Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

Если бы Серафиме сказали, что по ошибке ее привели в морг, она бы не удивилась.

Накрытый то ли новой простыней, то ли старой скатертью освещенный конец стола приютил несколько престарелых тарелок, блюдец и чашек, переживших свои сервизы.

В круге света, скрестив руки на узкой впалой груди, сидел на одном из массивных дубовых стульев царь Костей.

— Вы задержались, Елена, — встретил он ее колючим взглядом и раздраженной репликой.

— Доброе утро, ваше… величество. Скажите пожалуйста, вас когда-нибудь учили вставать, когда входит дама? А здороваться?

От тона царевны среднегодовая температура мгновенно упала на несколько градусов.

Серафима спиной почувствовала, как задохнулся сзади только что бесшумно догнавший их царский советник.

— Но я… Но у меня… Но вы здесь… Я не обязан… — постарался найти нужные слова царь, но пришел к выводу, что, видимо, забыл их где-то дома. И ему ничего не оставалось делать, как приподняться, слегка склонить голову и проговорить:

— Доброе утро.

— Здравствуйте, ваше величество, — Серафима прошествовала на место. — Я рада вашему приглашению разделить с вами завтрак. Это означает, что в ваши планы не входит заморить меня голодом.

— Заморить вас голодом? — брови Костея приподнялись. — Но вам вчера должны были принести ужин в покои. Зюгма?

Он обернулся на советника, и тот согнулся чуть не втрое.

— Все как ваше величество повелели.

Костей вопросительно взглянул на царевну.

— Если то, что мне принесли, действительно было едой для меня, а не для одной из ваших собак, то вашему повару, как честному человеку, придется покончить жизнь самоубийством, съев то, что он приготовил. А для меня вы найдете другого.

— Вам не понравилась еда? — казалось, Костей искренне не понимал причины недовольства своей пленницы.

— Нет.

Царевна двумя пальчиками откинула салфетку с блюд, поджидавших их на столе, и осторожно, как в жерло пушки, заглянула в первую тарелку.

— Смотрите, что это?

Костей прочитал запись на листе пергамента рядом с тарелками — судя по всему, меню: "Салат овощной с зеленью".

— Если это салат, — Серафима брезгливо ткнула мизинчиком в чашку размером с небольшой тазик, — песка в нем видно быть не должно…

— Положите сметану.

— …Потому что песка там не должно БЫТЬ.

Костей провел ладонью над салатом, и объем его уменьшился на четверть.

— И кузнечиков — тоже, — упорствовала в недовольстве царевна.

— Но здесь же написано — это зелень!

— Зелень — это лук и укроп, милейший. Если, конечно, вы родом не из Вамаяси.

— Я родом из Сабрумайского княжества!..

— Тем более. Мясо должно быть прожаренным, с хрустящей корочкой, — методично, не обращая внимания на хозяина, продолжала критиковать местную точку общепита Серафима. — Картофель полностью почищенный и без ростков. Халва — не заскорузлой по краям…

— Это хлеб, — обиженно прервал ее Костей.

— Хлеб? Вас обманули. Я видела хлеб. Он не такой, — с издевательским удивлением приподняла брови царевна. — Я не капризна. Я не знаю, что такое капризы. Я в жизни своей никогда не была капризной. Никто на свете не может назвать меня капризной, — она бросила вызывающий взгляд на Костея, но тот пожал плечами и вызова не принял. — Но я требую предоставить мне нормальную еду, соответствующую моему статусу.

— Ваш статус здесь, — прищурился царь, — моя пленница.

— А я думала, что мой статус здесь — ваша будущая жена.

Бастионы пали.

Сбылась мечта идиота.

— Ж-жена? — царь приподнялся со стула и недоверчиво заглянул царевне в лицо. — Так вы согласны? Вы больше не требуете отпустить вас, отправить домой и чего еще там?..

— А вы меня отпустите? — быстро спросила Серафима.

— Нет.

— У меня есть выбор?

— Нет.

— Тогда давайте, наконец, отравимся вашим завтраком, царь.

— Отравимся? Ну, нет. Если вам это не нравится — хотя меня лично это устраивало на протяжении многих лет — я все исправлю. Дело в том, что повар — мой старый палач в отставке. Что бы вы про меня не думали, но я не могу выбросить на улицу человека после пятидесяти лет добросовестной работы только потому, что он ослеп, и у него стали трястись руки. Тем более, если его навыки могли пригодиться в другом месте.

— Оказывается, у вас есть сердце, царь?

— У меня есть мозги, — Костей растянул тонкие губы в ответ на то, что он посчитал комплиментом. Может, это была радость. — И моя магия. К вашим услугам, царица.

Он медленно провел костлявой рукой над тарелками, Камень вспыхнул и засиял ровным багровым светом — темнее, чем вчера, когда я его увидела, подумала Серафима — и блюда были приведены в соответствие с пожеланиями будущей супруги.

— А посуда? — перешла она к следующему пункту своего недовольства.

— А что с ней? — настороженным взглядом Костей окинул накрытый стол. — Все на месте, целое, не треснутое — я знаю эту примету.

— А примету, что все на столе должно соответствовать друг другу, составлять гармонию, вы знаете?

— Н-нет?

— Тарелки, блюдца и чашки должны иметь одинаковый рисунок. Это называется "сервиз".

— Что за блажь, — непонимающе пожал плечами царь, но камень на его груди засветился, и все тарелки на глазах окрасились в матовый черный цвет. — Так вас устроит?

— Если у нас не поминки, то нет. Если ваше величество не затруднит, сделайте сервиз ну, хотя бы, голубого цвета. С золотыми каемками.

— Для вашего величества — все, что угодно. Даже золотые каемки, — уголки губ Костея подвинулись к ушам.

Камень засиял, посуда, как бдительный хамелеон, приняла заказанный вид.

— Неплохо, — склонила голову царевна.

— Ну, а теперь, когда все здесь по вашему вкусу — присаживайтесь, моя драгоценная Елена, — жестом пригласил Костей, и губы его растянулись еще шире. Наверное, это было счастье.

Но драгоценная Елена его счастья не разделила.

— Как, вы не хотите отодвинуть мне стул, чтобы я могла сесть? — весь ее вид был нерукотворным монументом Недоумению в самом его дистиллированном виде.

— Вы плохо себя чувствуете? — недоумение царя было еще более искренним — это почувствовала даже Серафима. — Вы не можете сами отодвинуть стул?

— Нет, благодарю вас, насколько это возможно после ночи в неотапливаемых недоотремонтированных покоях под храпение Змея-Горыныча и туалета без помощи служанок, я чувствую себя нормально. Но отодвинуть стул, чтобы помочь даме сесть — это требование этикета.

— Да?

Если бы в его присутствии кто-нибудь сейчас произнес "гиперсенситивный синхрофазотрон на мю-мезонах", вряд ли это вызвало бы у него большее непонимание.