Андрей Попов - Кукольный загробный мир

И тут Хара вздрогнул…

Все башни дворца и его стены вдруг оказались окрашены в серый цвет. Но ведь только что они были изумительно белыми. Так что это? Обман зрения? Выйти наружу и еще раз посмотреть?

Не тут-то было. Сама собой закрывшаяся серебряная дверь теперь совершенно не поддавалась — хоть толкай, хоть пинай ее с разбегу. Но почему-то пока не возникало ни страха, ни очевидного ощущения красиво оформленной ловушки. Пока превалировало лишь одно любопытство: Хариами все вокруг с интересом разглядывал, где-то восхищаясь природным замыслом, где-то подозревая, что сад все же искусственно кем-то выращен. Он степенно, осмысливая каждый шаг, приблизился к парадному входу и беспрепятственно минул еще одну дверь, также открывшую перед ним гостеприимные створки. Возникла даже нелепая мысль, что дворец не пускает его обратно из чрезмерной сентиментальной привязанности к незваному гостю. Да… хотелось бы верить. Тут Хара впервые подал голос:

— Здесь кто-нибудь живет? Ау!

— Я!

После короткого и острого на слух «я» гость вздрогнул. Обернулся, не поверив своим глазам: перед ним стояла Гемма со своими черными косичками, зелеными глазами и легким румянцем на лице. Вот только проблема — Гемма была не настоящая, а нарисованная в свой естественный рост на плоской картонке. Цвета бутафории так искусно совпадали с оригиналом, что первую капля-секунду Хара принял ее всерьез.

— Н-не понимаю… Ш-шутка, да? А можно я попозже посмеюсь?

— Что, я тебе не нравлюсь в таком облике? — голос фальшивой Геммы совсем не соответствовал настоящему, он был пронизан возникающими периодически хрипами. Во время разговора ее картонный рот открывался и закрывался, двигаясь вверх-вниз, как подбородок у Авилекса.

Потом изображение резко взмыло под потолок, мелькнув привязанными лесками, и куда-то исчезло. Хара даже отдышаться не успел, как снова голос:

— Может, так я выгляжу лучше?

Появилась картонная Астемида, уставившись на него нарисованными глазами. Ее коса, перекинутая через плечо, оказалась выполнена художественно безупречно. Асти была разодета в яркое оранжевое платье с волнистыми нашивками позумента (кстати, такое у нее на самом деле имелось), и также комично открывала свой подвижный рот. Теперь уже не оставалось сомнений, что фигуры поднимаются и опускаются благодаря чуть заметным прозрачным лескам. Пока еще Хариами относился ко всему происходящему, как к увеселительному розыгрышу. Он подошел поближе, желая дотронуться до Астемиды, но та капризно воспарила вверх. «Даже здесь с характером», — мимолетом подумал он и уже наблюдал, как спускается еще одна картонная фигура — Риатта. В жизни она была самой маленькой и хрупкой, здесь — точная ее копия. Рубиновый цвет глаз со жгучим взором прилагается.

— Или такой ты меня примешь? — хриплый голос, доносившийся отовсюду одновременно, все не унимался. Все еще не наигрался.

— Да кто же ты на самом деле?!

Потом последовательно появлялись Леафани, Клэйнис, Таурья. Загадочный голос говорил за всех одинаково, даже не пытаясь подражать их настоящей речи. Отсюда очевидный вывод — у спектакля один постановщик и он, к тому же, единственный актер, который почему-то боится показаться.

— Можно я пройду дальше? — спросил Хара, обращая взор к сводчатому потолку.

— Конечно… конечно… — голос слегка хихикнул.

За следующей дверью произошло то, что резко отрезвило очарованный рассудок и привело к пересмотру всей сложившейся ситуации. Хариами вскрикнул и барахтаясь полетел вниз, сначала показалось — в настоящую темную бездну, но ударившись о каменный пол, он понял, что угодил в глубокую ловушку. Всюду окружали глиняные стены с выпукло точащими серыми камнями. Свет превратился в пугающий сумрак и оставался где-то там, на самом верху. Вокруг — ни веревки, ни лестницы, чтобы подняться обратно. Зато по окружности на дне ямы опять эти нарисованные плоские фигуры. На сей раз их ровно девять: Авилекс, Гимземин, Фалиил, Ханниол, Раюл, Ингустин, Исмирал, Ахтиней, Эльрамус. Все копии присутствуют, кроме его собственной. Все смотрят равнодушным картонным взором, не выражающим ничего, кроме только что упомянутого равнодушия.

— Мне это уже надоело! Кто ты?! Ответь наконец!!

Шорохи во мраке вряд ли звучали как вразумительный ответ. Но загадочный голос недолго испытывал терпение пленника, пару минут спустя появились знакомые хрипы и громкий шепот:

— Скажи, если бы тебе сказали кого-то из них убить, кого бы ты убил первым? — у этого шепота, рождающегося из воздуха, в замкнутом пространстве образовалось легкое эхо — тоже что-то шепчущее, бормочущее, звенящее мелкими камушками.

— Никого! Что за вопрос?!

— Подожди… подожди… — голос не унимался, — я же не предлагаю тебе убить по-настоящему! Перед тобой всего лишь рисунки, об этом никто не узнает, клянусь… Ну! Тебе надо только зажечь спичку и поднести к кому-нибудь из них… Вон коробок.

— Да не собираюсь я никого… что за игры?! Покажись, если не трус! — Хариами начинал уже всерьез злиться.

— Тогда оставайся здесь навсегда.

Тишина, пришедшая следом за этими словами, ощутимо давила на тело. Хара поднял голову вверх и еще раз убедился, что карабкаться бесполезно: стена почти вертикальная. Десяток раз он себя проклял за то, что вообще сунулся в это гиблое место и, если б проклятия реально имели какую-то силу, то хотя бы один из камней благословенно рухнул бы ему сейчас на голову. Но мертвые камни издевались своей неподвижностью. Потом пришла целесообразная мысль: а собственно, чего он теряет? Взял коробок, достал спичку и поджег ее, глядя на светлячок пугливого пламени и размышляя… размышляя… размышляя… Да не все ли равно? Это же просто плотные бумажки! Хариами подошел к образу Гимземина, даруя ему тот нежный трепетный огонек.

Вспыхнувший внезапно огромный факел поначалу ослепил: скорее всего картон был пропитан каким-то воспламеняющимся раствором. С легким ужасом Хара наблюдал, как краски на изображении Гимземина пузырятся и исчезают, рождая траурный пепел. Когда картинка превратилась в обугленный рдеющий остов, сбоку донесся каменный скрежет, и прямо из стены появилось несколько ступенек.

— Видишь, как это легко… — голос хихикнул, — убьешь еще одного, будут тебе еще ступеньки. Так, глядишь, и выкарабкаешься…

Хариами зажег следующую спичку. К своему ужасу и удивлению, он вдруг начал вспоминать какие-то старые обиды, небрежно брошенные слова, косые взгляды, недомолвки. Вот пришло на ум, как Исмирал однажды крикнул на него: «а ну, положи эту деталь! и не лезь к моей ракете!» Поэтому следующим он и вспыхнул. Ступеньки продолжали выдвигаться, образуя короткую лестницу. Затем «умер» Ингустин — этот за то, что недавно отказался подменить его роль в спектакле, ссылаясь просто на плохое настроение. И хотя Хариами убеждал себя, что поджигает их чисто случайно, без задней мысли, — это было не совсем так. Ахтиней сгорел только потому, что по природе являлся самым слабым и беззащитным. Эльрамус — за свою вечную забывчивость, которая всех раздражала. Лестница выдвинулась уже почти наполовину. Хара взбежал по ней, попытался прыгать, но куда там — край ямы пока недосягаем.