Евгений Щепетнов - Охотник

Она любила иногда посмотреть чушь по ящику — почему бы и нет? Отвлекает, забавно. Видимо, бармен тоже любил крутые боевички.

Дверь прикрыта плотно, так что он не видит.

Маша знала турбазу, знала, как она расположена, где выходы, где дырки в сетке — раз пришлось ей свалить от настойчивого ухажера-кавказца, бежала, аж пятки сверкали! Хорошо, местный парень показал дыру в сетке, через которую можно было легко свалить. Либо наоборот — попасть на территорию. Но скорее — свалить. Менты друзья, да, но лучше всегда иметь пути отхода. Сразу в лес и по тропе! Ищи-свищи!

Откуда Маша взяла силы — неизвестно, только ее выносливости могли позавидовать даже альпинисты, восходящие на Эверест. Она шла, сцепив зубы, чудом уцелевшие после ударов. Эрик запретил бить по лицу, сказал, что бомжиху с разбитой мордой драть не будет, а то бы… впрочем — когда вошли в раж, уже особо не церемонились. Тело дергалось от приступов жгучей боли, внутри все болело так, будто ей воткнули кол.

Впрочем, может, оно так и было. Смутные обрывки воспоминаний — Эрик берет с биллиардного стола кий, заливаясь идиотским смехом… «На кол суку! Чтобы знала свое место!»

Остановилась только через час, уже изнемогая от усталости и боли, возле речки, которая делала тут крутой поворот. Все это время так и шла — голая, в одних чулках, единственное, что надела, — туфли, у которых через десять минут ходьбы по лесным тропам сломались каблуки.

Поломку туфель Маша восприняла безразлично, лишь отметив, что сука Лелька продала ей фальшивые, китайские «итальянские» туфли. Нормальные туфли так бы не развалились. Впрочем, без каблуков идти стало гораздо удобнее, и если бы они не сломались, их следовало бы сломать специально.

Минут десять она смывала с себя засохшую сперму и кровь. Холодная вода отрезвила, убрала остатки кокаинового дурмана. Всплыли разные воспоминания, картинки и… тогда ее вырвало. Драло долго, вылетело все, что было в желудке, и даже сверх того — густой желчью, кровью. То ли из разбитого рта, то ли из желудка, в который сегодня попала не только кровь…

Прополоскав рот, волосы, слипшиеся будто от клея, Маша с трудом натянула на избитое тело юбку, натянула блузку, попытавшись прикрыть грудь. Юбка спадала, блузка расходилась в стороны — пришлось найти острые сучки, проткнуть ткань и закрепить ее так, чтобы одежда держалась.

Снова надела туфли, пошла от реки и тут вспомнила о дипломате, который упорно так и тащила с собой. Решила — надо бросить его в воду. Тащить такую тяжесть, в ее-то положении? Скоро проснутся ублюдки, могут организовать погоню! Хоть она и шла так, чтобы не нашли — но кто его знает, вон, в кино показывают — собак пускают! Нужно скорее свалить из района турбазы, а то и правда здесь прихватят, и тогда точно конец.

Размахнулась и… опустила руку с дипломатом. Что-то щелкнуло в голове — не зря эти твари приезжали! Из самой Москвы! Нет, тут что-то не так.

Опустилась на землю, положила дипломат, потянула вверх замки, не рассчитывая на успех, загадала: если откроются — значит, все будет хорошо! Все будет здорово! Не откроется — в воду. Значит — судьба!

Щелк!

Замки открылись. Они не были поставлены на шифр.

Хлоп! Крышка открылась.

И Маша онемела.

Пачки денег. Много! Доллары…

Схватила одну пачку — полтинники. Другую — сотни. Много пачек!

Сиротливо притулились две пачки пятитысячных, розовые, словно от стыда — стесняются лежать рядом со своими наглыми зарубежными родичами.

Сунула пачку пятитысячных в сумочку. Подумала — и еще одну. Захлопнула дипломат, встала, застонав от боли. Посмотрела — по ноге прокатилась капля густой темной крови.

«Порвали, твари! Все порвали! В больницу надо, истеку кровью. С чемоданом не дойду. Спрятать!»

Определилась на местности — неподалеку, на опушке, здоровенный дуб. Маша знала его — еще в детстве, в юности играли, забирались по его корявой коре — наверху была площадка, образованная толстыми ветвями. Там можно было сидеть, болтать ни о чем… целоваться.

Там впервые ее девичья грудь оказалась в потной ладони мальчишки — Витальки. Он был влюблен в нее и трясся от волнения, даже случайно коснувшись руки Машульки — так он ее звал. Ей, глупой, было смешно наблюдать за страданиями молодого «Ромео», как звал его Машин отец.

Как-то ради прикола Маша позволила Витальке погладить, поцеловать ее груди. Он чмокал, как теленок, ловя упругий сосок, Маша же хихикала — ее совершенно не возбуждала такая ласка, было щекотно, и чувствовала она себя очень даже глупо.

Тогда же она впервые увидела вблизи мужской член — расстегнула Витальке штаны и схватила рукой…

Мокро, смешно и глупо — вот чем закончился первый опыт ее сексуальной жизни. Виталька тогда чуть с дерева не упал, закатив глаза, как ненормальный.

Витальку через месяц после того убили — убийц так никогда и не нашли. Телефон всему виной — родители купили ему хороший, и Виталя, глупый, ходил с ним по улице, демонстративно слушая музыку, гордо держа аппарат в вытянутой руке.

Забили арматурами, забивали — как скотину. Кто-то из своих, точно. Но никто так и не сознался, хотя всех с их двора таскали в ментовку целую неделю, и кое-кому прописали хороших пилюлей.

Маша плакала две недели, потом утешилась знакомством с новым парнем и скоро потеряла девственность, напившись на дискотеке мерзкого пива — «девятки». Теперь она вообще не переносила вкус пива…

С дипломатом забираться наверх было трудно, особенно когда у тебя раздолбаны внутренности, а руки болят, будто их топтали ногами какие-нибудь обкуренные бандюганы. Но она все-таки залезла, зная каждую трещинку на коре старого великана, цепляясь за кору так же, как цеплялась за свою жизнь.

На площадке все было по-прежнему, даже стакан, который она когда-то повесила на сучок, был на месте — иногда тут распивали банку бражки или дешевого вина, так что без стакана никак не обойтись. Кроме их компании, об этом месте, скорее всего, никто не знал, а из тех, кто знал, в живых осталась одна Маша — Витальку убили, Петька бухал и разбился на мотоцикле, Степка снаркоманился и сдох от передоза.

Мишка только мог быть жив — он уехал в Питер, и с тех пор его не видали. Говорили, подался в какую-то группировку и, скорее всего, давно кормит червей. Рядовые бандиты долго не живут, а вылезть вверх ума у него не хватало. Он и был первым, одним из тех, кто тогда, после дискотеки, лишил Машу девственности. Потом уже узнала, когда уезжал. Сам ей сказал. А еще с ней тогда были Петька и Степка.

Так-то она на них не в обиде — чего пьяной-то не воспользоваться? Сама виновата, дура! «Пьяная баба резьбе не хозяйка!» — не зря в народе говорится. Хорошо хоть презики надели, не залетела. Хотя узнала бы тогда — точно заяву накатала! Ибо — нех… Одна компания, а эти суки взяли и нагнули раком!