Руслан Мельников - Темный Набег

– Единого Князя нет нигде, – продолжала Эржебетт. – Над простыми пьющими стоят Пьющие-Любящие и Пьющие-Властвующие. Первых у вас называют лидерками. Они сами по себе и собою лишь владеют.

– Собою? – тупо переспросил Всеволод.

– Из других они умеют изымать силу, но не более того. Вторых вы, люди, именуете Князьями, Господарями, Шоломонарами, Балаврами… Вторые – Пьющие-Властвующие. Они не только берут чужую силу. Они способны также создавать себе покорных слуг. Рабов. Пьющих-исполняющих. Целые дружины. Войска. Несметные полчища. А создав – повелевают ими. Вот за ними-то, за властвующими и идут полчища простых пьющих, и их волю выполняют. Только ведь и Пьющих-Властвующих в нашем обиталище много. И каждый жаждет власти – еще большей власти, чем имеет.

– Много? Жаждет? Власти? Большей? – его мысли не поспевали за ее словами. Слишком велик оказался шок от услышанного, и Всеволод сейчас был способен только в изумлении повторять уже сказанное Эржебетт.

– А чему ты так удивляешься, воин-чужак? Разве ваши князья полностью и беспрекословно подчиняются какому-то одному князю, стоящему над всеми?

– Нет, – ответил Всеволод. Бесконечные усобицы – привычное дело для этого мира. А раз так, почему в другом должно быть иначе?

– Вот то-то же. Пьющим-Властвующим тесно в нашем обиталище. Они вечно враждуют и ищут новые земли, новые пространства, новую жизнь. Новую пищу. А найдя, стараются остановить тех, кто идет следом. Дабы в найденных и захваченных краях властвовать самим, без соперников.

Всеволод мотнул головой, стряхивая оцепенение мыслей, возвращая ясность ума.

– Мне было сказано, что Черный Князь не волен перейти границу обиталищ, покуда его воинство не расчистит путь своему господину и не сметет сопротивление по эту сторону рудной черты.

– Тебе было сказано неверно, воин-чужак. На самом деле приходу властвующих… Князей противятся не здесь, а там, по ту сторону преграды-границы. Ибо каждый из властвующих жаждет войти в твой мир первым. Но ему мешают другие, а брешь между обиталищами невелика. Она не способна пропустить всех желающих сразу.

– А если пройдет хоть один? Князь? Властвующий? Мой мир погибнет?

Эржебетт опять усмехнулась. Чуть заметно. Почти не заметно.

– От одного пьющего, прошедшего преграду, большой беды не будет. Ни от властвующего, ни от любящего, ни от исполняющего. От двух-трех, даже от пары дюжин – тоже. Но вот если в пролом ринутся тысячи… десятки, сотни тысяч…

«Набег? – судорожно сглотнул Всеволод. – Это называется Набег!»

То, что происходит. Что произошло. Уже.

Об этом он подумал. Про себя. Вслух же выпалил иное. Другой вопрос. Давно не дававший ему покоя. С тех самых пор, как Всеволод впервые услышал о взломанной границе в Эрдейском краю.

– Брешь?! Как появилась брешь на рудной черте? Тебе известно это, Эржебетт?

– Известно, – неожиданно глухо и зло ответила она. – Я была первой. И я проходила преграду между обиталищами. Я переступала древнюю кровь дважды. Отсюда – туда. Пока еще была человеком. И оттуда сюда – когда человеком быть перестала. Если хочешь слушать дальше – слушай, воин-чужак, и бездарно теряй время на множество впустую произнесенных слов, туманной пеленой окутывающих истину. Если хочешь знать и видеть… Тогда дай мне свою руку. Снова – дай.

Брешь! Порушенная рудная граница! Открытый Проклятый проход! Истинная причина Набега! Всеволод хотел знать и видеть. Все это. Сразу. Быстро. И пусть для этого нужно протянуть руку лидерке. Пусть вновь придется на время растворить свое сознание в ее. А ее – в своем.

Ради этого он готов повторно испытать те неприятные ощущения, которыми после придется платить за знание, добытое таким путем. Он готов к шоку, к потрясению при возвращении обратно, в себя, к неминуемой слабости… Ради этого – готов.

Его пальцы снова коснулись ее пальцев.

И опять: чужое, чуждое зрение, слух, знание, память.

Ожило. Навалилось.

Глава 45

Пожалуй, самое удивительное было то, что ее, действительно, звали…

– Эржебетт! – громко, встревоженно кликала дочь крепкая, высокогрудая, черноволосая красавица-смуглянка. – Сюда! Ко мне! Скорее!

Мать выискивала глазами зеленоглазую рыжеволосую юницу, призывно взмахивала руками и кричала, кричала… Проталкиваясь к дальним кустам бузины, где непосвященные девы дожидались зова и поручительства опытных ведьм, приведших их на шабаш. А вокруг, по утоптанной лесной поляне, метались перепуганные люди.

Перед матерью кто-то остановился. Схватил. Встряхнул за плечи. Старый, седой колдун с воспаленными глазами и уймой маленьких мешочков на поясе. Имени его Эржебетт узнать не успела. Но она знала другое: этот старик заправлял сегодняшним шабашем.

– Величка! – седовласый колдун, неприятно брызжа слюной, орал прямо в лицо матери. – Куда лезешь! Чего ждешь! Беги! Спасайся! Саксы! Близко!

Та на него даже не взглянула. Отпихнула с дороги. И – дальше. Сквозь людей, сквозь заросли.

Старик сплюнул, досадливо махнул сухой дланью в длинном рукаве. И – покинул колдовскую поляну. Скрылся в густых зарослях, будто растворился.

– Эржебетт! Ты где?!

Величка с разбега вломилась в бузину.

– Эр-же-бетт!

Растерявшаяся, ошалевшая Эржебетт сбросила наконец оцепенение. Раздвигая руками упругие ветви, сама полезла на большую утоптанную голыми ногами поляну, куда не должна была вступать до конца шабаша. Вперед, на зов – к матери.

Навстречу.

– Здесь! Я – здесь!

Рука схватила руку. Крепко. Цепко. Теперь связь не разорвать. Теперь мать и дочь не потеряются.

Величка была ведьмой. Эржебетт была дочерью ведьмы, с раннего детства не ведавшей отца. Но – любимой и любящей дочерью. Ведьмы. Обе – и мать, и дочь – знали древнюю Тайну. Тайну Проклятого прохода, тайну рудной черты, тайну темного обиталища, более известного в эрдейских землях как Шоломонария. В их головах и душах хранилась память ушедших поколений. Самое главное. То, что в ведьмовском роду издавна передается по женской линии от бабки к внучке и от матери – к дочери.

Величка успела передать Эржебетт многое. Но сделать деву ведьмой еще – нет. Дочь была слишком юна. Сегодня, на тайном лесном шабаше, ей надлежало пройти лишь начальную – первую – ступень посвящения. Да вот не сложилось…

А еще в жилах матери и дочери текла особая кровь. Кровь Изначальных.

И сейчас за ними охотились. За их кровью.

…Облава была внезапной, страшной, смертоносной и беспощадной. Для тех, на кого велась. Для тех же, кто ее затеял, она оказалась самой удачной охотой за все время чистки тевтонской комтурии.

Кто именно указал магистру Бернгарду на лесок, в котором собрались на тайную сходку-шабаш колдуны, ведьмы и маги, пережившие былые гонения и не успевшие либо не пожелавшие покинуть родной край, было не важно. Разведчики ли тевтонского братства, лазутчики ли вольных госпитов-германцев, предатели из своих или подкупленные и запуганные селяне навели саксов, ведущих беспощадную войну против ведовства и колдовства, – какая теперь разница? Когда лес накрыл рев боевых и охотничьих рогов, и между деревьев замелькали одежды с черными тевтонскими крестами, об этом не думал никто. Спастись – вот о чем в тот момент мыслил каждый изгой, объявленный мастером Бернгардом вне закона и вне права на жизнь.