Никос Зервас - Греческий огонь

Вдруг Петя вспомнил: где-то здесь, в этом цветнике, должна быть Ася! Накануне позвонила радостная, голос звенит:

— Петенька, меня ведь в Кремль берут, на бал! Представляешь!

Оказывается, у них в детском доме был танцевальный конкурс, и она попала в пятёрку лучших.

По телефону Ася поделилась, что страшно волнуется: первый раз их повезут в Кремль и сразу на бал! А вдруг ноги будут подкашиваться? Она просила Петрушу танцевать с ней мазурку, главный и самый сложный танец вечера. Хоть и стыдно было, но пришлось Тихогромову признаться, что за два ода учёбы в Кадетке он так и не научился танцевать. В Кремль он поедет только в качестве певца — «Фуражку» орать. Однако Петруша обещал предупредить Ваню Царицына, лучшего танцора в роте, чтобы не оставлял Асеньку без присмотра. Ваня, смеясь, согласился. Обещал захватить в Кремль наручники — пристегнуть к себе Асеньку, для верности.

Петруша принялся вертеть головой по сторонам, отыскивая Асю. Он не заметил, как ротный солист Телепайло вышел из строя, взмахнул рукой… Тихогромыч судорожно хватил воздуха, и как раз успел — кадеты грянули «Фуражку»:

Фуражка, милая, не рвися!С тобою жизнь мне дорога,С тобой быстро! пронесли-ися!Мои! кадетские! года!!!

«А здорово мы поём!» — порадовался Петруша. Приятно посмотреть на братьев-кадетов: подтянутые, накачанные, с жутко насупленными бровями, с браво поющими белозубыми ртами. Чего стоит один блистательный Телепайло, чернобровый, с огромными украинскими очами, грудь колесом — сущий запорожец, только турецкого чеканного пистолета не достаёт за поясом. Ничуть не хуже крепкий, коренастый Паша Лобанов — философ, настоящий интеллектуал с магнетическим взором, и при этом разрядник по самбо! Даже вертлявый Жора Арутюнов сегодня смотрелся величественно — огненный взор, печоринская бледность… Курносый блондин Славка Павлищев — русский богатырь, поперёк себя шире, пуговицы на груди трещат, на верхней губе уже золотистые усы вылезли, а по глазам видно: добряк и умница, верный и честный парень да, между прочим, знает два иностранных языка. Вот мы какие, кадеты! А танцы начнутся — такое покажем!

Фуражка милая не рви-ися!

Напротив — чёрно-синяя шеренга нахимовцев, оловянные матросики. Замерли и ждут, когда отгремит «Фуражка», и уж тогда они подгонят непременного «Варяга».

Дальше, на фланге, в оранжевых беретках, похожие на королевских пажей, — кадеты Министерства чрезвычайных ситуаций. Если хочешь подраться — можно подскочить и крикнуть: «Спасатели — вперёд! Чип и Дейл спешат на помощь!» — дуэль после бала обеспечена. Ах, до чего прекрасно жить!

Плечом к плечу с Петрушей кадет Царицын ревел со всеми любимую «Фуражку». И почему-то представлялось Ивану, как однажды прекрасным утром он войдёт в этот Георгиевский зал, только пустынный и гулкий, войдёт в золочёном мундире с жестким крестом у кадыка. Остановится на миг у мраморной колонны, вот на этом самом месте. И припомнится ему, Ивану Денисовичу Царицыну, генералу-фельдмаршалу возрождённой Империи, может быть уже поседевшему, израненному в битвах, как много лет назад, ещё кадетом, приходил сюда…

Как-то особенно сладко было сознавать Ивану, что никто в этом зале даже не подозревает, что здесь, среди них, находится знаменитый московский гаврош — неуловимый Иван Царевич. Ах, как бы они переполошились! Но никто не догадывается, что страшный мститель, засадивший Эрнесту Кунцу присоску в лобешник, в данный момент затянутый в кадетскую форму что есть мочи орёт «Фуражку», а потом будет галантно танцевать…

Ваня был счастлив. Правда, ему немного не нравилось, что среди братьев — кадетов, нахимовцев и спасателей — присутствовали штатские холёные мальчики в чёрных и белых фрачках. Видимо, дети уважаемых кремлёвских работников тоже пришли потанцевать на балу.

Но особенно не нравилось Ване, что среди гостей был Лео Рябиновский — изящный, в дымчато-сером смокинге, с вишнёвым цветом в бутоньерке. Юный маг стоял у стены в окружении девочек и наскоро подписывал фотокарточки.

— Эх, жаль, нету под рукой доброй казацкой шашки! — досадно прищёлкнул пальцами Царицын. Очень захотелось ему после бала дать в эту смазливую морду. Ещё спрашиваете, за что? А кто Надиньке гадкую печать на лоб поставил?! Между прочим, юный кудесник до сих пор не заплатил за эту подлость…

Заиграл оркестр. Началась, как выражались кадеты, «разведка вальсом». Потом зазвучал длинный, нелюбимый Царицыным котильон.

Позже был объявлен маленький перерыв и великолепный Лео показывал фокусы. Подлец вышел на середину зала, испустил из себя клубы розоватого дыма и принялся бешено размахивать волшебной палочкой.

Как водится, в руках юных дев засверкали остекленённые букеты, вспыхнули в воздухе огненные обручи, затанцевал по паркету управляемый ураганчик розовых лепестков. Девочки ахали и всплёскивали руками, краснели и бледнели, раздумывая, не пора ли от избытка впечатлений, по закону жанра, изящно грохнуться в счастливый обморок. Кадеты гневно надувались и хмурились: им явно пришёлся не по нраву поганец Рябиновский, легко сшибавший восторг прекрасной половины бала.

Ваня потирал руки в белых перчатках, предвкушая, как смачно хрустнут стёклышки очков, прежде чем просыпаться в белый московский снег… «Я подкараулю его у Троицкой башни», — решил кадет.

Но вот оркестр грянул мазурку. В конце восьмого такта зал взорвался аплодисментами — на тёмно-медовый паркет вылетел, легко скользя и приседая, распорядитель мазурки, князь Михалков-младший, а за ним, будто виясь над землёй, выпорхнула изящная распорядительница, суперзвезда Большого театра, сама Апраксия Веретенцева!

Чета невесомых мотыльков облетела зал, едва касаясь пола, — и понеслась на второй круг, увлекая остальных. Горделиво, будто соперничая друг перед другом в блеске, первые пары мазуристов отважно ступили на наборный царский паркет.

Вот стройнейший Телепайло заспешил приседающим мазурочьим шагом к златокудрой партнёрше в дивном перламутровом платье. Ваня Царицын тоже ждать не стал, стремительно подхватив девицу Анастасию Рыкову, сорвался в танец. Лицо Асеньки светилось счастьем. Большие тёмно-серые глаза с благодарностью смотрели на Ивана.

Он держал её ручку крепко, как старший брат. Он чувствовал, что девочка танцует не слишком уверенно. И всякий раз, когда Ася слегка сбивалась с такта, Царицын на секунду замирал, вовремя подхватывая девочку под локоть: держись! вот так, молодец!

Он чувствовал себя сейчас ответственным за эту девочку как тогда, в поганом и зловещем Мерлине. Он вспомнил в эту минуту всё: как искал Асю по всему замку, как обнаружил её дневник и прочитал его вопреки всем правилам этикета и порядочности. Но ведь он выполнял задание, ему было простительно, ему было можно! Ведь благодаря дневнику он Асю вычислил. Он нашёл её, он её спас! Сколько всего страшного пережили они вместе. Ваня не любил вспоминать, как они, Надинька, Петя, Ставрик, Касси, Ася и он уходили от погони, и он, Ваня, дрогнул, сорвался, накинулся на измученных, перепуганных детей, а её, Асю, обозвал романтичной дурой, сиротой казанской. А Ася его простила… Она никогда не напомнила ему об этом, не попрекнула.