Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике

Жанна сняла с огня сковороду, ловко прихватив тряпкой ручку, и брякнула на траву.

– Я думаю, будем прямо со сковородки, – сказала она, расстегивая нагрудный карман и вынимая ложку.

Мы не успеди извлечь свои, поскольку бородач наклонился над сковородкой, зачерпнул ладонью шкворчащее, аппетитно пахнущее месиво и отправил его себе в рот.

Раскаленный жир потек по бороде туземца.

– Уум, – заурчал туземец от удовольствия и закрыл глаза.

– Огнеед, – потрясенно вымолвил Георгий Алоисович.

– Просто сволочь, – возмущенно сказал Валентин Аскерханович, – он полкастрюли сожрал.

– Во-первых, – Георгий Алоисович потер лысину, – не кастрюли, а сковородки, во-вторых, разве вы не знаете закон Тибулла? В большой семье хлебалом не щелкай…

Туземец раскрыл рот и большим оттопыренным пальцем принялся тыкать себе в разверстую глотку, мол, пить хочу.

Жанна Порфирьевна деликатно зачерпнула варево с той стороны, где точно не пошуровал туземец, и заметила:

– Дайте младенцу попить.

Куродо отвинитил пробку от бутылки, нацедил полную кружку.

– Стошнит? – осторожно предположил Георгий Алоисович.

– Не, – мотнул головой Куродо, – от одного запаху убежит.

Туземец выдул всю кружку и захлопал ресницами, как девушка, которой сделали предложение.

Потом он рыгнул, швырнул кружку в кусты и сказал, обращаясь к Жанне Порфирьевне:

– Аз тебе хоцю!

– Все понятно, – почти одобрил туземное высказывание Георгий Алоисович.

– А я не поняла, что он сказал? – спросила Жанна Порфирьевна.

– Кажется, он объясняется вам в любви, – галантно пояснил Георгий Алоисович.

– Аз тебе хоцю!! – зарычал бородач, одним ударом ноги перевернул сковороду и прыгнул на Жанну Порфирьевну.

То есть он хотел прыгнуть на Жанну Порфирьевну, а прыгнул на мой кулак.

Туземец упал на землю, но скоро поднялся и сел, изумленно хлопая глазами. Он выглядел так, словно бы хотел спросить: "Что это, люди добрые со мной стряслось? Как же я влопался?"

– Аз… тебе… хоцюуу! – вытянул наконец бородач и горько, по-детски разрыдался.

Его горе было столь неподдельно, что я бы на месте Жанны Порфирьевны обязательно хоть чем-нибудь, но утешил бы беднягу…

Однако Жанна Порфирьевна, вдова командора, была дамой весьма сурового нрава.

– Вон! – она вытянула руку в направлении леса, откуда и вышагнул к нам на полянку влюбленный туземец.

Бородач встал на ноги и, всхлипывая, утирая слезы, покорно побрел прочь, бормоча не то проклятия, не то жалобы.

– Хорошо держит удар, – одобрил Куродо.

– Что удар, – смятенно сказал Георгий Алоисович, – он нас совсем без обеда оставил…

– А как же закон Тибулла? – засмеялся Валентин Аскерханович.

Куродо, между тем, налил каждому в кружку крови дракона.

– Ладно, – вздохнул он, – злее будем… Пошли?

Валентин Аскерханович посмотрел на Жанну Порфирьевну:

– Может, кому-нибудь остаться?

– Не волнуйтесь за меня, юноша, – важно сказала она, – я за себя постою…

– Будем надеяться, – хмыкнул Георгий, взваливая на плечо огнемет.

Лес был прошит солнечными лучами.

Лес пах разогретой землей и листвой.

Лес пах детством, каникулами, бездельем и свободой…

– Ориентировку-то нам дали точную? – забеспокоился Валентин Аскерханович.

– Сейчас и проверим, – ответил Куродо.

…И тогда мы увидели гору.

Она была неуместна в этом лесу, таком мирном и детском. Она вздымалась ребристо, нагло. Она выпирала из мягкой ласковой земли ножом, приставленным к горлу неба.

Гора была невысока. И не гора вовсе, но валун в два человеческих роста.

И когда мы подошли поближе и увидели нору, я вдруг представил себе, как втискивало себя в этот узкий проем жабообразное мнущееся существо, похожее на нашу квашню, и мне стало противно…

Куродо заглянул в нору, осветив ее фонарем.

Я сунулся тоже и увидел длинный осклизлый туннель, уходящий далеко вглубь.

– Тихо! – прикрикнул Куродо.

Мы прислушались. Издали, словно бы из центра земли, доносилась странная мелодия, будто кто-то далеко выводил соло на трубе.

– Дело плохо, – шмыгнул носом Куродо.

– Что такое? – заволновался Валентин Аскерханович.

– А вот что, – объяснил Куродо, – "пещ.драк." сейчас высиживает птенцов – понятно тебе?

– А когда высидит, – подхватил Георгий Алоисович, – кэк хрыснет! кэк грохнет! И со всех сторон сбегутся туземцы с копьями. Ты поглядишь, посмотришь, как они выскакивающих на божий свет драконят будут шарашить.

– И мясо белых братьев жарить, – снова вспомнил я Мэлори.

Куродо, Валя и Георгий поглядели на меня.

– Ты чего-то… – сказал Куродо, – того, – и не стал уточнять.

– Но самое неприятное, – Георгий Алоисович погрозил пальцем неведомо кому, – что в таком состоянии дракошу нужно брать голыми руками…

– Джек Джельсоминович, – обратился ко мне Валя, – вы, кажется, довольно-таки неприхотливы…

– Поглядим, Валек, – ответил я и вошел в нору.

Гора зияла норой, как отверстой, немо орущей пастью.

Я поскользнулся на слизи, оставленной пещерным драконом, и загремел вниз.

Слизь больно щипала руки.

Я кое-как поднялся.

Следом за мной вошли "отпетые".

– Однако, – сказал Георгий Алоисович, – удачный дебют…

В норе было промозгло, и тянуло запахом сгнивших трав.

Белесая слизь обволакивала стены, скользила под ногами.

– А вот и он, она, оно! – чуть ли не радостно провозгласил Куродо.

Наклонный туннель, темный и промозглый, оборвался неярко, мягко освещенным зальцем.

"Светящаяся пещера", – вспомнил я. Но победнее, поплоше…

Свет исходил от покачивающегося из стороны в сторону кучеобразного студенистого существа.

Существо пело, раскачиваясь. Трубные звуки текли по пещере волнами вместе с неярким уютным сиянием.

Мы едва успели струями из огнеметов сбить выкинутые с внезапной силой из студенистого тела-кучи мускулистые щупальца.

– А зачем пять? – спросил Валентин Аскерханович.

– Для подстраховки, – буркнул Георгий Алоисович, – и вообще, он считать не умеет…

Пещерный запел громче, отчетливее, и свет сделался ярче, "отвеснее"…

Я увидел дрожащее горло дракона и спросил у Куродо:

– Это и есть горло?

Куродо понял меня:

– Ага… Эта вот самая перемычка… Видишь? Внизу – побольше, вверху – поменьше, а посредине перемычка… Вот до нее и добраться… Руками, понял, только руками…

– А глаза у него зажмурены от удовольствия? – спросил любознательный Валя.

– Кто его знает, – пожал плечами Георгий Алоисович, – может, и от боли… У них, у драконов, все перепутано… Боль, удовольствие.

И мы отбросили вверх огненными струями еще шесть корежащихся, куржавящихся щупалец.