Ольга Малашкина - Три смерти и Даша (СИ)

— А ты чего? Собаку выгуливаешь?

Серафим погладил Джульбарса. Он почти не ошибся: может, псу и не требовались столь длительные прогулки, но Николай взял его с собой, чтобы было на кого свалить, если он вдруг что‑нибудь унюхает.

Серафиму нужно было домой, а Николаю было все равно, куда идти, поэтому они пошли вместе. Кинолог не переставал нюхать, надеясь, что нужный след встретится на их пути. И вдруг он почувствовал тот самый запах, словно бы споткнулся об него.

Серафим с удивлением посмотрел на внезапно остановившегося кинолога.

— Колян, ты чего? — спросил он.

— По — моему, Джульбарс что‑то почуял.

— Джульбарс? — усомнился Серафим.

— Неужели он еще хоть что‑то чует?

"Еще как чую. Понял, не дурак. Куда идти, Коль?" — сказал Джульбарс, но услышал его только кинолог.

— Кажется, где‑то здесь, — отозвался Николай.

— Коль, а что он, собственно, почуял‑то? — спросил Серафим.

— Следы, обнаруженные на месте исчезновения Даши.

— Откуда ты знаешь, что именно их?

— Ну… Я потом туда с ним возвращался… Думал — вдруг он почует чего.

Тем временем, Джульбарс, повинуясь еле заметным движениям руки кинолога повернул направо, старательно нюхая землю, потом вошел в подъезд. Потом они втроем вбежали на второй этаж.

"А ведь Колян бежит быстрее собаки", — заметил про себя Серафим, но не придал значения.

Они остановились возле двери. Джульбарс сел. Николай кивнул на дверь. Запах крови он почувствовал еще на первом этаже, но здесь он просто валил его с ног.

Серафим недоумевал: кинолог привел его к какой‑то двери, найденной списанным псом. Почему он так уверен? Тем временем Николай толкнул дверь. Дверь была не заперта. И тут же прислонился к косяку: на них уставилась застывшим взглядом голова Лики. Кровь заливала коридор до самого порога. Возле тела сидел Антон, плакал и раскачивался.

"Ни хрена себе… Блин, Колян же крови боится," — подумал Серафим.

Николаю, действительно было не по себе.

— Коль, ты выйди, наверное. С этим (он кивнул на Антона) я и без тебя справлюсь.

— Нет, я помогу. Мало ли…

Они осторожно подняли Антона, посадили возле батареи и пристегнули к ней наручниками, которые были у Николая.

"Как‑то странно Колян гуляет: с собакой, с наручниками"… — подумал Серафим.

Даша, услышав шаги, подумала, что это Антон и замерла в страхе. Но спрятаться от кинолога было невозможно. Обезвредив и без того уже безвредного Антона он сразу направился в ту комнату — к Даше. Пока он развязывал ее, в комнату вошел Серафим.

"Даша?" — удивился он.

Во второй раз Николай поднялся сюда уже с опергруппой, но в квартиру не пошел. Вместо этого он полез на чердак. То, что старик уже мертв, он знал задолго до того, как туда поднялся. Его встретило тяжелое хлопанье голубиных крыльев. Старик лежал на каком‑то странном подобии кровати, застеленном разноцветными тряпками. В руке у него были зажаты бумаги. Это были явка с повинной и завещание. В последней его строке значилось: "Медальон с портретом Катрин похороните вместе со мной, иначе из под земли достану."

В морге дядю Витю дактилоскопировали. Отпечатки были те самые — пустые, без рисунка, будто стершиеся. Удивил он патологоанатома не только этим. Судя по состоянию организма, ему была ни одна сотня лет.

Впрочем, удивил дядя Витя не только патологоанатома. В своем завещании он оставил старинный кованый сундук, вместе с содержимым Лейле и ее дедушке. В сундуке оказалось много оружия, украшений и монет разных эпох. А судя по количеству немецкого оружия сороковых годов выпуска, дядю Витю можно было считать ветераном войны. И дед и Лейла долго думали, как дядя Витя все это перетаскивал с места на место, но к однозначному выводу так и не пришли. Впрочем, как оказалось, покойный вообще был мужчиной крайне загадочным.

На дне сундука была нарисована потускневшая от времени карта. Ни Лейла, ни дед ее не заметили, зато через пятьдесят лет внуки Лейлы восстановят ее и найдут клад.

Серафим потом ни раз говорил, как им повезло, что сундук нашли именно они с Коляном. Если бы его нашли незнакомые милиционеры — не видать бы Лейле с дедушкой ни сундука, ни его содержимого. А так забрали только ножи, которыми дядя Витя убил неприятную женщину, в качестве вешьдока.

Хоронили дядю Витю опять же Лейла с дедушкой. Даша на похороны прийти не смогла. Она лежала в клинике неврозов, приходя в себя после случившегося.

А Серафим всерьез заподозрил кинолога Иванова в соучастии в похищении, уж слишком легко и странно тот нашел Дашу, да и списанный Джульбарс не мог бы так легко взять след, тем более, без соответствующей команды и с притупившимся нюхом. Правда, доказать ничего не смог: Даша сказала, что кроме Лики и Антона в квартире никого не было, а Джульбарс на следственном эксперименте нюх показал просто поразительный. Правда, работать соглашался только с Ивановым, но это списали на старческие причуды.

Кристина открыла собственную фирму. Бухучетом теперь занималась не она. Они с Серафимом жили долго и счастливо, правда, зарегистрировать брак так и не сподобились.

Антона отвезли в ту самую психиатрическую больницу по месту жительства, из которой они с Ликой сбежали. Правда, потом должны были перевести в отделение для душевнобольных преступников, но не перевели. В себя Антон так и не пришел и до конца жизни не произнес ни слова.

— Здравствуй, Антон, — поприветствовал его Рома. Он был здесь, чтобы помогать, а не судить.

Антон ничего не ответил и даже не посмотрел на врача. Он больше ни на кого не смотрел. В его взгляде, направленном в себя навечно застыла невыносимая боль.

Рома посмотрел в невидящие глаза Антона и его снесло и захватило волной этой боли, словно бы он подключился к пациенту и почувствовал то же, что и он. Через несколько секунд он немного отошел от шока.

"Вот она — любовь и ее последствия", подумал он и отправился в женское отделение. К Кате. Он без стука открыл дверь и с порога заявил: "Кать, я тебя люблю. Давно."

"Я знаю," — обалдело отозвалась Катя.

Через три месяца они поженились. Через полгода после свадьбы родился их первый ребенок.

Мать Лики срочно вызвали из деревни — на опознание. Она поселилась у родственников — ночевать в квартире с огромным кровавым пятном на полу она не могла. Кровь въелась в некрашенные доски пола и пятно оставалось там еще много лет — сначала — почти в первозданном виде, потом, когда кто‑то из родственников решит сдать квартиру — под слоем краски. А когда квартиру продали — новые хозяева сменили полы.