спиной.