Принцесса пепла - Лора Себастьян
ганных криков Крессентии, почти не чувствую, как подруга вцепилась мне в руку, совершенно позабыв о нашем разговоре — как будто я могу защитить ее от изломанного тела кайзерины Анке.
Я вырываюсь из цепкой хватки Кресс и подхожу ближе к телу, стараясь не наступить в лужу крови, потом присаживаюсь на корточки и прижимаю ру-ку к щеке кайзерины. Даже при жизни ее кожа бы-ла холодна, но теперь стала еще холоднее. Мертвые глаза глядят прямо перед собой невидящим взглядом, и я опускаю веки женщины, хоть и знаю, что этот взгляд отныне будет преследовать меня в кошмарах.
Больше всего меня пугает рот умершей: ее губы до сих пор испачканы пеплом, вдобавок они растянуты в широкой, счастливой улыбке. Улыбка у нее такая же, как у Сёрена.
— Тора! — Крессентия трясет меня за плечо. — Погляди наверх.
В окне, из которого выпала кайзерина, темнеет массивная фигура — человек смотрит на нас. Еще слишком темно, и я не могу разглядеть его лицо, но в неверном свете занимающегося утра золотая коро-на у него на голове отчетливо поблескивает.
ГОРЕ
Всю неделю после смерти кайзерины Анке мы с Крессентией не говорим о том, что видели. О разговоре, который предшествовал страшному инциденту, мы тоже не упоминаем, и я против во-ли гадаю, не было ли всё случившееся одним страш-ным кошмаром. Но это реальность, потому что ка-ждое утро я просыпаюсь и обнаруживаю, что кайзе-рина действительно мертва.
Всего через пару секунд после того как мы нашли тело, к нам подбежали стражники и принялись зада-вать вопросы, однако мы благоразумно не стали ука-зывать пальцами на кайзера.
Мы ничего не видели, заявили мы, и солдаты пове-рили нам, не колеблясь.
Придворные перешептываются, мол, кайзерина в конце концов окончательно сошла с ума и выброси-лась из окна, этого давно следовало ожидать; оказы-вается, нашлись и такие, кто уже какое-то время делал ставки на то, что нечто подобное в итоге случится.
Я слышала, что кайзер тоже поставил на то, каким именно способом кайзерина покончит с собой, и вы-играл, но это всего лишь слух, хотя я легко могу по-верить в подобное.
Состоялись тихие похороны, на которые меня да-же не пригласили, хотя Кресс на них присутствова-ла. После церемонии она зашла ко мне и рассказала, что тело кайзерины выставили на всеобщее обозре-ние — обмытое, но такое же изломанное, каким мы его и обнаружили. Подруга сказала, что кайзер си-дел в глубине часовни, но ушел через несколько ми-нут после начала церемонии, даже не потрудившись произнести положенную речь. Согласно кейловакси-анской традиции, тот, кто скорбит об умершем, дол-жен обрить свою голову, однако кайзер по-прежнему носит длинные волосы, как положено кейловаксиан-скому воину, хотя он уже много лет не участвовал ни в одном сражении.
Я пытаюсь уловить в голосе Кресс намек на го-речь, какой-то знак того, что она помнит наш по-следний разговор, однако складывается впечатление, что подруга совершенно об этом забыла. Возможно, оно и к лучшему. Наверное, глупо было с моей сто-роны довериться Кресс — не из-за того, кто она та-кая, а из-за того, в каких условиях она выросла. Мир, в котором она живет, для неё привычен; для меня это сплошной кошмар, а для Крессентии этот мир — родной дом. Полагаю, легко чувствовать себя как до-ма в мире, в котором ты находишься на самой верши-не, и при этом очень легко не замечать тех, на чьих спинах ты стоишь.
Блейз несколько раз пытается расспросить ме-ня о том, что произошло в саду, но я пока не готова снова с ним разговаривать, хоть уже и не сержусь на него из-за нашего разговора на бале-маскараде. Если я с ним поговорю, наружу выплывет сразу всё: преду-преждение кайзерины, поползновения кайзера, мои чувства к Сёрену, мой разговор с Кресс, в ходе ко-торого я чуть не призналась ей во всём. Будет луч-
ше, если Блейз обо всём этом не узнает; друг по-сво-ему меня защищает, и я тоже буду защищать его, как могу.
Кайзер до сих пор ни разу не вызвал меня к себе, но полагаю, это просто затишье перед бурей, какая-то новая игра, правила которой мне нужно выучить до того, как кайзер примется жульничать. Если кай-зерина не ошиблась и кайзер собирается на мне же-ниться, дабы окончательно утвердить свои права на Астрею, он, вероятно, скоро сделает мне предложе-ние. Эта мысль преследует меня в кошмарах, я ду-маю об этом днем и ночью. Сколько бы раз я ни при-нимала ванну, как сильно ни терла бы кожу губка-ми и маслами, я не могу стереть с себя ощущение его рук на своем теле. Иногда, перед тем как заснуть, я вдруг подскакиваю, потому что мне мерещится его кислое дыхание.
Проснувшись однажды утром, я осознаю, что мои пальцы сжимают какой-то твердый, горячий предмет, спрятанный под моей подушкой. Я понимаю, что это бутылочка с энкатрио, которую я собственноручно спрятала в свой матрас. Однако кто-то, вероятно, пе-реложил ее под подушку, дабы напомнить мне о де-ле — как будто я могу об этом забыть. Я чувствую, что Тени наблюдают, но никто ничего не говорит, никто не выказывает ни малейшего удивления при виде бутылочки.
Следует что-то сказать, я это понимаю, но у меня больше нет сил защищаться. Также я знаю — как зна-ют и они, — что все мои оправдания исчерпаны.
Не говоря ни слова, я встаю с кровати, опускаюсь на колени и прячу бутылочку обратно в матрас.
Я говорю себе, как уже не раз твердила своим Те-ням, что было бы в высшей степени неразумно от-равить Кресс и Тейна впопыхах. Если мы допустим
промах, кайзер обвинит во всём меня, после чего ме-ня скорее всего обезглавят до возвращения Сёрена. Весь наш план развалится, а оно того не стоит. Од-нако я знаю, что это лишь часть правды. Я постоян-но прокручиваю в памяти тот злосчастный разговор с Кресс в саду, пытаюсь представить, что случилось бы, не выпади кайзерина из окна, и что могла бы мне сказать Кресс.
Я боюсь снова заговаривать об этом с подругой, но при встречах вижу на ее лице настороженность; я до сих пор слышу, как она говорит, что мы не будем ос-вобождать из рабства астрейцев. И всё же какая-то часть меня отчаянно надеется, что я ошиблась и под-руга нам
