Екатерина Фёдорова - Под сенью проклятия

Пусть делала я это для Арании — но госпожа матушка в кремле всегда ела с того же подноса. Так что сказанное было почти что правдой. Арания стояла рядом тихо, как мышка.

— Она меня, сироту, пригрела. Сама посуди, великий принцесс, зачем мне убивать госпожу Морислану?

Королевишна стукнула ладонью по подлокотнику.

— Да чтоб сюда, во дворец пробраться! Через её смерть! Может, ты и меня отравить хочешь?

Я мельком глянула на дверь. Темный глаз в щели моргнул, вновь раскрылся широко, жадно. Ну, жива буду — не забуду, госпожа Любава.

— Нет у меня в мыслях зла против тебя, великий принцесс.

Король, твой батюшка, мне приданое обещал, жениха хорошего. Случись с тобой какая беда, меня из дворца выгонят — где я такое найду? К тому же, будь я виновна, разве ведьмы о том не узнали бы?

Зоряна снова стукнула ладонью по подлокотнику.

— Ведьмы! У меня двух братьев сгубили, а они что? Разве смогли они найти злодеев? Или хоть одного брата спасти? Только и умеют, что бревнами своими кидаться да кричать, что они-де первая опора государству!

Двух братьев сгубили? А Глерда говорила, что второй королевич погиб на охоте. И рядом нашли волчьи следы.

— А посему, — закричала Зоряна, натужно, с визгом, заливаясь темно-багровым нехорошим румянцем, — Следует тебя, деревенщину неотесанную, на Правежную площадь отправить! Чтобы там правеж учинили.

Тут вторая дверь в горницу со стуком распахнулась, и в опочивальню влетела ладная баба в лазоревом платье, расшитом сверху донизу серебряными и золотыми цветами, каждое с куриное яйцо. Соболиный волос с рыжиной тек на спину волной, жемчужную нить на шее скрепляла пряжка — дрозд, усаженный почти сплошь вишнево-черными каменьями. Её я узнала сразу — королева Голуба.

Прошлый раз, на королевском пиру, она показалась мне молодой бабой. Но сейчас глаза у неё расширились, лоб нахмурился, рот в тревоге приоткрылся — и стало заметно, что лет королеве уже немало. По лбу, вокруг глаз и по шее разошлись морщины, которых прежде не было видно.

— Зорянушка, дочка! — Голуба с порога кинулась к королевишне, которая на её возглас и головы не повернула. — Я крик у себя услыхала. что стряслось? Кто тебя напугал, сердечко моё?

Следом за королевой в горницу скользнули ещё две бабы. Сердце у меня дрогнуло, когда в одной я узнала Ерислану. Лицо у жены верча Медведы было спокойное, даже чересчур. Как будто великая госпожа наперед знала, что увидит.

Вторую вошедшую я повстречала впервые. Худая, невысокая, русоволосая, лицо округлое, несмотря на худобу, платье простое, без вышивки. Плечи укрывал снежно-белый плат с узкой каймой из синего бисера. Мне сразу вспомнилась Глерда, укутанная в похожий плат. Который она, по её словам, взяла у великой госпожи Горявы, жены верча Яруни.

— Слыхала ли ты, маменька. — С дрожью сказала Зоряна. — Что батюшка нашел мне услужниц? Вот, полюбуйся!

Она ткнула рукой в меня, договорила:

— Та девка — убивица! Мало того, что отравила свою тетку, так ещё и поклеп возвела на наш дом! Помнишь женку земельного, Морисланку Ирдраар, что у Яруни в тереме померла? Она при ней состояла до самой смерти. Девка эта — травница, в ядах сведущая. Она, злыдня, батюшке поклялась, что Морисланку могли отравить только тут, в королевском дворце! А сгубила-то сама, больше некому! От зависти да от злости, не иначе!

Голуба обернулась ко мне, оглядела с ног до головы. Вскинула брови, нерешительно шевельнула губами. Сказала, оборачиваясь к дочке:

— Да с чего ты это взяла, ласточка моя. Батюшка тебя любит, ты теперь его единая надёжа.

— И не только его, но и всего нашего государства положского! — Тут же провозгласила Ерислана. Глаза у неё радостно блеснули.

Королева мельком на неё оглянулась, пробормотала:

— Верно. стало быть, не мог Досвет прислать к тебе незнай кого. С чего ты такие страсти взяла, Зорянушка? Может, врут люди. Тебе королевой быть, пора бы уж ложь от правды отличать.

— Да ты на неё глянь, матушка! — Завопила королевишна. — Разве можно с таким лицом кому-то добра желать?

Дыхание у меня оборвалось, вроде как под дых ударили. И тут Арания, руку которой я выпустила, вдруг поймала мою ладонь. Сжала, сказала тоненько, протяжно:

— Свет-королева, матушка наша, не суди, дозволь слово вымолвить. Матушка моя, Морислана Ирдраар, и впрямь отравы боялась. Потому и ела у себя в доме только пробованную еду, потому и Тришу к нам взяла. Не Тришкина рука отраву подмешала — Триша мою матушку от отравы уберегала.

Королева снова оглянулась на меня, опять нерешительно подвигала губами.

— Да кому она нужна была, та Морисланка. — Презрительно сказала Зоряна. — Всей-то радости — хороша, как первоцвет. И лет уж сколько, а все цветочком ходила. Вот девка её и возненавидела. У самой — ни рожи, ни кожи.

— У моего отца всегда было много врагов. — Голосом ещё тоньше, ещё испуганнее выдохнула Арания. — Есть ли месть слаще, чем убить у заслуженного воя его любимую жену? И дочь, потому как я ела вместе с матушкой. Из-за этого матушка и покинула Неверовку, наше земельное. Сюда приехала — чтоб в кремле скрыться от отцовских врагов. Да не вышло.

Ну, Арания. не ожидала я от неё такого, по правде говоря.

Тут вперед шагнула невысокая светловолосая баба, что пришла вместе с Ерисланой и Голубой. Сказала вроде негромко, а вышло звучно:

— Брат мой, верч Егедя, всегда добром поминал Игора Ирдраара, храброго воя, что сгинул на границе его Атаньского верчества. Понравится ли ему, если услышит, что на дочь Игора возводят хулы и напраслину?

— Не о брате ты думаешь, Горява. — Тут же укорила её Ерислана. — А о муже своем, верче Яруне. Это ведь в его тереме Морисланка умерла!

— Ты, стало быть, хочешь ещё и моего Яруню в том обвинить? — Ровным голосом ответила невысокая Горява. Голову вскинула, неспешно поправила на плечах плат. — Твой муж думает также, великая госпожа Ерислана? Так мне и передать моему супругу, великому господину Яруне? Или это лишь твои бабьи думки?

— Мне нет дела до того, кто и что думает! — Крикнула Зоряна. — Я рядом с собой эту убийцу не потерплю! Место ей — на Правежной площади!

У меня по коже побежали холодные мурашки. Раз так площадь назвали, навряд ли на ней цветочками одаривают.

Королева снова склонилась над дочерью. Потянулась, чтобы погладить её по щеке. Та ласку стерпела, но подбородок вздернула.

— Мое последнее слово — видеть её тут не желаю!

Голуба растеряно затопталась у стула дочери.

— Но, душа моя. твой батюшка прислал этих девиц, надо бы сначала его спросить. Прежде чем гнать.

— И впрямь, — громко сказала Горява, — может, лучше обратиться с этим делом прямо к королю Досвету? Он девиц прислал, ему и судить, кто прав, а кто виноват.