Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - принц-консорт

Его разместили в том же крыле, что и Барбароссу, выделив целый этаж, а я, пошелестев с ним языком несколько минут, извинился и унесся встречать других гостей.

Последним из соседских королей прибыл Херлуф Сильвервуд в красной мантии до пола, расшитой золотыми лилиями, корона высокая, рогатая, нечто старинное и явно особо ценное, на груди золотая цепь, где наряду с драгоценностями вделаны и амулеты, слишком уж эти камешки выглядят просто.

Я приветствовал его со всей почтительностью, он обнял меня и воскликнул ликующе:

— Как это, оказывается, великолепно — оказаться на палубе морского корабля!.. И хотя путешествие было крайне коротким, но я успел ощутить его прелесть.

Я ответил с чувством:

— А как мы рады и счастливы, Ваше Величество!.. И надеюсь, наши торговые и прочие связи будут шириться и укрепляться.

— С каждым днем ширятся, — заверил он. — Ваши громадные корабли… каравеллы, так вы их называете?., как только впервые покидают бухту, ваши купцы тут же их фрахтуют для перевозки грузов из моей Вестготии!

— Морды хитрые, — сказал я беззлобно, — везде выгоду ищут!.. Нет чтобы дать сперва каравеллам научиться ходить в строю для отражения вражеских атак…

Он спросил опасливо:

— Собираетесь воевать на море?

— Нет, — заверил я, — как можно воевать? Война — плохо!.. Я всегда против войны, если только она не приносит выгоду… Однако надо уметь использовать преимущества не только больших кораблей, но и боевых порядков!

Его тоже разместили в том же крыле, а я побежал встречать новых гостей. Как и все рутинное, хоть и праздничное, я предпочел бы спихнуть на других, но сэр Жерар сказал настойчиво, что встречать должен я и только я, это подчеркивает мое положение хозяина и властелина, гостям напомнить это нелишне.

Я возразил, что тогда лучше бы герцог Готфрид, но сам понимал, что не получится: герцог с головой ушел в радостные хлопоты по набору новых братьев в Орден Марешаля. Правила приходится резко ужесточать, это в изгнании жизнь Ордена едва теплилась, когда собирались тайком в пещерах, но сейчас, когда Орден резко набирает мощь и пользуется поддержкой власти, кто‑то придет и ради выгоды.

Я все еще разбирал бумаги насчет учреждения независимых судов для черни, это нужно подать так, что благородным лордам не стоит пачкаться разбором их жалоб, пусть простолюдины сами создают свои суды и судят друг друга. Это будет называться судами присяжных, а благородные люди должны заниматься благородным делом: учиться воинскому ремеслу и защищать некое таинственное Отечество, которого пока нет, но которое будет.

Сэр Жерар вошел и поклонился, на лице непонятное выражение, смесь торжественности с едкой иронией.

— Ваше высочество, — произнес он чопорно, — вашего внимания просят старший герольдмейстер и верховный церемониймейстер!

— Ого, — сказал я невольно. — Надо же… Что ж, просите. Только оставайтесь с нами, вдруг что подхрюкнете дельное.

— Ваше высочество!

— Или возразите вовремя, — добавил я.

— Вы меня переоцениваете, — сказал он гордо. — Возражать вам? Мне голова дороже.

Он вернулся в коридор, я слышал там голоса, затем в кабинет чинно и с достоинством вошли герольдмейстер, да не просто герольдмейстер, а главный, и верховный церемониймейстер королевского двора.

Оба высокие, худощавые, но не слишком, олицетворение того, какими должны быть мужчины в возрасте, чопорные, сдержанные, чисто выбритые, в одежде все подобрано так, начиная от материала, цвета, формы и множества украшений, что даже мне все показалось уместным.

От обоих повеяло таким аристократизмом, что я попытался скосить глаза и проверить, застегнул ли ширинку и не в глине ли мои сапоги.

Оба достались от Кейдана, но так как ничем абсолютно не интересуются, кроме формы одежды, гербов и соблюдения церемониала, то не стал их убирать. Чем меньше перемен — тем лучше. У лордов создается иллюзия, что в королевстве ничего не изменилось, а это очень важно для тех, кто собирается менять все круто, глубоко и резко.

Оба одинаково поклонились, с полным почтением, но в то же время и с таким монолитным достоинством, что многим во дворце стоило бы брать у них уроки.

— Слушаю, — сказал я с непроницаемым лицом.

Церемониймейстер проговорил бархатным голосом:

— Ваше высочество, в связи с предстоящим событием хорошо бы, как заведено традицией, даровать вашим близким подданным некоторые вольности.

— Вольности? — воскликнул я. — Вы что, либералы? Карбонарии?.. Да я душитель вольностей, не слышали?

Церемониймейстер несколько опешил, а герольдмейстер сказал красивым звучным голосом:

— Ваше высочество, сэр Гринвуд имеет в виду символические вольности. И только для самого узкого круга.

— Что именно? — спросил я настороженно.

— Мы подготовили указ, — объяснил он, — вам нужно только вписать в него имя или даже имена, которые сочтете нужным. Вы можете даровать высочайшую привилегию кому‑то из лордов обращаться к вам по имени или же сидеть в вашем присутствии.

Церемониймейстер добавил:

— Или не снимать шляпу в вашем присутствии!

Я сказал с облегчением:

— А — а-а, вот вы о чем… Да, это весьма как бы даже зело пользительно для блага страны и королевства тоже. Высшие привилегии, которые ничего не стоят, но ценятся безумно высоко!

— И являются предметом постоянной зависти, — добавил герольдмейстер скромно.

— Прекрасно, — сказал я. — Это весьма… Давайте указ!.. Та — ак, первым впишем графа Альбрехта, а также Макса… А еще им высочайшим повелением разрешаем не вскакивать, когда я захожу, чем бы они ни занимались, свиньи такие.

Церемониймейстер следил через мое плечо, как я вписываю своих сторонников, деликатно напомнил:

— А не слишком ли заметно, что вы обошли всех герцогов, включая даже Ульриха, Готфрида…

— Это для равновесия, — буркнул я. — Сам не могу к ним на «ты», против и возраст, и правила этикета, а с герцогами Меганвэйлом и Шварцкопфом и возраст, и недостаточно близкое знакомство… Зато впишем сэра Растера…

Церемониймейстер спросил еще деликатнее:

— А его… за какие заслуги?

— А он и так со мной на «ты», — объяснил я, — без всякого разрешения. Ему хоть кол на голове теши. Он же ветеран, а я новичок… как он считает.

— Тогда, может быть…

— Нет, — сказал я твердо. — Пусть незнатен и беститульный, но преданный друг! И вообще личность. Наставник молодежи. Знаток гарпий. Легенда, можно сказать! Это я должен быть горд знакомству и общению с ним.

Оба поклонились, когда я вписал последнее имя и поставил размашистый росчерк.