Джефф Вандермеер - Город святых и безумцев

— Пожалуйста, не прерывайте, я не закончил: «…в кислородной маске, и вот, когда я был наиболее беззащитен, мир явился мне в своей величайшей красе. Для меня это мгновение было Божественным, столь же фантастичным, как если бы колибри вылетели у меня изо рта, из глаз, из моих мыслей». И это, по-вашему, не галлюцинация?

— Нет. Это описание прекрасного. Я действительно видел птиц. Колибри.

— Красота для вас важна?

— Да. Очень важна.

— Вам показалось, что, увидев этих колибри, вы вступили в иной мир?

— Только фигурально. Понимаете, я нашел равновесие между моим логичным отцом и нелогичной матерью. Я знаю, что реально, а что нет.

— Это не вам решать. Чем занимаются ваши родители? Никто вам как будто этого вопроса не задавал.

— Мой отец энтомолог: он изучает не слова, а жуков. Моя мама — писательница. Она написала книгу о кладбищенском искусстве.

— Ага! — Я достал два предмета, которые были при нем, когда его сюда привезли: книгу, озаглавленную «Город святых и безумцев», и страницу из комикса. — Так, вы писатель. Значит, пошли по стопам матери?

— Нет. Да. Может быть.

— Полагаю, это объясняет, почему мы дали вам пишущую машинку: вы писатель. Шучу, шучу. Имейте порядочность посмеяться. Итак, что вы пишете?

— «Я не верю в галлюцинации». Тысячу раз кряду.

— Теперь моя очередь быть невежливым и не смеяться. — Я показал ему «Город святых и безумцев». — Вы написали эту книгу.

— Да. Она разошлась тиражом больше миллиона по всему миру.

— Забавно. Пока я ее не увидел, никогда о ней не слышал.

— Вам повезло. Как бы мне хотелось, чтобы и я никогда о ней не слышал.

— Но, впрочем, я редко читаю современных авторов, да и то только триллеры. Диета из одних триллеров. Литература не для меня, хотя иногда я и сам пописываю… Но вот эту я прочел, когда мне передали вашу историю болезни. Хотите узнать, что я о ней думаю?

X фыркнул:

— Нет. Я каждый день получаю… получал… больше сотни писем от поклонников. Некоторое время спустя автору просто хочется сбежать на необитаемый остров.

— Полагаю, это вы и сделали. Фигурально. — Вот только остров оказался обитаемым. Тем хуже для него.

Пропустив мимо ушей мое прощупывание, он сказал:

— Вы думаете, я действительно хотел это писать? Когда книга вышла, все вдруг стали требовать все новых историй про Амбру. У меня не брали ничего, где действие разворачивалось не в Амбре. А после, когда первоначальная шумиха стихла, я уже просто не мог писать ничего другого. Это было ужасно. Я по десять часов в день сидел за пишущей машинкой и лишь делал придуманный мною мир еще более реальным в нашем собственном мире. Я чувствовал себя колдуном, вызывающим демона.

— А это? Что это? — Я показал ему страницу комикса:

— Рисунки Диснея к мультипликационному фильму по моей новелле «Дарден влюбленный», которые, без сомнения, скоро станут коллекционными. Фильм должен выйти в следующем месяце. Но о нем-то вы, надеюсь, слышали?

— Я не хожу в кино.

— Тогда что же вы делаете?

— Расспрашиваю больных людей о их болезни. Обо мне следует думать как о чистом листе, исходить из того, что я ничего не знаю. Так вам будет проще, не опускать в своих ответах важных элементов… Настолько я понимаю, ваши книги чрезвычайно популярны?

— Да, — с очевидной гордостью ответил он. — Есть ролевые игры «Карлики Миссионер», скринсейверы «Гигантский кальмар», подборки лучших арий Восса Бендера на си-ди-дисках в исполнении «Трех великих теноров», пластмассовые фигурки грибожителей, даже Амбрские конвенты. Все довольно глупо.

— За сравнительно короткий период времени вы заработали уйму денег.

— С дохода в среднем в пятнадцать тысяч долларов в год я перескочил на полмиллиона, и это после уплаты налогов.

— И вас постоянно окружают плоды вашего воображения, которым другие люди часто придают материальную форму?

— Да.

Выпустив острые как бритва когти дознавателя, я нацелился, превратившись лишь в череду вопросов в человеческом обличье, вопросов, острых и элегантных как логарифм. Я вырву из него правду, будь то добром или с кровью.

ДОЗНАВАТЕЛЬ: Когда вы начали ощущать, что что-то случилось?

X: В тот день, когда родился. Кусок эмбриональной ткани сформировался неправильно, и — вот вам, пожалуйста! — киста, которую двадцать четыре года спустя мне пришлось удалять с основания позвоночника.

Д: Позвольте вам напомнить, что если я преждевременно покину эту комнату, вы, возможно, не покинете ее никогда.

X: Не угрожайте мне. Я плохо отношусь к угрозам.

Д: А кто к ним относится хорошо? Начните заново, но, пожалуйста, без сарказма.

X: Все началось в тот день, когда я придумывал сюжетную линию для рассказа, который стал «Трансформацией Мартина Лейка». Я шел по Таллахасси, где тогда жил, мимо каких-то старых домов. Улочки там узкие и клаустрофобичные, и я пытался представить себе, каково было бы жить в Амбре. Это было через год после выхода «Города святых и безумцев» в США, и издатель требовал новых рассказов для второго сборника. Я довольно глубоко погрузился в раздумья. И вот, поворачивая за угол, поднял глаза — и секунд на шесть, слишком много для миража, слишком мало для уверенности — я увидел за головами прохожих «Борхесовскую книжную лавку», акведук и вдалеке мачты кораблей в доках. Все это элементы моей книги. Я чувствовал запах соленого ила с реки, и люди были ко мне так близко, что, протянув руку, я мог их коснуться. Но когда я сделал несколько шагов вперед, все разом вернулось к реальности. Просто щелк, и все…

Д: Итак, вы решили, что это было реально.

X: Я чувствовал запах улицы: мочу, пряности и лошадей. Я уловил манящий аромат курицы на жаровнях уличных торговцев. Ощущал бриз с реки. Сам свет… свет был иным…

Д: Чем именно?

X: Просто другим. Он был лучше. Чище. Я поймал себя на том, что говорю: «Есть какое-то свойство в свете этого города, которое я никак не могу уловить», и понял, что нашел коренную проблему, коренной вопрос жизни моего персонажа. Мартина Лейка.

Д: Ваш персонаж, да простятся мне эти слова, меня не интересует. Я хочу знать, почему вы пошли вперед. По меньшей мере в трех протоколах говорится, что вы пошли вперед.

X: Не знаю.

Д: Что вы почувствовали после того, как увидели этот… мираж?

X: Я был растерян, это же очевидно. А потом пришел в ужас, осознав, что у меня, наверное, какая-то болезнь: опухоль в мозгу или еще что-нибудь.