Далия Трускиновская - Несусветный эскадрон

– Не в город же возвращаться… – Арнис громко вздохнул. – Кому мы там нужны, в городе?..

– Вы были нужны на баррикадах, – отрубила я, закрывая блокнот.

– Чтоб я еще когда в жизни сел на баррикаду!

– Чтоб я еще когда в жизни таскала туда термосы!

Мы с Арнисом уставились друг на дружку. Но узнавания не произошло. Может, я и наливала ему в пластмассовый стаканчик горячий кофе, может, он и подставлял мне этот стаканчик…

– А ведь как тогда все было прекрасно… – пробормотал Гунар. – Все вместе, все – заодно, и с песнями… Я такие кадры сделал!..

– Ты-то уж молчал бы! – я вспомнила, как он чуть не сорвал фоторепортаж. – Ты не на баррикады ходил, а сына коньяком обмывал. Тебя туда и не заманить было – там же объявили сухой закон!

– Что там объявили? – мужик что дуб неожиданно расхохотался. – Какой закон? Вы, сударынька, на радио спросите, во что им этот сухой закон влетел! Те герои, что радиокомитет охраняли, оттуда все импортные микрофоны потаскали и на Чиекуркалнском рынке на водку обменяли! Я там ночевал, я знаю.

Он стоял перед нами – здоровенный, провонявший машинным маслом, совершенно ошалевший от неудач. Он уже не понимал, в какую сторону кидаться, чтобы не только накормить, но и одеть детей. Потребовал, чтобы мы через газету узнали, где теперь продаются резиновые сапоги, без которых деревенскому ребенку никак нельзя. Именно – дешевые, черные, резиновые сапоги советского образца.

Похоже, именно его я тогда угощала кофе с пирожками. А он меня угостил сейчас парным молоком – и сказал, что для горожан это экзотика, у них там сплошные заграничные лимонады, а про молоко все как бы забыли. Это было чистой правдой.

– Пусть эти господа в Риге перестанут наконец дразнить медведя, – потребовал Арнис, тыча пальцем в мой блокнот. – Ведь все – из России, и бензин, и электричество. Я до сих пор линию до хутора не дотяну. Столбы поставил – а провода оплачивай сам. На какие шиши?

– До войны керосиновыми лампами комнату освещали, а масло в Англию продавали! – опять встряла бабка. – Вы, сударынька, напишите прямо – виноваты русские! А мы, крестьяне – хоть в постолах, зато в свободной Латвии!

Арнис сплюнул. Гунар помотал головой. Бабка зациклилась…

– Заставишь ее обуть постолы, как же! И пока не помрет, будет голосовать за всякую чушь! – сказал Гунар, когда мы выбрели к шоссе и встали возле автобусной остановки.

– Она – за национал-идиотов, но Арнис-то, я думаю, поумнел?

– А его никто голосовать не пустит. Он же не гражданин.

– Арнис?!.

Мне и в голову не пришло спросить этого здоровенного латыша о его гражданстве. Допустим, приезжим русским гражданства не дают, и в этом, возможно, есть какой-то смысл… Но Арнис?

– Он тебе жаловаться не стал, а мне сказал, – объяснил Гунар. – Его бабка, старшая сестра этой чертовой перечницы, в четырнадцатом году как эвакуировалась девчонкой в Россию, так и вернуться забыла, там замуж вышла. Кстати, за латыша. Перечницу-то в двадцать третьем привезли, а эта только в пятидесятых приехала. Ну вот, и получилось, что она с двадцатого по сороковой год в Латвии отсутствовала. А ты же знаешь закон – гражданином может быть лишь тот, кто лично, или же в виде сперматозоида, проживал в свободной Латвии с двадцатого по сороковой!

– Или в виде яйцеклетки, – дополнила я. – Значит, Арнис под закон не подпадает. Но он же чистокровнейший латыш!

– Такие же чистокровные латыши четыре года назад вернулись в Латвию из Сибири и не могут получить гражданство, – напомнил Гунар. – Мой родной брат – не гражданин!

– Володька?!.

Сюрприз за сюрпризом, черт бы их побрал…

– Мама у меня тоже не гражданка, я по отцу записался. А Володька – от другого отца. Ясно? – и Гунар отвернулся, чересчур внимательно вглядываясь в пустой горизонт.

– Мы автобус не упустили? – забеспокоилась я. – Они же тут два раза в день теперь ходят.

– Интересно, как здесь детей в школу возить собираются, – буркнул он.

Гунару предстояло снаряжать в первый класс свою вторую дочку. А Лига ждала четвертого малыша. И это было уму непостижимо – в наше время рожать детей!

– А чего собираться? Еще лет пять – и в школу ходить некому будет. Немного потерпеть осталось, – ответила я. – Нет детей – нет проблемы.

Недавно мы с Гунаром побывали в родильном доме. И поняли, что газетные вопли о смертности, вдвое превышающей в Латвии рождаемость, – чистая правда. Если так пойдет и дальше, через десять лет она будет независимым государством свободных пенсионеров.

Вдруг придорожные кусты зашевелились. И оттуда, где тропинке быть никак не полагалось, вышел человек.

– Гляди! Голубой дед! – шепнул Гунар.

И впрямь – сивая дедова борода имела явственный голубоватый оттенок. А в остальном это был простой деревенский дед, крепкий, в огромных резиновых сапогах, в заляпанном ватнике и даже, несмотря на теплую весну, в лохматой ушанке. Старая ушанка тоже отливала голубизной.

В руке он нес помятое ведерко.

– Люди добрые, – обратился к нам этот сивый кудлатый дед, чью бороду не расчесать было и граблями. – Вот – рыбку…

Я заглянула в ведро. Там плавало в тесноте несколько крупных окуней.

– Простите, никак не можем, – я заюлила, пытаясь повежливее отказаться от покупки. – Нам в Ригу возвращаться, сперва на автобусе, потом электричкой, да и нести эту рыбу не в чем…

– Я вам ведерочко дам, – пообещал дед, глядя с невыразимой тоской.

Глаза у него были поразительно яркие, голубые с прозеленью.

– Что же мы у вас ведерочко забирать станем? Ведерочко вам самому нужно.

Нам с Гунаром только и не хватало сейчас покупать ведерко к рыбе впридачу. И тащиться с ним за полсотни километров…

– Ведерочко вы мне потом вернете. Мне бы рыбку мою бедненькую выручить…

Гунар посмотрел на меня, я – на него, и мысль нас озарила одна и та же: ну вот, сумасшедшего Бог послал…

– Задыхается моя рыбка, – объяснил странный дед. – Какой-то скот запасся горючим, пока еще дешевое было, врыл цистерны возле самой воды. А они возьми да протеки! Выручите рыбку мою, пустите в чистую воду!.. А ведерочко обратно принесите, вот тут в кустики поставьте… Или даже можете не приносить…

Жалко было смотреть на диковинного старика.

– Где ж ты теперь, дедушка, чистую воду найдешь? – со вздохом спросил Гунар. – Все ведь изгадили…

– В речку пустите, – взмолился дед. – Есть же тут какие-то речки! Найдите чистенькую… Можете ведерочко и не приносить, я другое найду. Мне бы только рыбку выручить…

Он присел на придорожный камень и низко опустил голову. Казалось, еще минута – и сползет дед, окажется перед нами на коленях.