Екатерина Фёдорова - Под сенью проклятия
Досвет снова повернулся к окну — быстро, одним махом. Опять закинул руки за спину.
— Сам посуди, король-батюшка. — Продолжила я, глядя на его руки.
Пальцы короля сжались крепко, до белизны. Ой, худо.
— Сама я из дальнего села, таких страстей там отродясь не было. Как же не глянуть-то? Вот ужо вернусь домой, всем расскажу про несчастного Граденя. И про Теменя. Не суди меня строго, король-батюшка, деревенская я, неотесанная, на что ни гляну — удивляюся.
Досвет все молчал. Тут в разговор вмешался Ерша:
— Ты, девица, ври да не заговаривайся. Тебя у двери Граденя ещё и служанки видели. Ты не раз туда заходила. Зачем?
Выходит, те прислужницы, что по лестнице взбирались, меня все-таки углядели, только виду не подали. Все, о чем меня просила Глерда, сделано. Одним махом, за один вечер. Осталось только с ней самой повидаться.
А ещё от ложного навета очиститься. И от королевского допроса отбрехаться. Проще сказать, чем сделать.
— Отвечай. — Напряженно потребовал Ерша. — Или нам позвать королевскую травницу? Саможориха ещё в поре, сама знаешь. Чего не хочешь рассказать ты, расскажет за тебя травка. Только себе хуже сделаешь.
У меня аж дыхание осеклось. Вон чем стращают. И что тут поделаешь? Если очень припрут, решила я, выложу все. С саможорихой шутки плохи. Но до того побарахтаюсь. И зачем только Глерда не рассказала все королю-батюшке? Он, думаю, только рад был бы, поймай ведьмы того убивца.
Я вздохнула, глянула на курносого. Спросила негромко:
— Ты, выходит, для того со мной знакомился, чтобы проследить, куда я хожу и что делаю?
Он чуть голову отвел, глаза прищурил, передернул бровями. Словно в лицо ему колким снегом швырнули, целой пригоршней. Сказал с неудовольствием:
— Не тяни время, госпожа Триша. Травницу позвать быстрей, чем тебя уговаривать.
Я содрогнулась. Заигралась я, ох заигралась. А сказала все равно то же самое:
— Память почтить ходила.
— Три раза? — Отозвался от окна Досвет.
Одно мне оставалось. Сказать если не всю правду, так хоть какую-то её часть. Ту, что про меня. Может, и отвлеку от прочего.
Я выдохнула, сжала в кулак снова занывшую левую руку. Г лянула в спину Досвету.
— Король-батюшка, дозволь рассказать тебе одну тайну. Если помнишь, госпожа Морислана Ирдраар вошла в твой дворец как женка королевского жильца.
Ерша глянул остро, но смолчал. Король Досвет, не оборачиваясь, неспешно сказал:
— Да, я помню. Она была замужем за Добутой Варятичем.
Ишь ты, как моего отца звали. Не просто Добутой, а Варятичем. Красиво.
Однако король ждал. Я заторопилась:
— В ту пору, как погиб королевич Градень, госпожа Морислана была в тягости. Младенец родился потом. Правда, лицо у него вышло покарябанным. Да и одна рука того, усохла…
Досвет снова развернулся. Глянул на меня так же остро, как Ерша до того. Спросил:
— Значит, ты не Триша Ирдраар, а Триша Добутовна? А почему молчала? Почему Морислана — и сам верч Яруня! — называли тебя дочерью Игора Ирдраара?
Нехорошо про мертвую говорить дурное. А что делать? И про Глерду говорить нельзя, и саможориху пробовать не хочется. Я глянула в глаза королю. Ну, где наша не пропадала.
— Король-батюшка. сам знаешь, госпожа Морислана из норвинов, а у них покалеченных детей положено оставлять в лесу. Такой у норвинов обычай, и ничего тут не поделаешь. Но матушка меня в лесу не оставила. Не смогла, наверно. А вместо того она отдала меня одной бабке на воспитание. Потом взяла к себе, дочкой двоюродного брата нарекла. Тот, говорят, пропал на границе совсем молодым, детей не оставил. Сейчас, конечно, всей правды уже не узнать — но я полагаю, сделала она это не по злобе. А чтобы не смущать свою семью. Они-то думали, что первая дочь госпожи Морисланы умерла ещё в младенчестве.
Досвет наклонил голову, глянул исподлобья, тяжело приподнимая опухшие веки.
— Яруня об этом знает? А вторая дочь, Арания?
— Нет. Матушка не желала, чтобы об этом знали. Сожалела она очень, обо всем сожалела.
Как же я врать-то выучилась, в кремле проживая — аж самой страшно. Да уж, испоганилась я тут, опаскудела.
— Пусть так. Но что ты делала в покоях Граденя, Триша Добутовна? — Строго спросил Досвет.
А тут правда кончалась и начиналась снова ложь. Не хочется врать, а надо. Иначе — саможориха. Или про Глерду рассказ. Ещё и её под беду подведу.
А ведь баба ничего дурного мне не сделала. Над уродством моим не смеялась, всю правду про моего отца выложила, не торгуясь, как Морислана. И плохого не желала — всего лишь убивца найти, мне помочь да королевство спасти.
Я опять глаза распялила. Поширше. Напомнила себе — саможориха. Содрогнулась, лицо сделалось честным-пречестным.
— Прости, король-батюшка. Захотелось мне на том месте постоять, где погиб мой батюшка, где матушкина судьба поменялась. И моя вместе с ней. Горько о таком думать, а не думать не могу. Тянет меня туда, и все тут. Не знаю почему.
Ерша вдруг кашлянул.
— Дозволь сказать и мне, король-батюшка. Если тогда, двадцать лет назад, проклятье девицу покалечило, может, сейчас в покои Граденя именно оно её зовет? Дела эти колдовские, нам, простым людям, неясные. Сами ведьмы говорили, что до конца то проклятье так и не поняли, щит сработали кое-как, по внешним чертам. Если нынче покалечим девицу саможорихой, потом никогда не узнаем, что с ней творится. А вдруг тут что серьезное?
Король вдруг шагнул вперед, ко мне.
— А к людям? К человеку какому тебя не тянет?
Надежда у него в глазах плескалась, сумасшедшая, безнадежная. От сердца у меня отлегло — от саможорихи вроде отбрыкалась. А от той надежды стыдно стало.
— Нет. — Честно призналась я.
Ерша негромко сказал:
— Скоро Свадьбосев. В кремль много народу придет, из верчевых дворцов все служки явяться. Проследить бы.
Король Досвет тяжко выдохнул.
— Быть по сему. Приказываю тебе, Триша Добутовна — на Свадьбосев пойти вместе с Ершей. Чуть что почуешь, сразу ему говори. А теперь отвечай, почему моя дочь криком исходит, убийцей тебя называет?
Врать я устала, поэтому теперь выложила все. Начав с того, как предложила Арании погадать для королевишны. Лишь о том, что Любава подслушивала у Зоряниной опочивальни, я промолчала — стыдно стало наушничать по-мелкому. Досвет выслушал, шагнул к Ерше.
— Узнай, кто заходил в опочивальню королевишны с раннего утра. Навряд ли ей наговорили на услужницу вчерашним вечером — иначе она спать бы не легла, прямо ночью потребовала бы всех на правеж. Расспроси каждую девку, до последней чернавки, которая полы моет.
— Будет сделано. — Отозвался Ерша.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});