Ян Сигел - Честь чародея
— Это стресс, — ответила Ферн. — Сильный стресс.
— Я думал, что ведьмы могут взмахом волшебной палочки разделаться со всеми своими проблемами.
— Я потеряла свою волшебную палочку в метро. — Ферн выдавила из себя подобие улыбки.
— О, понимаю. Это как с зонтиками: их всегда где–нибудь забываешь. Когда я первый раз приехал в Англию, я старался не выходить из дома без зонта, но я потерял их штук десять.
— Вы не очень похожи на человека, который всюду таскает с собой зонт. Вы скорее из тех, кто всегда промокает. Вот как сейчас.
Дэн усмехнулся и откинул со лба мокрую прядь.
— Ну, может, я немного и преувеличил. Но когда приезжаешь из Калифорнии и все только и рассказывают тебе об английской дождливой погоде… ну, у меня для начала была парочка зонтов, пока я их не посеял.
— В этом году паршивое лето.
— Да, мне все так говорят.
— А вы давно здесь?…
Через час Ферн виновато взглянула на часы:
— Мне пора. Должны прийти производители собачьего корма–они спонсируют журнал и оплачивают презентацию, так что мы должны всячески их ублажать. — Она рассказала ему о журнале «Гав!». — Ну что же, мне пора. Мне очень понравилось. — Ее саму очень удивили ее слова. — Спасибо вам… Желаю удачи с раскопками… и вообще.
Дэн поднялся вместе с ней.
— А может, вы со своими телепатическими способностями найдете мне парочку скелетов? Это всегда производит впечатление на чиновников.
— Извините. — Она снова улыбнулась. — Я не занимаюсь костями. Вам нужна собака.
— Что ж, спасибо за помощь, уж не знаю, как вы это сделали. Теперь я всегда буду верить в колдуний.
Выйдя из бара, они попрощались, и Дэн задержал ее руку в своей чуть дольше, чем следовало. Всего на мгновение.
— Может быть, поужинаем как–нибудь вместе?
Они встретились в субботу. Сначала посидели в баре, а потом отправились во вьетнамский ресторан. Конечно, там было не так дорого и изысканно, как во время ее встреч с Люком, но ей было все равно. Когда дело дошло до кофе с ликером, Дэн спросил:
— Вы не расскажете мне, чем вызван ваш сильный стресс, или я слишком назойлив?
— Я кое с кем встречалась, — сказала Ферн. — Но ничего не вышло. — Помолчав, она добавила: — Вполне обычное дело.
Дэн уловил дрожь в ее голосе.
— Он что, сбежал?
— Сбежал? Нет, не в том дело. Просто… ничего не вышло.
— Богатый парень?
— Откуда вы знаете?
— Ну, к таким девушкам, как вы, должны тянуться богатые парни. То есть — вот черт — я не это имел в виду. Вы выглядите состоятельной особой. Да и по работе, наверное, встречаетесь со многими богатыми людьми.
— Я обычно не проверяю их финансовые счета, — ответила Ферн. — И кстати, я сама себя содержу. Ну а вы состоятельный человек? Некоторые археологи очень богаты. Ганс Шлиман и компания, например.
— Он давно умер, — заметил Дэн. — Для таких людей археология — это хобби, а не профессия. Мне хватает. Я читаю лекции в учебное время, а летом работаю на раскопках. Иногда приходится совмещать.
— Как Индиана Джонс?
— Вот–вот. Представьте, как я с кнутом и в кожаной шляпе краду изумрудный глаз маленького божка у банды мошенников. В одной руке красивая девушка…
— А в другой–дохлая крыса?
Они оба рассмеялись.
— Кем бы ни был тот парень, — заключил Дэн, — он, видать, очень сильно вас задел. Такое ощущение, что вы очень давно не смеялись. Он или дурак, или мошенник.
— Скорее мошенник, — сказала Ферн. — Мы кое в чем не согласились… поспорили. Можно назвать это вопросами этики.
— Так это вы все закончили? — спросил Дэн.
— Да, — ответила Ферн. — Я сама все закончила.
Домой она вернулась в хорошем настроении. Вино и вкусный ужин приятно согревали ее, и даже некоторые сложности в разговоре ничуть не испортили вечер. Впервые за последнее время она спокойно уснула.
Когда она проснулась, было темно. Часы показывали половину третьего. Несколько минут она лежала, наслаждаясь ощущением покоя, и, хотя очень хотелось спать, чувствовала себя отдохнувшей Вдруг ей показалось, что в комнате кто–то есть или вот–вот появится. Просто воздух немного сгустился не приняв еще какой–либо определенной формы. Потом она услышала приглушенное сердцебиение и ощутила легкую угрозу. Но ей не было страшно
— Заходи, — сказала она, — все в порядке. — Постепенно тень сгустилась, обрела плоть. Сейчас он предстал перед ней чистым, густая грива была вымыта и расчесана, а горячий животный дух был едва уловим. Даже в темноте она видела следы страшных ожогов на лбу, но глаза теперь были почти спокойными и светились теплым мягким красным светом, напоминавшим бургундское вино. — Я рада тебя видеть, — совершенно искренне сказа ла Ферн. — Если ты подождешь меня в гостиной — вон там, — : то я оденусь и мы что–нибудь выпьем.
— Нынче друзья так делают? — спросил Кэл.
— Да, — ответила она, — именно так друзья и делают в наши дни.
Они открыли бутылочку вина, которую она припасла для Люка, и долго сидели, неторопливо потягивая вино из бокалов. Он смотрелся нелепо в обычном кресле: одна нога вытянута, другая подогнута, длинный львиный хвост обвивает ножки кресла, под одеждой из звериных шкур играют налитые мускулы, в изогнутых рогах отражается свет ламп. Время от времени, когда он думал, что Ферн не видит, он с опаской озирался по сторонам, словно не веря, что и в самом деле находится у нее дома. Ферн переполняло теплое чувство к этому полузверю, с которым когда–то она хладнокровно заключила сделку, пообещав дружбу в обмен на спасение собственной жизни. Теперь он стал ей настоящим другом. Она чувствовала, что, пожалуй, только с ним может поговорить о случившемся в последнее время и только он поймет ее. Она рассказала о последней схватке с Моргас, о том, какую храбрость проявил Люк, об их такой невероятной близости. Потом поведала о своем сне и последовавшем пробуждении.
— Я убила его, — сказала Ферн. — Он сомневался, я уверена, что он сомневался. А я — нет. Я убила его.
— Это естественно, — ответил Кэл. — Я сам часто убивал. Убивал, чтобы поесть, чтобы победить, из мести, от ненависти. Убивал собаку, которая своим лаем мешала мне спать, и лису, перебежавшую мне дорогу, и нищего, что не пожелал поделиться коркой хлеба. Твое маленькое убийство — это пустячок, Фернанда. Просто твоя совесть преувеличивает его значение. Вот у меня нет совести, потому что нет души. Я не способен на такие переживания.
— Тогда почему ты не убил свою мать? — спросила Ферн. — Почему ты любил ее, несмотря на все, что она сделала? Да, не спорь, ты любил и ненавидел ее, а когда ее смерть освободила тебя, то где–то в самом потаенном уголке сердца ты скорбел о ней, потому что теперь она уже точно никогда не обнимет тебя.
— Ты фантазируешь, — сказал Кэл. — Я никогда не любил свою мать и не оплакивал ее.
— Врешь. Я же вижу тебя насквозь, и даже те чувства, в которых ты сам боишься себе признаться, у меня как на ладони. Они, как пленники, томятся в твоем подсознании. Отпусти их.
— Налей мне еще вина и оставь мои чувства в покое. Мы ведь говорили о тебе, маленькая колдунья. Твой любимый предал тебя и угрожал тебе: ты убила его, чтобы спасти свою жизнь. Это право любого живого существа.
— Правда? А может, я убила ради самого убийства, просто потому, что могла это сделать?
— По натуре ты не убийца, я знаю. Иначе откуда бы взяться этим терзаниям?
— Я не терзаюсь, — сказала Ферн. — Я… как бы это сказать… уменьшаюсь. Я всегда думала, что душа растет, если ты совершаешь что–то хорошее и смелое, что–то правильное и справедливое. А если ты творишь зло — не важно, по какой причине, — то душа съеживается. Так вот, моя душа стала меньше. Я чувствую внутри пустоту: как будто раньше во мне горел яркий огонек, а теперь угас, или от него остались лишь тлеющие угли. Я не знаю, как мне заставить себя жить дальше.
— И все же ты живешь, — сказал Кэл. — Эта пустота мне знакома. Я чувствую ее все время.
— У тебя есть душа, — уверенно заявила Ферн. — Во всяком случае, потенциально. Я это чувствую.
— Мой отец был бессмертным, у которого не было семени. Мой дух вырвали из эфира и силком затолкнули в тело, рожденное магией от нечестивого союза. В моей наследственности не предполагалось наличие души.
— Наша наследственность — это еще не все. Мы гораздо больше, чем просто набор генов, — возразила Ферн. — Кто–то недавно сказал мне, что ничего не предначертано до тех пор, пока мы сами не напишем свою судьбу. Я в долгу перед тобой, Кэл, поэтому я дам тебе кое–что. Я дам тебе душу.
Глаза Кэла полыхнули огнем.
— У тебя есть лишняя?
— Подожди. — Ферн ушла в спальню и через минуту вернулась, неся яблоко, подаренное королевой Мэбб. — Вот, возьми. Это гоблинское яблоко. Оно невкусное, но внутри него есть семечко души. Посади его, взрасти, и вместе с ним внутри тебя вырастет душа. — Она заранее вложила в него заклинание быстрого роста. — Однажды оно станет деревом, и, когда оно зацветет, твоя душа тоже распустится. Но помни, одной магии для этого недостаточно. Ты должен подпитывать его своими делами. Гы должен стараться…
