Анна Мистунина - Проклятый

— И убью, если не замолчишь!

— Мясо съешь, а из костей наделаешь стрел для охоты на диких грифонов?

Кар изумленно поднял голову.

— Как ты догадалась?

И только услышав радостный клекот Ветра, понял, что смеется, выронив нож, как не смеялся долгие годы, а рядом заливисто хохочет белокожая имперская девчонка.

Все еще смеясь, Кар протянул руку, и Тагрия безбоязненно вложила в его испачканную кровью ладонь свои пальцы.

— Зачем они нас забирают?

Кар с удовольствием обсосал последнюю кость. Приятно побыть немного дикарем! Бросил в огонь. Пора бы продолжить путь, но Ветер, благородно позволивший людям выбрать лучшие куски, заявил, что еще голоден и отбыл на охоту. А Кар серьезно сомневался в способности грифона нести двойную ношу на полный желудок.

Отвечать не хотелось, но и отказать Тагрии Кар теперь не мог.

— Ты же знаешь все истории. Должна понимать сама.

— Я понимаю, что им нужны рабы, — Тагрия упорно говорила «они», как будто Кар не принадлежал к тому же племени. — А зачем?

— Рабы — это всего лишь слуги, которым не нужно платить.

— А почему тогда они берут детей?

— Чтобы вырастить умелых слуг.

Девочка замолчала ненадолго. Кар без всякой магии знал, какие картины рисует ее сознание: долгие годы безрадостной жизни в услужении у колдунов, вечную разлуку с родными… Она не спросила о главном. Кар от души надеялся, что и не спросит. Оказалось — напрасно.

— В историях говорится, что колдуны пьют кровь своих рабов, — прошептала Тагрия.

— Это неправда.

— Все правда. И грифоны, и колдовство… А это неправда?

Кар молчал долго и тяжело. Тагрия смотрела. Ждала.

— Мы не пьем кровь, — сказал он, глядя в огонь. — Но мы берем из нее Силу. Это почти то же самое.

— Какую… Силу?

Кар вздохнул.

— Сила — это и есть магия. То, что заставляет течь реки, что движет ветром, отчего растут деревья. Жизненная Сила. Без нее даже воздух будет мертвым, ты не сможешь им дышать. Понимаешь?

— Кажется…

— Сила разлита во всем. В воде, в воздухе, в огне, в живых существах. Больше всего — в человеческой крови.

— А зачем вам… Эта Сила?

Вам. Кар тряхнул головой. А чего же он ждал, пускаясь в объяснения?

— Сила дает нам власть над миром. Чем больше Силы, тем больше наша власть.

— Зачем?

— Зачем? Владея Силой, мы можем все.

— Что — все?

— Все. Жить почти вечно, не старея. Зажечь и погасить огонь, вызвать дождь, покорить разъяренного льва, оживить мертвого.

— Или убить.

— Или убить, — согласился Кар. — Или связать, лишив воли.

— Как меня?

— Да.

— И для этого… Нужна кровь?

— Человеческая кровь. Да.

— А ты…

— Да. И я.

Тагрия замолчала. Кар — тоже, запретив себе прислушиваться к ее чувствам. Нежданная откровенность выжгла его. Как будто отдался весь в худенькие детские руки и теперь ждал, обреченно ждал приговора, за которым останется лишь проклятие.

Но Тагрия заговорила, и слова ее не походили на проклятие:

— Тебе бывает страшно?

— Очень редко, — ответил Кар.

— А мне страшно.

— Ты боишься меня?

— Не знаю.

— Я уже говорил, что не обижу тебя. Скоро будешь дома, с родителями. Забудешь все, что случилось…

— Как забуду? Ты меня снова заколдуешь?

Кар вздрогнул.

— Только если ты сама захочешь.

— Нет!

— Подумай, Тагрия. Останется память — останется и страх. Лучше все забыть.

— Не хочу, — прошептала она. — Не надо… Пожалуйста.

— Хорошо.

— Обещаешь?

— Да.

— Я никому не расскажу, если ты не велишь.

— Тебе придется рассказать родителям. Они думают, что потеряли тебя.

Тагрия протянула руку, выудила из кучи тонкую ветку. Поднесла к огню.

— Ты не знаешь, — заговорила она тихо. — Мама умерла, давно. Отец… Он стал каждый день напиваться. У нас был слуга, он следил за трактиром. И я помогала, как могла. А потом… Отец проиграл в кости. Много. Хотел отыграться и поставил трактир. И все…

— Он проиграл трактир?

— Да.

— Тагрия. В тот день… когда я подарил тебе перстень, я оставил твоему отцу деньги. Достаточно, чтобы купить несколько таких трактиров.

— Я знаю, — кивнула она. Вздохнула совсем по-взрослому: — Нет давно тех денег.

— Я велел сохранить их для тебя, — закипая, начал Кар. И осекся, увидев жалобный взгляд девочки. Спросил совсем другим тоном: — Чем я могу помочь?

— Отвези меня домой. К дедушке.

— Конечно. Вот только вернется Ветер.

Жадный огонек побежал вверх по ветке. Ойкнув, Тагрия уронила ее, принялась дуть на пальцы.

— Дай мне, — сказал Кар.

Потянулся — и рукой, и магией. Легким, ласкающим движением унял боль в обожженных пальцах. Коснулся глубоких царапин на плечах. Совсем немного Силы нужно, чтобы зарастить красные следы, словно их и не было. Больше — чтобы вглядеться в тело девочки, в ее душу, убирая болезненные отпечатки голода и побоев, выровнять пульс, восстановить желудок и печень, очистить кровь. Вдохнуть — совсем немного, иначе придет опьянение — сил и смелости.

— Ой, — тихонько сказала Тагрия.

Кар опустил руку.

— Лучше?

— Да! — она потрогала плечи. — Что это? Это твое колдовство?

— Магия.

— А как ты это делаешь?

«Ветер!!! — завопил Кар мысленно. — Где ты, наконец?!»

Вылететь до наступления темноты не помогла бы даже Сила. Вернувшийся с плотно набитым животом грифон не возражал против полета, хоть и буквально источал сонливость. Пожалев друга, Кар оставил его дремать на камнях и вернулся к нескончаемым вопросам Тагрии. Как это — колдовать? А как колдуны… Да, поняла, маги. Как они берут эту Силу из крови? А ты никогда не состаришься? А почему их победили, им что, не хватило Силы? А они вернутся и опять сделают всех рабами? А я смогла бы приручить маленького грифончика? А почему нет? А ты правда убил императора? А кто тогда его убил? А как ты вызываешь огонь? А у меня получится? А ты всегда умел колдовать? А как ты научился?

Погребенный под ворохом ее вопросов, Кар утратил всякую способность к сопротивлению. Вскоре он с удивлением понял, что рассказывает — подробно, улыбаясь и размахивая руками — о годах жизни в Долине, о первом учителе, презиравшем нахального дикареныша, о том, как презрение сменилось уважением и дружбой. Об уроках в Зале Познания, о погибших птенцах грифонов, о чуде, совершенном Сильной Кати. О медленных путях звезд и тайнах человеческого тела, о движении стихий и наслаждении от Познания, о невыносимой радости власти, когда приходит время Воздействия.

Тагрия слушала, приоткрыв рот. Глаза ее сияли. К добру или к худу, теперь встреча с магами не будет вспоминаться ей сплошным ужасом. Скорее — пугающей, но и влекущей сказкой.