Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – граф

Гай Юлий Орловский

Ричард Длинные Руки – граф

Вера состоит в том, что мы верим тому, чего не видим; а наградой за веру является возможность увидеть то, во что мы верим.

Часть 1

Глава 1

Массивные кедры опутаны толстыми мясистыми лианами, крайний север и тропики с силой сшиблись в этом саду, даже могучие дубы трещат в смертельной хватке «душителей деревьев». Земля усеяна ошметками содранной коры. Сок, что поднимается от корней по капиллярам внешнего слоя, останавливается, выбрызгивается в трещины, а верхняя часть дерева, не получая влаги, засыхает.

Дупло дуба на уровне моих колен, темное и широкое, а когда я выехал на поляну, в недрах дерева загорелся мерцающий свет, словно затрепыхалась в паутине шаровая молния. Я с дрожью в теле осторожно подал Зайчика вперед, но не прямо, а по широкой опасливой дуге. Сгусток белого огня, размером с кулак, подрагивает в дупле, будто подвешенный на незримой нити. Оранжево-красный свет озаряет дерево изнутри, показалось, что вижу что-то удивительное, но цапну сдуру, а там как рванет – шаровая молния превращает в щепки любые деревья в радиусе десяти шагов.

В темноте над дуплом пару раз блеснули янтарные глаза, но когда я начал всматриваться, ослепленный ярким светом из дупла, там то ли опустились веки из плотной коры, то ли мне почудилось,

но глаз не увидел, хотя осталось недоброе чувство, что наблюдает нечто сильное и враждебное.

– Бобик, – сказал я громко и сам ощутил, насколько человеческий голос звучит глупо и кощунственно в этом строгом храме неведомых богов, – ты не уходи далеко, лапушка…

Пес взбрыкнул весело, уши торчком, глаза горят восторгом, словно вернулся в родной садик, где бегал щеночком, подпрыгнул, чтобы лизнуть мне руку, и тут же ломанулся в кусты с таким треском, будто пронесся бизон.

Зайчик все порывался вскачь, я придерживал, глаза настороженно обшаривают этот Зачарованный лес. Сверхогромные реликтовые деревья, гигантские папоротники, в то же время рядом с ними деревья, выпавшие как будто из сорокового тысячелетия. Или даже из стомиллионного, ведь деревья эволюционируют медленно, но за сто миллионов лет доэволюционировались бы до вот таких железных красавцев.

Возможно, это был заповедник. Возможно, чей-то сад. Возможно, это все выросло на месте какой-то катастрофы.

Я щелкнул пальцами, точно рассчитав место, Красный Демон возник моментально. Пахнуло таким ярким пурпурным огнем, а не привычно багровым, что я в замешательстве повертел головой, только сейчас заметив, что в самом деле сумрачно, как перед дождем.

– А эти места тебе знакомы? – спросил я. – Ну посмотри, посмотри…

Красный Демон не реагировал, только едва заметно опускается и приподнимается, хотя вроде бы и не дышит вовсе. Зайчик посмотрел на него гневно, топнул копытом. Демон не среагировал, я снова щелкнул, Демон исчез.

– Ладно, – сказал я в пространство, – когда-то же отыщем к нему ключик?

Мимо поплыли чудовищно толстые стволы, одни голые, другие укрыты зеленым мхом до вершин, в ноздри ударил запах гнили, муравьиных куч, древесного сока. Листья то привычные, знакомые, то вычурные, словно не природа творила, а безумный дизайнер из тех идиотов, что так видят. Иногда блестят крупные капли росы, хотя вроде бы роса должна выпадать ночью, а исчезать утром.

Я засмотрелся на крупных муравьев, стоят неподвижно и поводят сяжками, бдят за стадом муравьиных коров. По соседнему листу ползет огромная яркая гусеница, ползет важно и величаво, полностью осознает свою уникальность… и вдруг заспешила, поползла с такой скоростью, словно ее тыкают в зад иглой. Взобравшись на голую веточку, застыла, на моих глазах оранжевые шерстинки разом опали, жирная кожа высохла, начала темнеть, пока не превратилась в блестящую коричневую крупнокалиберную пулю размером с указательный палец.

Я смотрел в удивлении, но не успел отвести взгляд, надо же ехать дальше, как вдруг по металлическим стенкам пробежали извилистые трещины, будто по стене замка при сильном землетрясении. Сухо щелкнуло, затем еще и еще. Трещин стало больше, видно, как весь кокон сперва стал похожим на черепаший панцирь, а потом пластины отделились одна от другой, начали приподниматься, изнутри нечто рвалось наружу. Один кусок вывалился, за ним сразу выпятился мохнатый бок, высунулись длинные когтистые лапы.

Спустя минуту весь кокон развалился на части, уже не блестящий, а жалкий и сморщенный. Помятая бабочка вылезла совсем ошалелая, моргая от ослепительного для нее света, торопливо расправляет и сушит пока все еще свернутые, как мокрое белье, крылья. Крылья изумительной расцветки, таких дивных тонов, что природе самой не додуматься, как бы ее ни восхваляли антиглобалисты, здесь руку и талант приложили умелые дизайнеры homo sapiens.

Наконец крылья стали сухими и упругими, растопырились под солнцем, улавливая его мощь. Бабочка замерла, впитывая и запасая энергию для первого полета.

Я вздохнул, послал Зайчика вперед.

– Природа полна чудес, – объяснил я ему. – Но если будем щелкать хлебалом на всякую диковинку, никогда не доберемся до цели. Жизнь такова: либо – либо.

Из-под корней выглядывают мелкие зверьки, я сперва принял их за мышей, потом за гигантских мокриц. Под копытом Зайчика корень треснул, существо в панике ринулось прочь, волоча раздавленный зад, меня передернуло от омерзения.

Что за идиот экспериментировал с деревьями и лесными обитателями? То ли из тех безобидных идиотов, кто находит причудливый сучок и пытается сделать из него произведение искусства, то ли сумасшедший, пытавшийся создать новый вид искусства, меняя генокод лесных обитателей. Я еще понимаю создание разных крохотных фей, явно сотворенных из светлячков и фосфоресцирующих бабочек. Трудно ли, если знаешь, как менять генокод, но на кой хрен эти нелепые создания, что на чудовищ не тянут, а для милых зверьков слишком противненькие…

Впрочем, подумал я зло, еще есть такое понятие, как вкус. У некоторых вообще такой извращенный, что кошек заводят! Почему не мокриц, это не такой уж и сдвиг в психике, если сравнивать с кошатниками…

На громадной поляне торчат дольмены, как мне показалось издали, когда увидел поверх зеленых вершин странно скошенные коричневые колонны, но деревья раздвинулись, я выехал на поляну и придержал Зайчика.

Земля накрыта огромным скалистым плато, странно знакомым, а пять колонн… Дрожь пробежала по телу, мозг отказывался поверить, что это наполовину засыпанная ладонь с растопыренными пальцами. Загнутые кверху фаланги казались мне издали толстыми наклоненными колоннами, но теперь, вблизи, различаю даже четко вырезанные капиллярные линии.