Дмитрий Емец - Стеклянный страж

Казалось, Арей не осознает, ни где он, ни зачем он здесь. Все это стало неважно. Весь он был охвачен чем-то новым, несопоставимым. Точно бабочка проснулась на пять минут в жутком страшном теле раздавленной гусеницы и не понимает, ни где она, ни что с ней.

Заметив недалеко маты, Арей опустился на них, сел, потом снова встал. Двигался как потерявший ориентацию пьяный.

Сделал шага три, споткнулся об обломки стула, оттолкнул ногой рапиру Мароццо и вновь рухнул на маты. Багров увидел, как Арей закрыл лицо руками. Плечи его вздрагивали, сотрясались, но если он и плакал, то плакал сухо, без слез.

Матвей заметил, как он дергает дарх тем движением, которым вспотевший и задыхающийся человек рвет на шее воротничок.

Багров несколько раз его окликнул, но не получил ответа.

Дверь скрипнула. В зал просунулось любознательное лицо Ромасюсика.

– А я тут дверь открываю! – сообщил он.

Сорвав со стены шпагу, Матвей метнул ее как копье, держа за клинок, и вбил в косяк сантиметрах в десяти над головой шоколадного юноши.

Физиономия Ромасюсика моментально упряталась. Намеки он понимал хорошо, особенно такого рода.

– Зачем так грубо? Я просто хотел аскнуть, не принести ли вам чего-нибудь! Чайку? Кофейку? Газировочки? – раздался из-за двери его хорошо пропеченный голос.

Матвей метнул в дверь еще пару шпаг и один короткий меч, стараясь, чтобы острие выглянуло с другой стороны.

– Значит, не хотите кофейку? Ну как хотите! Пойду посмотрю: не проснулась ли Прашечка! – догадался Ромасюсик и, кажется, действительно ушлепал. Хотя с ним ничего нельзя было сказать наверняка.

Арей все еще сидел на матах. Матвей не знал, сколько прошло времени. Скорее всего, минут пять. Затем Багров вновь увидел золотистое облако. Без особого сожаления отделившись от мечника, оно собралось воедино, сгустилось и исчезло.

Мечник с недоумением оторвал руки от лица, заметил Багрова и рывком поднялся. Перед Матвеем стоял прежний Арей.

– Ты еще здесь? Давно?

Багров пожал плечами.

– Не особо.

– Потерял зря время! Успел бы убить меня и срезать дарх! – констатировал Арей будто с сожалением.

Матвей молчал. Опустив глаза, Арей заметил на полу рапиру Мароццо и рядом с ней осколки фигурки. Осознав, что все уже позади и больше никогда не вернется, Арей толкнул Багрова в грудь. Глаза его стали яростными, гневными, пустыми.

– Думаешь, пожалел меня, что не обезглавил?.. Ты все изгадил! Я считал: это будут пять приятных минут! А это были пять мерзких минут! – произнес он с ненавистью.

В правой руке у него возник двуручник. Уже не тот, что валялся на полу, а собственный страшный его клинок. Однако наносить Матвею удар лезвием он не стал, а, резко согнув руку в локте и выдвинув вперед кисть, боднул его навершием в челюсть.

Багров всегда почему-то был уверен, что терять сознание больно. Однако это оказалось НИКАК. СОВЕРШЕННО НИКАК. Просто был день, и вдруг наступила ночь. И все.

Матвей открыл глаза. Над ним склонились два перевернутых лица. Он не мог понять, мужские они или женские. Кто-то двигал руками. Багров видел, как рты открываются, однако слова до него не доносились. Между лицами проплывали упитанные тучки. Небо было того неестественно голубого цвета, какого бывают только кукольные глаза.

Наконец появились и слова:

– Лен, может, человеку плохо? Смотри, зрачок еле реагирует на свет!

– Это нам с тобой плохо! Таким всегда хорошо!.. Эй, парень, говорить можешь?

Багров попытался проверить, цела ли у него челюсть, но вместо челюсти нашарил почему-то нос. Ничего себе координация!

– М-могу…

– Ясно. Поехали дальше! – в поле зрения Багрова вплыло розовое облако. Он скорее догадался, чем увидел, что это ладонь.

– Сколько пальцев я тебе показываю?

– Двести! – нагрубил Багров и закрыл глаза.

С закрытыми глазами он пролежал секунд пять или десять. Надеялся, что, когда откроет, декорации изменятся. Открыл. Небо не исчезло. Головы тоже не исчезли. Теперь Матвей видел, что это две женщины средних лет.

– Что ж ты у помойки лег, а? Асфальт здесь, застудишься! Лег бы на травке, как культурные люди! – жалостливо посоветовала одна.

Багров втянул ноздрями воздух. С усилием приподнялся и шагах в десяти обнаружил два рядом стоящих мусорных бака с аккуратной надписью «Жилищник-1» белой краской.

– Где я? – спросил Багров.

– Где-где? Он еще и не знает! А напивался ты где? В Новом Осколе!

– В каком Новом Осколе? – не понял Багров.

Одна женщина беспомощно посмотрела на другую, стриженную коротко и решительно.

– На географической карте России два Оскола – Старый и Новый! Это Новый! Так-то, молодой человек! Вставайте и перекладывайтесь на травку! Позаботьтесь хотя бы о своем теле, если больше ни на что не способны! – произнесла стриженая дама тем не знающим сомнений голосом, какой бывает только у педагогов.

Матвей поднялся. Он стоял, покачиваясь, и осмыслял свое тело как нечто сложносоставное и труднокоординируемое. Но, к счастью, голова ощущалась как шар, надутый газом, и этот шар тянул его кверху, к тучам, придавая телу устойчивость.

Сердобольные женщины, вздыхая, смотрели на него как на пропащего. Одна зашла сзади и отряхнула ему спину. Та, у которой был голос учительницы, порылась в сумке и всунула ему в руку батон хлеба.

– Крепче держи! Уронишь еще! Пальцы сжимай! – велела она.

Багров послушно сжал пальцы.

– Во-во! А то небось и не жрешь никогда! Вырежут желудок – тогда узнаешь! – сказала женщина с предвкушением своей правоты.

Матвей покорно кивнул.

– Сердце мне уже вырезали. Желудка теперь не жалко, – сказал он.

Женщины красноречиво переглянулись. Та, что отряхивала его сзади, для этого даже выглянула из-за спины.

– Не шатайся! Крепко стой! Хоть за мусорный бак, что ли, держись, горе луковое! – велела она.

За бак Багров держаться не стал и ухватился за дерево. Затем спросил у женщин, есть ли тут железная дорога. Хотя можно было и не спрашивать. Если прислушаться, можно было различить стук колес.

Багров попрощался, с некоторым колебанием выпустил дерево и пошел, не оглядываясь. Ему хотелось ехать к Ирке и ехать непременно на товарняке, в разболтанном открытом вагоне, чтобы можно было лежать на пустых ящиках, подложив под голову брезент, и думать, думать, думать. Он чувствовал, что внутри у него узел, который нужно распутать.

На душе было неожиданно мирно и спокойно. Смятение и мрак куда-то ушли. Матвей ощущал, что все будет хорошо. Просто надо успокоиться, не дергаться и ждать. Когда дергаешься и спешишь, всегда все портишь.

Глава 17

Экзамен на должность почетного лентяя