Андрей Попов - Кукольный загробный мир

— Хан что-то голову повесил! — сказала Винцела.

— Объелся кресел… объелся кресел… — эхо умудрилось расслышать последние слова.

— Вот прилипло… пошли отсюда.

Избушка алхимика была некогда построена самим ее хозяином. Если в ингредиентах различных трав Гимземин, возможно, и являлся нераспознанным гением, то его зодческий талант у всякого критика вызвал бы легкое головокружение: во-первых, от сложного восприятия композиции, а во вторых, от непрестанного покачивания головой. Ни одно бревно не лежало параллельно другому, как это принято в приличных домах, ни одно не было хотя б отпилено по размеру другого. Возникало забавное предположение, что охапку неотесанных бревен просто когда-то скинули сверху вниз, и все они случайно сложились картиной трудновразумимого импрессионизма. Даже растущие поблизости деревья стеснительно стояли как-то поодаль от хибары, дабы случайный прохожий ненароком не подумал, что они собою дополняют всю эту композицию. Трава везде была очень густой, Ханниол то и дело раздраженно пинал ее, чтобы та не цеплялась за ноги, но она слишком навязчиво предлагала свою мнимую заботу, дружелюбно обвивая листьями его ботинки. Изображая вежливость, он пару раз стукнул в дверь и сразу вошел.

— Рад тебя видеть, Гимземин! — соврал Ханниол.

— И не надейся, что я тоже рад, — сказал правду алхимик.

Царство стеклянных колб всегда угнетало своей скрытой, замаскированной под радужные цвета враждебностью. Казалось, в каждой пробирке находится жидкий яд, весело заигрывающий с лучами света.

— Ты должен что-нибудь придумать, — Хан открыл дверцы маленького шкафчика, поморщился и тут же закрыл их.

— Не просветишь меня — что именно? Или это неважно? Главное придумать хоть…

— Ты прекрасно меня понял!

Алхимик закончил переливать какую-то желтую суспензию из одной мензурки в другую, жидкость чудесным образом изменила свой цвет на фиолетовый, а из мензурки вдруг пошел серый извивающийся дымок. Он принялся нюхать его своим длинным носом, закатив от наслаждения глаза. Возможно, этот исчезающий дымок и являлся главным результатом эксперимента. Лишь потом хозяин хибары впервые удостоил своего гостя взглядом. И опять это обманчивое ощущение вечного удивления на его лице! Одна бровь всегда выше другой: интересно, он раньше когда-нибудь был полностью симметричным? Близко посаженные глаза создавали иллюзию, что Гимземин смотрит не на собеседника, а разглядывает кончик своего носа.

— Что, все покоя не находишь? — скрипучий мерзкий голос удачно гармонировал именно с обликом алхимика, и ни с кем другим. Просто невозможно вообразить, чтобы таким голосом разговаривал бы, к примеру, Ингустин или пропавший Хариами. Или Таурья. Последнее — вообще ужас!

— Мне постоянно хочется ее видеть! Я не могу думать ни о чем другом! Я ошибочно полагал, что после прогулки по пространству скуки моя болезнь исчезнет, развеется… Временами даже начало казаться, что так оно и есть. Но лишь вернулся и глянул на нее…

— Слушай, насколько способна моя злодейская душа к сочувствию, я тебе сочувствую. Правда.

— Да никакой ты не злодей, больше изображаешь из себя… Неужели нельзя изобрести эликсир, нейтрализующий действие предыдущего?

— Можно. Теоретически. — Алхимик вытер испачканные руки о края хитона, и последний стал еще чуточку более замызган. — Пойми, я не могу заранее предвидеть, какой именно эффект произведет новое зелье. Если хочешь, на свой страх и риск проводи на себе эксперименты — выпей любую жидкость из любой стекляшки. Разрешаю. Только за результат никакой ответственности не несу.

Ханниол закрыл лицо руками, чтобы не видеть армии мерзких пробирок да не чувствовать их тошнотворного запаха, который они пытаются выдать за своеобразное благоухание. Гимземин, чья психика изредка заигрывает с маразмом, в данный момент был вполне искренен. Даже его голос на время приобрел более мягкий тембр.

В ответ Хан ничего не сказал и покинул обиталище экзотичных запахов…

Тем временем Исмирал, несмотря на все душевные невзгоды, связанные с рядом неудачных запусков, упорно продолжал строить новую ракету. Ее металлический каркас из тонких скрепленных прутьев и деревянное хвостовое оперение были уже готовы. Рядом сушились поструганные, изогнутые доски с конусообразными фигурами, когда они окончательно высохнут и примут нужную форму, то пойдут на обшивку. По правде говоря, многие детали ракеты Исмирал собирал из старой, которая так трагически развалилась. После печального инцидента он целый день находил разбросанные обломки, горюя да размышляя, какие из них еще могут сгодиться, а какие пора выкинуть на свалку истории. После этого он еще неделю корпел над чертежами, выискивая в них недочеты да фатальные ошибки. Исмирал очень ревностно относился к своему изобретению, никому не позволял его трогать руками, а этого словоплета Раюла вообще не подпускал ближе, чем на двадцать шагов. Тому лишь бы поиздеваться.

Иногда он, правда, отвлекался на мелкие поручения: кому-то табуретку починить, у кого-то ножка стола расшаталась. Словом, был мастером на все руки…

Хариами долго рассматривал великолепный дворец, что возвышался башнями даже над самыми высокорослыми деревьями, вмиг потерявшими свое величие. Здесь они раболепно склоняли пышные кроны перед его стенами. Весь белого цвета, сияющий какой-то первозданной чистотой, дворец манил и отпугивал одновременно. Вдоль периметра его стены располагались остроконечные светильники из плексигласа. Наверняка по ночам, когда они горели, контрастное зрелище огня и тьмы впечатляло еще больше. Вот только Хара отлично помнил, что по пути на восток он ничего подобного не наблюдал. Что же это? Так сильно отклонился от прежнего курса? Зайдя с другой стороны, он обнаружил большую посеребренную дверь, а возможно, и полностью отлитую из чистого серебра. Она была заперта.

Постучал…

Ни ответа, на звука, никакой реакции.

Слегка надавил рукой — и та послушно отворилась. Две створки вежливо разошлись в разные стороны, без лишних слов приглашая войти. Хариами оказался в окружении цветущего сада, где пышные кустарники да карликовые, кривляющиеся стволами, деревья красовались друг перед другом, выставляя напоказ нарядную листву. Ветер полностью удалился из этого места, жадно захватив с собою всякие звуки. На минуту даже показалось, что он снова находится в пространстве скуки, лишенном движения как такового.

И тут Хара вздрогнул…

Все башни дворца и его стены вдруг оказались окрашены в серый цвет. Но ведь только что они были изумительно белыми. Так что это? Обман зрения? Выйти наружу и еще раз посмотреть?