Лис Арден - Алмаз темной крови. Песни Драконов

— Для каждой матери ее ребенок — особенный, — поддразнил Амариллис эллил, — у твоего сына просто на редкость добрый и легкий нрав. К тому же он настолько недешево тебе достался, что ты теперь будешь видеть в нем все возможные достоинства и вообще…центр мироздания… — и эллил необидно засмеялся.

— Хочешь сказать, что я клуша, которая видит в своем цыпленке белого лебедя? — возмутилась девушка. — Ах, смотрите и дивитесь, мой сын бегает! И уже разговаривает! Ах что вы, какие там годы — ему четыре месяца от роду!..

Гарм и Чиро переглянулись и засмеялись.

— Видимо, здешний воздух пошел ему на пользу, — усмехаясь, заметил Гарм. — А что касается доброго нрава, не особенно обольщайся. Это ведь и твой сын. Пока кровь отца сильнее… но дай срок — и твоя непременно даст о себе знать.

— Белый лебеденок… — поддел Амариллис Чиро. — С его клыками в лебедях не засиживаются.

— Ну, будет о детях. — Гарм внимательно глянул на собеседницу. — Ты сама как?

— Благодарю, все хорошо. — Поспешила ответить девушка.

— Она здорова. — Вмешался эллил. — Силы почти вернулись.

— Это я и сам вижу. А как насчет вкуса к жизни? И ко всем ее радостям?

— Моя радость со мною… — Амариллис отыскала взглядом сына, — И радость, и жизнь… все в нем.

— Это понятно. А как ты сама? Где ты? — Гарм взял девушку за плечи и развернул лицом к себе. — Где та Амариллис, из-за которой мой звонковолосый братец чуть не полмира перевернул, так усердно он тебя ищет? Та, которая всех перетанцевала — и птичку, и хищницу… Где та, из-за которой три спрятавшихся бога затаили дыхание, будто мальчишки — такое нечасто увидишь…

— А… но в храме никого, кроме нас не было!.. и где ты прятался?.. — растерянно протянула танцовщица.

— Какая разница. За колоннами. Как и мои братья.

— Вот не думала, что боги такие бессовестные. Так Лимпэнг-Танг — твой брат?!

— Его истинное имя Фенри. Мы близнецы.

— Ясно. А другие кто?

— Другой. Такого, как аш-Шудах, хватит и одного. Он наш сводный брат, по отцу.

Амариллис молча переваривала услышанное.

— Однако в любопытную компанию ты попала, госпожа… — и эллил сочувственно покачал головой.

Вечером того же дня Гарм появился в комнате Амариллис.

— Ты, я вижу, ничем особым не занята? — бог стоял на пороге, перекинув через руку какое-то платье. — Тогда собирайся. Вот, переоденься и выходи.

— Куда? — удивленно спросила девушка, сидевшая у постели спящего сына.

— Узнаешь. Хватит тебе тут киснуть, совсем на себя непохожа стала. Давай, поторапливайся.

Амариллис встала, не торопясь, подошла к кровати, на которую Гарм бросил одежду: белую тонкую рубаху, корсаж на шнуровке и широкую юбку — темно-зеленые, небогатые, но вполне добротные, и в придачу пара звонко подкованных, украшенных медными пряжками туфель. Так могла одеться дочка зажиточного фермера, собравшаяся в гости. Пожав плечами, девушка принялась переодеваться; как и следовало ожидать, платье пришлось ей впору, будто специально для нее шили.

Гарм поджидал ее за порогом; они пришли в одну из комнат, куда без него попасть было невозможно. Там было тихо и пусто, в полутемном воздухе плавали пылинки, пахло сухими листьями, и прямо посреди комнаты начиналась лестница, поднимавшаяся на пять-десять ступеней над полом и неожиданно обрывавшаяся. Бог начал не спеша подниматься, не выпуская руки Амариллис, и, остановившись перед последней ступенью, пропустил девушку вперед.

— Ну проходи, неужто испугалась? — и Гарм подтолкнул ее в спину. Не успев возмутиться, она шагнула в пустоту и неожиданно для себя оказалась в большой, ярко освещенной трактирной зале. Направляемая Гармом, придерживавшим ее за локоть, она, совершенно ошалев, ничего не понимая, прошла к одному из немногих свободных столов, где они и уселись.

— Как думаешь, где мы? — подмигнув, спросил Гарм.

— Не знаю… — пожав плечами, ответила девушка, едва переводя дыхание. — Такие места в любом городе найти можно.

Она огляделась: темный потолок, массивные прокопченные балки, огромная люстра-колесо, обшитые досками стены — обычный трактир, она таких десятки видела. Тяжелые столы и стулья, за которыми сидят, вольготно развалившись, завсегдатаи, беря разгон перед длинной ночью, смачивая начало разговоров в первой кружке пива. Ни одно из лиц не показалось Амариллис знакомым, однако было здесь в самом воздухе нечто неуловимое, напоминавшее танцовщице ее первое выступление.

— Ничего себе публика… не то солдатня, не то матросня… и выговор здесь странный — будто со всего света слов в один рот намешали.

— Ну да. — Гарм невозмутимо пожал плечами. — А какой еще выговор можно услышать в «Бездонной бочке», трактире с дурной репутацией… дурной даже для этого квартала. Даже для Шибальбы. Зато здесь самые лучшие музыканты… — и он улыбнулся.

А музыканты и впрямь были хороши: сидевший на бочке волынщик, видом своим более всего напоминавший утопленника — иссиня-бледный, впалые щеки того и гляди друг к другу прилипнут, с черными мокрыми космами, и стоящие рядом скрипач — старый, седой как лунь, с испитым и пройдошистым лицом, и мальчишка — с хулиганистой рожей, украшенной синяком, держащий в руке немудреную флейту-сопелку. Как раз к тому моменту, когда Гарм и Амариллис уселись, они заканчивали полоскать глотки пивом и переругиваться со служанками.

И не успела Амариллис отпустить язвительное замечание, что, мол, музыкантам больше пристало в дудки свои дуть, а не пиво, а не то придется их вскорости на ставне выносить, как они заиграли. Не сговариваясь, не переглядываясь… просто мальчишка притопнул и, просвистев на флейте залихватскую трель, звонким, чистым, как апрельская капель голосом завел песню про старого пивовара, из вредности утопившегося в чане октябрьского эля. Амариллис оторопела. Она, избалованная Хранителем Мелодий, угадывавшем ее настроения и чувства, знавшим все мелодии Обитаемого Мира, чувствовала себя так, будто попала под летний ливень — частый, крупный, прохладный… и совершенно нежданно обрушившийся на голову как раз тогда, когда ты идешь, напыжившись, в парадной обновке в гости к соседям. Музыканты перебрасывали друг другу мелодию песенки, иногда по очереди подпевая мальчишке-флейтисту; у скрипача голос был хриплым и тяжелым, а у волынщика — гулким, как эхо в морском гроте.

— Ну как? Понравилось? — Судя по блеску ртутных глаз, Гарм и сам не остался равнодушным. — А потанцевать не хочешь?

Амариллис хотела было с возмущением отказаться, но тут музыканты снова заиграли и она предпочла замолчать. Иначе ей пришлось бы солгать…