Далия Трускиновская - Люс-а-гард

Поглядывая тем не менее на детишек с большим подозрением и успешно преодолевая искушение подойти и рассмотреть их игрушку, Люс двинулась в обход мельницы, и поэт как-то незаметно оказался рядом с ней, когда она приманивала стайку пестрых кур.

— Выслушайте меня, прекрасная леди, — решительно начал он. — Я сейчас побывал в сражении, и я понял, что мужская забава мне по плечу! Теперь я могу говорить с вами не как воспитанник монахов, а как мужчина!

«Этого еще недоставало!»— подумала Люс.

— До сих пор передо мной было два пути — получить наследство от дяди, а если нет — так удалиться в обитель. Но теперь я вижу и третий путь! — взволнованно продолжал юноша. — Я клянусь вам в верности, прекрасная леди, а у нас в роду такие клятвы соблюдают свято. И я готов повторить ее в храме. Вы — единственная женщина, кого я могу любить!

Ему незачем было говорить все это вслух, да еще так красиво. Люс и сама обо всем догадалась. И она уже сделала свой выбор.

Она уже совсем было собралась объяснить, что никакая любовь между ними невозможна, как вдруг услышала визг Свирели — и вспомнила про свои обязанности сопровождающего лица. Если не проконтролировать ситуацию, Черный Джек мог опять утащить ее в кусты — и опять с тем же успехом, потому что за минувшие двое суток ни он, ни она не поумнели.

Люс завертела головой в поисках братца Тука. Этот толстый негодяй наверняка уже наладился пировать с молодцами, а ведь ответственную операцию можно было доверить только ему. Опять же, и обещание…

— Что же вы не отвечаете мне, прекрасная леди? — горестно спросил юноша. — Неужели вам нечего ответить? Я знаю, что ваше сердце занято, но разве это — подходящий спутник для вас, леди? Он даже не сможет сказать вам слов любви — он не знает, что это такое.

— Зато он сможет доказать любовь на деле, — обидевшись за Томаса-Робина, строптиво ответила Люс.

— Неужели вам нужно только это? — изумился поэт.

Люс даже растерялась от чересчур прямо поставленного вопроса. Да, действительно, все началось с того, что тринадцати бабкам потребовалось именно ЭТО. И ни о чем другом речи не было. Имело значение лишь то, как отнесется сама Люс к вожаку «зеленых плащей»— и она совершенно забыла, что с его стороны тоже неплохо бы увидеть чувство, а не только желание того, о чем так презрительно отозвался целомудренный поэт.

Видимо, ее молчание он принял за согласие — да, мол, добрый сэр, только это мне и нужно…

— Как странно… — сжимая ладонями виски и глядя мимо Люс, сказал юноша. — Как нелепо я ошибся!… Но нет, ты клевещешь на себя! Ты не можешь быть такой! Я не мог полюбить такую! Я же вижу тебя в сиянии, как будто сходящую с облаков! Я же готов молиться тебе!

— Могу! — не выдержала Люс. — Я все могу! Я могу быть всякой! И мне совершенно нечего делать в облаках! Почему ты хочешь, чтобы я была такой, какую ты придумал? Дай мне наконец немного побыть собой! Дай мне выбрать то, что мне больше нравится! И не смей мне ничего навязывать! Я не хочу быть наградой за твои мечты и стихи!

— Но любовь женщины как раз должна быть наградой! — растерянно ответил он. — Так было всегда! Со времен Трои, со времен Елены и Париса! Ты хоть читала «Роман о Трое»?

— Я не хочу быть военной добычей, я не Елена Прекрасная! — высокомерно заявила Люс. — Лучше уж сразу пойти и повеситься.

— Я чувствую, что мы говорим о разных вещах, и никак не пойму, в чем дело! — воскликнул поэт. — То ли мы разные вещи называем одним именем, то ли мы одну вещь называем разными именами… Но я люблю тебя. Ведь в слово «любовь» мы вкладываем один смысл? Или нет?

— Боюсь, что нет…

Тихий голос Люс подействовал на него больше, чем весь ее шумный и бурный монолог.

— Как будто я говорю с тобой по-латыни, а ты отвечаешь мне по-гречески… — пробормотал поэт. — Так, значит, любовь между нами невозможна? И мы не будем вместе?

Она промолчала.

Поняв, что эта женщина для него потеряна навсегда, юный лорд еще несколько секунд приходил в себя. Потом он опустился на колено, завладел ее рукой и прижался к прохладной гладкой коже горячими губами. Затем вскочил.

— Вот и все, — сказал он. — Это — навсегда, леди. Я дал клятву. А теперь прощай!

И он кинулся бежать.

Люс покачала головой. Ей было жалко красивого стройного мальчика, но она уже сделала свой выбор. Тут оказалось задето не только сердце, но и самолюбие. И ей как воздух нужна была победа. О победе она и задумалась, потихоньку идя вслед за сбежавшим поэтом.

Огибая изгородь, она нос к носу столкнулась с женщиной и по ее возрасту, лицу, наряду поняла, что это и есть та самая мельничиха, которая хозяйничает в этом прехорошеньком огороде и воспитывает очаровательных малышей. Правда, она скорее годилась им в бабки, потому что на вид мельничихе было под пятьдесят, но двенадцатый век, не зная противозачаточных средств, позволял женщине рожать сколько душе угодно.

Увидев Люс, мельничиха шарахнулась от нее и повернулась к ней спиной. Было это по меньшей мере странно.

— Что с тобой добрая женщина? — обеспокоенно спросила Люс. — Уж не обидел ли тебя кто-нибудь из ватаги?

— Нет, — коротко отвечала мельничиха.

— Почему же ты испугалась меня?

— Я не испугалась.

И мельничиха быстрым шагом ушла вовсе не в ту сторону, куда направлялась.

Пожав плечами, Люс двинулась на поиски пирующей ватаги, что было вовсе несложно — молодцы галдели на весь Шервудский лес.

— Куда это он понесся, как ошпаренный? — спросила ее Мэй, повернувшись от честной компании.

— Проветрить свои поэтические мозги, — недовольно ответила Люс. В конце концов, если этот недотепа чего-нибудь натворит, разборка у нее будет именно с Мэй. А та много костей может поломать за своего избранничка…

Нужно было отвлечь внимание Мэй от беглеца… кстати, не просто отвлечь, а с пользой для дела!

Люс поманила Мэй пальцем. Та встала из-за импровизированного на травке застолья.

— Выручай! — шепнула Люс. — Уведи вон того красавца! Он братцу Туку мешает.

Она показала глазами на Черного Джека.

Джек усердно приставал к Свирели, которая уже освоила несколько слов и фраз. Люс предвидела, чем этот флирт кончится — очередным воплем и бегством туда, куда показывает собственный нос. Братец Тук, помня обещание Люс, никаких демаршей не затевал, и только бросал на нее укоризненные взгляды.

— Этого? — прищурилась Мэй, внимательно изучая Черного Джека.

— Ага. Помоги братцу! А тем временем твой поэт набегается и вернется. Я ему никаких шансов не оставила, так что не теряйся.

— Ну, если ты просишь… и если братцу Туку нужно помочь…

Мэй сразу поняла, с кем имеет дело, и действовала с прямолинейностью тарана. Она просто-напросто, проходя мимо сидевшего на травке со Свирелью Джека, чуточку толкнула его крутым бедром. Джек задрал голову, увидел над собой этакую роскошь и онемел. А она ласково извинилась с такой улыбкой, что весь кружок стрелков оживился. Молодцы знали, что приставать к избраннице Джека не стоит — он может и уши оборвать. А эта пышная красавица явно тяготилась своей свободой… С другой стороны, она, в отличие от Свирели, знала их язык и могла понять незатейливый комплимент.