В. Шефнер - Лачуга должника

При счете "десять" дверца распахнулась. Я шагнул обратно в каюту. Странно знакомое ощущение овладело мной. Я не сразу понял, чем оно вызвано. И вдруг догадался: это качка!

- Поздравляю! Мы приводнились! - сказал я Белобрысову.

- Точнее сказать - приялмезились,- изрек он. В порт мы вовремя прибыли, Мы доставили груз, А дождемся ли прибыли - Утверждать не берусь.

- Внимание! - послышался голос Карамышева.- Корабль наш произвел посадку на планете Ялмез. Через десять минут - общий сбор на палубе. Наружная температура - плюс двадцать шесть по Цельсию.

Я взглянул на настенные часы-календарь. Они показывали 12-05.07.08.2151 - по земному времени.

- Надо припижониться по такому случаю,- сказал Павел, открывая личный контейнер.- Как-никак - мы здесь гости… Только желанные ли?

Никогда не забуду Чей-то мудрый совет:

Жди опасности всюду, Где опасности нет.

Я тоже потянулся к своему контейнеру и извлек яз него военно-морскую форму. Когда мы покинули каюту, на Белобрысове красовались старинный пиджак и рубашка с пестрым галстуком; брюки он надел узкие-преузкие, а голову его увенчивала лихо заломленная кепка. На мне же была фуражка с "крабом", китель с погонами, черные брюки и флотские ботинки.

Уже в коридоре чувствовалось, что "Тетя Лира" разгерметизирована: тянуло солоноватым сквозняком, бодрящей морской свежестью. У всех, спешивших на палубу, был празднично-оживленный вид. По внутреннему трапу мы вышли на ту часть поверхности корабля, которая после приводнения преобразилась в палубу; верхние сегменты обшивки разомкнулись и опустились в бортовые карманы, выдвинулась рубка в мидельной части. В целом же палуба была гола и огромна по площади; отдаленно она напоминала мне взлетные полосы на музейных моделях старинных авианосцев. Как ни странно, но сходная мысль возникла и у моего друга.

- Как бы нашу посудину ялмезиане за военный корабль не приняли,- пошутил он.- Тем более ты тут в военной форме торчишь.

Бог спросил у Сатаны, Не предвидится ль войны.

Сатана ему в ответ:

"Либо будет, либо нет".

Меня - в который раз - поразило, как дотошно изучил Белобрысов реалии XX века, в том числе и военно-морские. Сколько книг ему пришлось прочесть!.. И для чего?..

Размышления мои были прерваны звуками "Гимна Мирной Земли". Они все ширились, они парили над океаном. Одновременно в центре палубы распахнулся люк, и из него стала расти, уходя в ялмезианское небо, телескопическая мачта. На вершине ее развернулся алый с голубым флаг - символ нашей планеты.

Ветер дул силою не более балла. По океану шла мерная, широкая зыбь. Вода отливала неправдоподобной синевой - будто на старинных земных курортных открытках. Лиловатое ялмезианское солнце светило нам в спину. После замкнутого, тесного мира корабля, после его кают и заполненных приборами технических отсеков, ялмезианский мир казался ошеломляюще огромным.

Когда отзвучал гимн, Карамышев взял слово. Он сказал, что дает всему составу экспедиции, за исключением морской команды, сутки отдыха; "Тетя Лира" эти сутки будет дрейфовать с выключенными двигателями. Затем мы возьмем курс на материк, от которого находимся сейчас на расстоянии восьмисот километров. Там мы прежде всего исполним печальный долг - похороним наших погибших товарищей. На ближайшие четыре часа внешними вахтенными назначены Белобрысов и Кортиков.

Мы с Павлом поднялись в обзорную рубку, сняли показания приборов, сделали первую запись в вахтенном журнале. Затем я доложил вниз по внутренней связи:

- Вахту несут Белобрысов и Кортиков. Особых обстоятельств нет. Поле обзора чисто. Под килем - шесть тысяч семьсот шесть метров. Отбой.

Мы опустили боковые заслоны из сталестекла. Теплый и влажный ветер продувал рубку насквозь. Громадный корпус "Тети Лиры" покачивался мягко, убаюкивающе.

- План по романтике выполняется успешно, а ко сну почему-то клонит,прервал молчание Павел. Эх, вахтенный, не спишь ли ты?

Скорей расстанься с ленью!

Под килем кильки иль киты - Ответь без промедленья!

Произнеся это, он нажал кнопку глубинного наблюдения. На экране возникли изображения мелких, юрких голубоватых рыбок. Потом не спеша проплыла большеголовая рыбина-шестиглазка; одна пара глаз у нее была на голове, остальные - на спине.

Затем зазвучал зуммер. Над стереорадаром зажегся сигнальный глазок. На экране возникло высокое раскидистое дерево. Оно одиноко маячило в двадцати километрах от нас. Ветви его были усеяны какими-то желтыми хлопьями; я решил, что это листья.

- Паша, нас сносит к какому-то островку. Надо доложить вниз.

- Чтоб не поддаться панике, Не всякой верь механике, возразил Белобрысов.- Давай-ка воздержимся пока от сообщений.

Встретишь волка или гада - Докладать о том не надо Ни начальству, ни невесте - Им нужны благие вести!

Мы включили поисковый глубиномер,- и тут выяснилось, что в радиусе пятисот километров от нас глубина ничуть не меньше, чем у нас под килем. - Странно!.. Но ведь дерево-то мы видим, Паша!

- Оно плывет! - заявил Павел.- Плывет навстречу нам - вопреки течению и логике…

Через два часа дерево проплыло в пятидесяти метрах от "Тети Лиры". Корни его уходили далеко в прозрачную глубину. Дерево плыло своим курсом. То, что я издали принял за листья, оказалось сборищем ширококрылых желтых птиц.

Они ровными рядами сидели на ветвях и, глядя все в одну сторону, синхронно взмахивали крыльями, тем самым заставляя дерево перемещаться в океанском просторе. Они были как бы живым коллективным парусом. На вершине этого странного древа стояла птица - тоже желтая, но крупнее остальных. Она вертела головой во все стороны и издавала короткие ритмичные крики, в такт которым дружно работала крыльями вся стая.

Но вот верхняя птица умолкла, затем покинула свой командный пункт. Вслед за ней взвились в воздух все остальные. Стала видна кора ветвей, усеянная мелкими синеватыми иглами,- и многочисленные гнезда, сплетенные, по-видимому, из водорослей. Птицы же, приводнившись на некотором расстоянии от своего вертикального ковчега, стали нырять,- и каждая, поймав рыбу, тотчас возвращалась к дереву, неся добычу в клюве. Весь экипаж "Тети Лиры" столпился у правого борта, не в силах оторвать глаз от инопланетного чуда.

Павла эта, как он выразился, плавучая птицеферма навела на грустные размышления.

- И в какую же глухомань нас, Степа, с родной Земли занесло…

Нас к домашним пенатам Не притянешь канатом!

И ни одного корабля на горизонте! И не будет! И брата я тут не найду, это уж дело ясное…