Вадим Панов - Головокружение

— И енто тоже, — спокойно подтвердил Кувалда.

— Уверен?

— Ты, Иголка, боец шебутной и въефливый…

— Ага.

— Не перебивай, скотина.

— Слушаюсь.

Одноглазый прищурил единственную гляделку:

— Но если кому расскажешь о том, что услышишь, я те лично язык отрежу, понял? Вместе с головой, мля.

— Не боись, твое великофюрерское, — пообещал Иголка. — Я понятливый.

— Я тоже, — вставил Контейнер, которому очень хотелось послушать откровения семейного лидера. — Я, типа, молчун по жизни.

— Оно и видно. — Кувалда выдержал паузу. В принципе, ему не было никакого резона делиться с кем бы о ни было замыслом, но очень уж великому фюреру хотелось похвастаться хитроумным планом. Раньше роль слушателя исполнял верный Копыто, теперь приходилось довольствоваться телохранителями. — Как фумаете, почему именно я великим фюрером сфелался и фо сих пор остаюсь? Потому что вовремя Сабле с Секирой глотки перерезал?

Именно такой ответ Иголка и собирался выдать, однако, услышав его из уст Кувалды, насторожился и сморщил мозг, в попытках родить нечто оригинальное:

— Не поэтому?

— А почему?

— Ума у тебя много, твое великофюрерское, и это ни хрена не лесть, — неожиданно выдал Контейнер. — Все об этом знают, и даже Копыто говорил часто.

— Правильно, боец: ума, — довольно осклабился Кувалда. — А скажите мне теперь, что в Форте еще нефелю назаф творилось?

— Бардак творился, — не стал скрывать Иголка. — Тебя Чемодан разводил, как маленького, да еще и Шпатель стал пальцы гнуть. Через месячишко, глядишь, могли бы и окончательно оборзеть.

— Могли, — не стал спорить Кувалда. — А теперя не оборзеют.

— Это почему?

— Потому что теперя, Иголка, у Чемофана и Шпателя крутой новый враг появился.

— Копыто, — догадался боец.

— И пока эти олухи буфут поф канцлера, мною огосуфарствленного, пофкапываться, я их обоих сковырну, как чирья. Без усилиев, мля!

Довольный Кувалда извлек из-под кресла початую бутылку виски и сделал большой глоток прямо из горлышка.

— Круто, — оценил Иголка.

— Не то слово, как круто, — вздохнул Чемодан. — Мои ребята еще ночью тута все обнюхали и только ластами разводят, врубаешься?

— Всего он предусмотреть не мог, — упрямо ответил Шпатель. — Копыто — тупой, запомни сам и детям расскажи.

— Копыто — тупой, — согласился Гнилич. — А шасы умные. Шасы ему будку выстроили и все предусмотрели.

— Шасы не вояки.

— Но дело свое знают.

Уйбуи разговаривали, стоя на балконе, что нависал над внутренним двором Южного Форта, однако внимание их было сосредоточено не на толпе, что бесновалась у бочек с халявным виски, не на приплясывающем на трибуне Копыто, а на мощных воротах, преграждающих путь к вожделенной винокурне.

Даже не на воротах, а на настоящем защитном рубеже, возведенном по всем правилам военного искусства. Гладкие бронированные створки смыкались настолько плотно, что шов проглядывался с огромным трудом. Замочных скважин не предусматривалось — все запоры были скрыты, а надвратным украшением служили бойницы, из которых дружелюбно косились вороненые пулеметные стволы. Справа от ворот шасы установили дверь, тоже бронированную, блестящую и абсолютно гладкую.

— Толщина у нее такая, что проще стену взорвать.

— Стена здесь капитальная, так мы весь Форт обрушим.

— Да и хрен с ним, главное, до вискаря добраться.

— В руинах копошиться — последнее дело, — не согласился Гнилич. — А ежели мы на вискиделательную машину Форт опрокинем, то чо нам самим достанется?

— Ничо.

— Вот и ответ.

— Мля… — Шпатель даже подпрыгнул от огорчения. — А через калитку?

— Там тамбур, — хмуро отозвался Чемодан.

— Это как?

Гнилич с удивлением покосился на глупого Дурича, но объяснил:

— Калитка открывается, входишь внутрь, а тама еще одна дверь. Первая потом закрывается, и тока после этого открывается вторая.

— Хитрые, суки.

— Шасы.

— А я как сказал?

Чемодан хмыкнул.

И уйбуи вновь уставились на преграду, отделявшую их от источника виски.

— А ежели через потолок пробиться? — предложил Шпатель. — Не могли же они все забронировать, а?

— Тама Шибзичи засели, казарма ихняя, врубаешься?

— Выбьем из казармы, — пообещал Дурич. — Потом пол взорвем и через потолок ворвемся.

— Долго, — поразмыслив, выдал Гнилич.

— Но может получиться. — Шпатель облизнулся. — Подписываешься?

Одному ему поднимать мятеж не хотелось, вот и уговаривал Чемодана выступить.

— А как потом делиться станем?

— Чисто поровну.

— Вискиделательная машина одна.

— Тока виски она делает много, — уточнил Дурич. — Одну бочку тебе, другую мне, одну тебе, другую мне, одну…

— Я понял, понял, — перебил увлекшегося уйбуя Чемодан. — Пополам и между нами лучше, чем все и одному Кувалде. Но атаку обмозговать надобно, с нахрапа не получится.

— Правильный базар, брателло Гнилич, — обрадовался Шпатель. — Давай краба, союз по-мужски замажем.

И уйбуи обменялись крепким рукопожатием.

Центральный офис «Тиградком».

Москва, улица 2-я Брестская,

10 июня, пятница, 11:29

В едином оперативном штабе было тихо, как на кладбище. Точнее, не во всем штабе, а в одном из его помещений. Главный зал, в котором находились операторы, продолжал жить полной жизнью: гудели компьютеры, переговаривались сотрудники, шли доклады от патрулей, но в переговорной, где собрались Сантьяга, Ярина и де Лаэрт, стояла гробовая тишина. Высшие маги Великих Домов тяжело переживали неудачу.

— В следующий раз будем внимательнее, — кашлянув, произнес Гуго.

Похоронная атмосфера приводила рыцаря в неистовство, вот он и решил нарушить молчание.

— Следующего раза может и не быть, — вздохнула Ярина. — Мы показали мерзавцу, что полностью контролируем город. Теперь он понял, что следующий раз станет последним, и больше не появится. Он не самоубийца.

Воеводу бесила мысль, что Мститель избежит наказания. Она была готова ждать, была готова узнавать о новых жертвах, отводить взгляд при встрече с родственниками погибших, скрипеть зубами, не спать, перебирая в ночи допущенные ошибки — была готова на все, потому что верила: убийце не уйти. И теперь едва сдерживалась.

— Мститель вернется, — ровно произнес Сантьяга.

— Через сколько лет?

— В ближайшие дни. Возможно — завтра.

— Почему? — вскинулась Ярина.