Яна Алексеева - Оковы равновесия

Ладно, еще немного отдохну и снова все как следует осмотрю. Проход должен быть!

Отерев руки о камни, я привстала, совершенно не желая снова напрягать гудящие ноги.

Неожиданно каменная плита под спиной с протяжным скрипом отъехала в сторону.

И я рухнула в густую ароматную темноту. Прохладная, полная свежести волна накрыла с головой, смывая сознание в ласковую бездну.

Мир мигнул, погас и снова разгорелся, расцветившись новыми, а точнее, давно и прочно забытыми красками и запахами.

В бархатной густо-синей вышине горели булавочные искорки звезд, обрисовывая черный силуэт словно бы обкусанной стены. Словно острые зубья гигантской челюсти нависали надо мной, готовясь рухнуть вниз с обрыва, в основании которого открылся выход на волю. Где-то там, вверху, раздавался грохот, мерцало алое зарево, абрисом вырисовывая неровные обломки, здесь же, внизу, в подрастающей свежей траве было темно, тихо и покойно.

Машинально считая удары сердца, привычно уже подхватила Лейра за плечи и потащила вниз по склону. От потайного выхода ушла недалеко, шагов на двадцать, как вдруг грохнуло особенно громко, потом гулко бухнуло, словно схлопнулись гигантские каменные створки, и небо затопил свет.

Обжигающе-белый, режущий глаза, он просто потек вниз сплошным потоком, открывая взору неровный частокол стен, на несколько мгновений превратив мир в четкую, но гротескную черно-белую картинку. За пару ударов сердца до того, как катящаяся волна настигла нас, я успела только досадливо и сердито подумать о собственном невезении. Самое время явить себя древним силам. Мне нужна помощь.

Сон кружит и качает, словно на качелях. Вверх-вниз, сквозь густой белый туман, закручивающийся маленькими вихрями. Вверх, вниз, вверх…

И я выныриваю, задыхаясь, пробив верхний слой облаков. И плыву над ними, струясь, словно ветер в синей вышине под жаркими лучами солнца. Оно греет, но не обжигает, колет острыми лучиками, словно иголками, а миг спустя за компанию растягивается, превращаясь в золотистую змейку, уже не ослепляющую, а мягко сияющую, окутывающую ласковым светом. Мы летим вместе…

Падаем в туманную бездну, сплетаясь намертво, и единым целым ныряем в оранжево-алый океан, плещущий волнами от горизонта до горизонта. Все глубже, глубже и глубже, отлавливая по дороге нанизанные на невидимые нити пузырьки синего света, похожие на маленькие сапфиры, разбрасывающие кругом разноцветные искры.

Добравшись до дна, я касаюсь его, подхватывая горсть серебристого песка, и спиралью ввинчиваюсь вверх. Распахиваю крылья и в свете алых, разлетающихся веером брызг лечу, лечу, лечу…

Чтобы открыть глаза, вынырнув из бесконечного и бессознательного в реальность.

Я, кажется, проснулась, а странное путешествие в ало-золотом мире — просто очередной выверт усталого разума. Так гораздо проще, чем считать видения чем-нибудь, имеющим глубинное значение.

Что гораздо важнее, так это знание о том, где мы находимся и кто нас сюда доставил.

Нас — потому что пальцы мои лежат на перебинтованном запястье сера хранителя, и под тонкой тканью я ощущаю биение его жизни. Вот так, не глядя, не вслушиваясь в себя, я просто знаю, что он жив, рядом и все так же без сознания.

А еще я чувствую себя сосудом, полным живительной влаги настолько, что она вот-вот польется через край, выплеснется от любого неверного движения и без толку впитается в землю. И просто представила, как осторожно отливаю в полупустой кувшин, выравнивая уровень жидкости…

Стало гораздо легче думать, а дыхание Лейра выровнялось, перестав напоминать отрывистый хрип старого полумертвого волка.

Туман перед глазами словно развеялся, стало понятно, что над нами — скошенный низкий деревянный потолок, слева, совсем рядом, небольшое окошко, а лежим мы на широкой низкой кровати, скорее даже просто на толстом матрасе, положенном на пол. Похоже на мансарду.

Прекрасное ощущение чистого тела, свежего белья и теплого мехового покрывала навевало покой, да так и призывало: «Закрой глаза, поспи…» Но! Нельзя…

Венец!

Я нервно дернулась, ощупывая голову. Странно. Обруч на месте, уже привычно сдавливает виски, но волосы аккуратно расчесаны и заплетены в простую косу.

Резкое движение разбередило ссадины, легкий зуд разошелся по телу, и, вздохнув, я осторожно приподнялась на локтях, а потом и села, опираясь рукой на узкий подоконник. Окошко выходило во внутренний двор, огороженный высоким забором. На утоптанной площади толклись люди, кони, телеги. Кто-то спешил покинуть двор через ворота, столбы которых были украшены резными лисьими головами. Остроухие морды почему-то смотрели не на дорогу, тянущуюся между холмов, а друг на друга, демонстрируя клыкастые челюсти.

Шум до чердака не доносился, но пантомима во дворе была так выразительна… Телега с цветастым пологом выезжала за ворота, мохноногие низкие лошадки дергали хвостами и, отфыркиваясь, трясли гривами. Возница в синем красноречиво воздевал руки, размахивая кнутом и что-то грозя безоблачному небу.

Прогарцевавшие нервно вдоль ограды гнедые кони угомонились, всадники, четверо в черном, спешились, перебрасывая поводья через коновязь. Двое или трое работников в простых домотканых балахонах подхватили объемный сверток из возка и куда-то потащили. Хозяева, двое в сером, остались стоять рядом, оглаживая нервных мулов. Промелькнул целитель.

Интересно, но… все то же отстраненное равнодушие довлело над сознанием, не давая сорваться в истерику. Это хорошо. И в чем-то, наверное, работало самоуспокоение.

Я жива, Лейр жив. Все хорошо. Будет.

От спокойного наблюдения за улицей меня оторвали шаги за стеной и звук открывающейся двери.

Я, снова невольно вцепившись в запястье Лейра, обернулась.

В проеме возникла невысокая женщина, полная, круглолицая и светловолосая, в свободном платье с яркой рунной вышивкой по поясу. Увидев меня, она расплылась в улыбке, обернулась назад, подхватив бежевый подол, и прокричала куда-то:

— Эрдис, госпожа-то очнулась! — Она шагнула вперед, чуть приседая в реверансе: — Вы позволите?

Я молча повела рукой в разрешающем жесте.

Я снова — простой наблюдатель, отделенный от происходящего, анализирующий, спокойный. Интересно, когда появилась эта непонятная традиция — общаться с более низкими сословиями жестами? Кто решил, что слишком велик, чтобы снизойти до слуг? Давнее решение, ведь и жесты обрели точность и законченность, и многие жители герцогства прекрасно их понимали. Не оттуда ли пошел этот обычай, откуда и возвеличивание герцогского достоинства? Ведь не рунному договору и не венцу это нужным показалось, а людям.