Старые раны (СИ) - Артемов Александр Александрович

Сколько брат так пролежал? Всю ночь?! Сеншес, почему ты не остановил это? Почему не разбудил ее? Позволил ей спокойно дрыхнуть, пока рядом с ней брат убивал себя. И убил… Она разбудила Талант и стала заживлять порез так быстро, как только смогла, но края соединялись медленно и неохотно. Потом отодрала кусок материи и обвязала его пострадавшую руку. Не зная, что еще предпринять, лупила его по щекам. Еще и еще, почти срываясь на плач в ответ на каждый болезненный удар, словно били сама себя. Ей стало еще тяжелее, когда наперекор всему его холодное лицо с каждым мгновением заостряться, превращаясь в хрупкую, обескровленную маску. Она забрала еще силы у камня, еще жарче разожгла Талант, пока из носа не закапала кровь, а зубы не зашатались на своих местах, но Викте было уже все равно. Прижав губы к губам брата, вдыхала в него жизнь или то, что ей казалось жизнью, пока перед глазами не заплясали огоньки. Без толку.

— Сарет! Сарет! — повторяла она вне себя от осознания того, что ее хваленый Талант оказался просто шарлатанством по сравнению с теми силами, которые забирают у нее самое дорогое в жизни. — Очнись!

И нет вокруг никого, что могло помочь ей. И никого, кто мог бы подсказать, что…

— Он умер… — дрогнули ее губы, но наружу не донеслось ничего кроме облачка пара. Однако ее услышали.

— Да, еще ночью, — раздался голос позади. — Прости, я сделала все, что могла. Всю ночь уговаривала его не совершать глупостей, но он был непреклонен.

Викта вздрогнула и несколько ударов больного сердца сидела, сжав плечи, ожидая того чувства, с каким преступник на эшафоте ожидает падение топора. Но на деле не почувствовала ничего. Мир не перевернулся, ее глаза не вылезли из орбит, руки не оторвались, голова не лопнула. Нитсири только убрала мокрые волосы у него со лба. Белые. Не те. И лицо было не то — слишком тонкое и холодное. Теперь она с трудом узнавала его. Неужели она запомнит своего брата таким?

— Ты кто такая? — резко бросила нитсири, не оборачиваясь. Весь мир для нее вмиг перестал существовать. — Почему ты преследуешь нас?

— Потому что я люблю вас, — отозвалось существо.

Нитсири чувствовала эту тушу затылком. Почему-то казалось, что ее плечи вот-вот накроют два огромных крыла. — Викта, я твоя мама.

— Тогда почему ты… мама, — гадко было называть так какую-то непонятную тварь из леса, и это слово обожгло ее язык, вызвав приступ тошноты. — Дала ему умереть? Почему не отобрала нож?

— Доченька, я сделала все, что могла. Я согревала вас всю ночь и упрашивала Сарета остановиться. Но…

— Да шла бы ты, — скривилась Викта, и крылья тотчас отпрянули. — Что за глупости? Что тебе от нас надо?

— Дочь, — голос дрогнул и потек в ее уши, корявой скороговоркой. — Я хотела забрать вас домой, хотела чтобы вы были счастливы, чтобы…

— У нас нет дома, и никогда не было!

Перед глазами вспыхнуло и разом потухло воспоминание — белая башня и звон колокола. Больше ничего…

— У нас не было родителей!

Толпа и огонь, который лизал белую башню — образ вспыхнул и тут же затух как свеча.

— Мы дети Альбии. Тебе понятно, тварь?!

— Зачем? Зачем?..

Слезы наконец-то вырвались из глаз нитсири. Она сжала лицо своего мертвого брата руками и опустила голову на его впалую грудь.

— Убирайся обратно в Яму. Где тебе и место! — прорычала Викта, высвобождая бурю из горя и горького осознания, что так их приключение и закончится. Не будет триумфального возращения домой и завистливых глаз друзей и подруг. Балда, как ты могла даже помыслить о таком?

— Нет… — простонало существо, ее тень истончалась, таяла за ее спиной. — Я туда не вернусь.

— Мне все равно, куда ты пойдешь. Главное больше никогда не приближайся к нему. И ко мне тоже.

— Ладно… Прощай, дочка.

Крылья исчезли, на их место шагнул ветер. Холодный, злой ветер, которого люди заставляли ждать слишком долго своими глупыми разговорчиками. Следом вновь похолодало. Больше ничего не могло помешать ветру и холоду завладеть глупенькой нитсири, которая сидела, прижавшись к мертвецу, и заливала его горькими слезами. Такая маленькая и слабая, открытая и покорная для его холодных ладоней…

— Она ушла? — еле слышно прошептали его губы.

— Не знаю, — всхлипнула она. — Лежи и помалкивай, дуралей.

— Я чувствовал ее всю ночь и не знал, как прогнать ее. Я боялся и потому… прости.

— Ты нас убил.

— Зачем ты зашила рану? Пусть бы все вытекало, там немного осталось.

— И что? Что дальше? Ну выпила бы я тебя до нитки. А дальше?

— Ви, лучше один, чем двое.

— А дальше что?! — уже не шептала, а шипела она ему в ухо, так тихо и так яростно, как только могла. — Что ты предлагаешь мне делать с твоим трупом? Оставить так, укрыв снежком на поживу кхамерам? Зарыть в мерзлую землю? Так, им еще проще будет, не надо вылезать на поверхность — все как на подносе. Эти сволочи ползут за нами уже несколько дней и выжидают, когда мы сами сдохнем. А ты хочешь им помочь?!

— Нет, не хочу.

— Хочешь-хочешь, тебя наверное Акай купил.

— Кто?

— Заткнись! Все напрасно. Я знаю, что ты лазаешь по деревьям на рассвете, пока я сплю. Если бы там было хоть что-то, ты бы прыгал от радости. Но там нет ничего. И значит, идти нам некуда.

— Ви, с моей кровью ты сможешь…

— Нет! Нет! Замолкни.

— Ви, я все равно уже не смогу встать.

— Вот поэтому ты убил нас обоих, дурак. Думал спасти, но не подумал, а нужно ли мне такое спасение, которое и не спасение вовсе, а отсрочка. Ты просто поменял нас местами. Теперь мне придется хоронить тебя.

Сарет хотел что-то возразить, но не смог. Его губы задрожали, он зажмурился и отвернулся, пытаясь скрыть проступившие слезы. Нитсири поднялась, вытирая свои. Их осталось немного, она вдоволь поплакала накануне.

— Куда ты?.. — спросил Сарет, дрогнувшим голосом.

— Пойду найду чем разжечь костер.

— Не надо… Уходи, слышишь?

— Куда же? Я никогда не пойду, устала уже ходить-бродить, как неприкаянная. Неужели ты мог подумать, что я брошу тебя здесь? Что я просто так закопаю своего брата в землю и просто уйду? Если бы я проснулась чуть позже и нашла бы тебя мертвым, не сделала бы я и шагу дальше, так и знай. Засунула бы этот еб…ый камень тебе обратно в очко и повесилась бы на этом рефе — уж лучше так, чем шагать в никуда, напрасно надеясь на чудо. Никуда отсюда уйти нельзя! Лес держит нас и водит кругами. Мы как мышки в лабиринте.

— Ты не можешь знать наверняка. Но у тебя еще есть шанс, а с моей кровью у тебя будет еще один. Где-то дальше. Должно быть поселение южнее. Рок’хи не стали бы жить на отшибе.

— До него мы не дойдем. Расслабься. Хватит жевать сопли, ты уже не ребенок. Обгадился, так теперь имей мужество посмотреть правде в лицо. Убить родного брата, сцедить с него кровь, чтобы самой выжить, — ты сбрендил? Или ты думал, что я здесь только ради камня? «Спасибо, дорогой, я пошла. Поставлю свечку в храме тебе за упокой» — так что ли?!

— Ви, обоим нам точно конец.

— Пусть лучше так. Я умру только вместе с тобой. Мне не нужна эта сила, это будущее, эта… Альбия. Если я буду знать, что моего брата сожрали монстры в лесу, а я просто ушла, — это ничего для меня не стоит. Пусть тут даже сейчас откроется волшебная дверца в мою комнату со столом, усыпанным пирожными. И мне скажут: «пройдешь только одна» — я не пойду. Сяду здесь и буду смотреть на эти сраные пирожные, но не пойду. Я тебе уже говорила и повторю еще раз, что кроме тебя у меня нет ничего дороже в жизни. С тех пор ничего не изменилось. Прости, если я обломала в тебе героя.

Сарет ничего не ответил, да она бы и не стала слушать, даже если бы он сейчас упал перед ней на колени и просить прощения. Нитсири высматривала сухие веточки и отдирала кору от деревьев — сидеть здесь им еще долго. Скорее всего, они останутся здесь навсегда.

* * *

— Дай руку.

Викта вернулась с вязанкой хвороста и увидела, что Сарет весь красный от натуги пытается подняться на ноги.