Руслан Мельников - Темный Набег

А где-то наверху-внизу плавала отрубленная голова Велички со змеящимися волосами. Мертвая голова смотрела сквозь толщу мертвых вод пустыми белками закатившихся глаз. Мертвая голова бесстрастно наблюдала за борьбой древней крови и древних слов.

Мастер Бернгард тоже смотрел в воду. Только тевтонский магистр мог видеть сейчас в беспросветно темных глубинах не больше, чем видели глаза казненной им ведьмы. По сути, он не видел ничего. И ничего не знал. А незнание успокаивает. И мастер Бернгард был спокоен. Он закрывал Проклятый проход. И искренне верил, что открыть проход больше некому. Мастер Бернгард не допускал мысли, что ошибается. И потому не ведал сомнений.

Бернгард произнес последнее слово магической формулы.

Эржебетт повторила.

Бернгард замолчал.

Замолчала Эржебетт.

Бернгард ногой спихнул в воду обезглавленный труп. Подошел к коню. Вскочил в седло. Направил коня вниз, к ущелью. Бернгард удалялся, не оглянувшись. Оставляя под мертвыми водами так и не сомкнувшуюся, но лишь расширившуюся брешь в рудной черте.

Эржебетт выдохнула, застонала. Обессилевшая, повалилась с ног. В лужу собственной крови. Перед зияющей прорехой мироздания. Ей было сейчас куда как хуже, чем тевтонскому магистру. Магистр произносил слова над чужой кровью. Она – над своей.

Темный туман Шоломонарии вновь устремился наружу – в холодные воды Мертвого озера. В этом тумане, словно во сне, Эржебетт отодрала болтающийся край рваного подола. Кое-как обмотала полоской ткани истерзанную и кровоточащую левую руку. А вот сил затянуть повязку потуже уже недоставало. Выпущенная наружу кровь Изначальных настырно сочилась из-под грязной тряпки.

Исступление проходило. Приходила боль. Но накатывающаяся откуда-то приятная сонливость даже делала ее уютной, убаюкивающей… Незначительной. Мелькнула соблазнительная мысль: оставить все как есть. Просто лечь и просто дать крови течь, угодной ей дорогой течь. И просто забыться. Таким манящим сном. Желанным, вечным, сулящим полное и истинное отдохновение…

Эржебетт однако держалась, не позволяя сознанию покинуть тело. Собрав всю волю в кулак, балансируя на грани, кое-как, едва-едва, с грехом пополам, она, глухо стеная и рыча, ловила и дергала, и рывками затягивала концы скользкой повязки. Так ее… так… Сильнее, еще… Непослушными пальцами, лихорадочно клацающими друг о друга зубами…

Ей все-таки очень хотелось жить.

Вернуться хотелось. Когда-нибудь.

В этой изнурительной борьбе за утекающую жизнь и кровь, за право на возвращение, сквозь гул в голове и пульсирующий стук в ушах Эржебетт не сразу расслышала посторонний шум.

Шум? В пустынном безмолвном Проклятом проходе?

Да – шорох. Сзади. Приближающийся к ней. И к взломанной рудной черте. И рычание. Не ее. Кто-то здесь рычал еще. Другой кто-то.

Едва услышав…

Что это? Морок? Иллюзия? Агония отлетающего сознания?

…Она обернулась.

Замутненным взглядом Эржебетт успела заметить и вялым сознанием – отметить: да, она уже не одна. Из темноты Проклятого прохода выступал зверь. Крупный, жуткий, чудовищный. Первая тварь Шоломонарии. Первая, почуявшая живую кровь чужого мира. Первая, поспевшая к вскрывшемуся проходу между обиталищами.

Странный и страшный зверь был похож на большого волка, в котором однако неуловимо угадывалось что-то человеческое… нет, иное – что-то нечеловечески человеческое.

В морде… в лице что-то. И в строении ног… лап… Задние коленные суставы твари были вывернуты совсем не по-звериному. По-людски: коленями вперед. И – густая кудлатая шерсть – дыбом. И когти – как загнутые кинжалы. И – пена с оскаленных клыков.

А в глазах – странное сочетание. Неестественное. Противоестественное. Или наоборот – как раз очень естественное. Любовь и неутолимый голод. Или, точнее не любовь, а особая, неведомая человеку страсть. Глаза зверя горели алчным блеском. Зверь смотрел с вожделением. То на Эржебетт, то на брешь в кровавой преграде за ее спиной. И чего он сейчас вожделел больше – сразу и не понять.

А потом зверь прыгнул. Бросился. На истекающую кровью ведьмину дочь – сначала.

И Эржебетт почувствовала, поняла – собственной шкурой и плотью, явственно, отчетливо, окончательно поняла: не видение это, не морок. Это была правда. Страшная правда темного обиталища.

Под клыками урчащего зверя Эржебетт переставала жить. Переставала быть. Переставала быть просто Эржебетт

Это был конец.

Переходящий в новое начало.

Примечания

1

Метательные машины, использовавшиеся в Средние века.

2

Lapis internalis, или адский камень – алхимическое название нитрата серебра (AgN03).

3

В алхимии Луна – символ серебра.

4

Азотная кислота.

5

Владения крестоносцев в Палестине.

6

Романия, именовавшаяся также Латинской империей, – недолговечное государство крестоносцев со столицей в Константинополе. Располагалось на бывших землях Византийской империи и просуществовало до середины XIII столетия.

7

Ведьмиными метками в средние века считали родимые и пигментные пятна, наросты, шрамы и рубцы необычной формы.

8

Вотола и мятль – плащевидная верхняя одежда без рукавов. Изготовлялась из плотной ткани и могла носиться поверх доспехов.

9

В данном случае имеется в виду «медбрат» из замкового госпита. Не путать с рыцарями-госпитальерами ордена Святого Иоанна Иерусалимского.