Евгений Щепетнов - Охотник

Баба Аня не знала, как близка была к гибели. Она уж давно подумывала слегка пощипать охранников, не делящихся своей добычей. Если бы не внук — никогда бы не догадалась. Молодец, Павлуша! Голова! Всего пятнадцать лет — а соображает, как депутат! Далеко пойдет… если не посадят, как папку. И-э-э-эх… что за жизнь такая!

— Ты рублей сто в день бабушке давай — и делай, что угодно!

Охранник вздрогнул, когда гардеробщица, как тень, появилась справа от него, он и не заметил, как проклятая ведьма вышла из-за «прилавка».

— Тебе заработать сто рублей — двое посетителей, и все! А мне, при такой зарплате да пенсии, — это счастье! Век за тебя Богу молиться буду! И другим закажу!

— Вот гадина! — выдохнул охранник, и еще один полтинник перекочевал в руку проклятой старухи, тут же засиявшей улыбкой и рассыпавшейся в благодарностях.

Да. День не удался! Придется после работы снова нажраться. А ведь хотел завязать с этим делом! А все она, ведьма! Вот и не спейся после таких!

Маша махнула рукой, и таксист, стоявший у обочины, тут же сорвался с места и с шиком подъехал, тормознув возле ее ног так, что поднялось густое облако пыли. Маша чихнула и, открыв дверцу, рыкнула, погрозив водиле кулаком:

— Ты охренел, Амир?! Я вся в пыли! Сколько раз тебе говорила — подъезжай медленно, плавно! У-у-у… татарская морда! Вот бестолочь ты, да и все тут!

— Не ругайся, а? Ты такая красивая, а? Пойдешь ко мне второй женой?! Или я первую прогоню — будешь хозяйкой, да! Ух, луноликая пери! Губки твои как кораллы! Щечки твои как персики!

— Задница моя — как арбуз! — отрезала Маша, делая сердитое лицо. — Когда ты отстанешь со своими фруктовыми приколами?! Поехали давай!

— Куда едем, золотоглазая? — не смутился мужчина, прибавляя уровень звука магнитолы, тут же выдавшей залихватскую восточную мелодию. — Хоть на край света, да! С тобой — навсегда! Только плати, щедрая моя!

— Во-во… только плати! Вы, чурки, просто так ничо не сделаете, только за бабки! — фыркнула Маша, недовольно глядя на магнитолу. — Вперед поезжай! Да выключи свое дерьмо, я от этих твоих трени-брени сблюю щас! Езжай в поликлинику давай! Ну вот какая сука придумала поликлинику делать отдельно от больницы, а? Да еще и за тридевять земель!

— Да че земель-то? — ухмыльнулся таксист. — Всего-то четыре квартала! Тут идти-то пятнадцать минут!

— Некогда мне ходить! Дела у меня! — Маша достала полтинник, пренебрежительно бросила между сиденьями. — На, жених хренов! Получи! Потом позвоню, если че.

— Номер-то помнишь, пери моя?!

— Я еще из ума не выжила. И для того трубка есть телефонная! Там все забито! Все, покедова… бай хренов! Врубай свою дерьмомузыку!

Маша выбралась из машины и бодро зацокала по асфальту. Таксист — мужчина лет сорока, с лицом, покрытым черной, с проседью, щетиной, которую не брала бритва, — задумчиво поцокал языком и со вздохом сказал в пространство:

— Я б вдул… Хорошая Мащя, да не нащя… и-эх…

Машина дернулась, крякнув разбитой крестовиной, и унеслась в клубах пыли и в залихватских завываниях зурны. Амир очень любил музыку своей родины, несмотря на то, что жил в России уже десять лет и должен был бы проникнуться местным укладом. Русская музыка ему нравилась, но что может быть лучше родной, той, к которой привык с детства, той, что напоминает о далеком доме…

А девка хороша, да. Завидная сучка! Для породистого кобеля… не для него, «чурки» и «водилы»!

Амир вздохнул и снова нажал на педаль. Первый полтинник за день — ну что за жизнь пошла? Эдак придется на шиномонтаж к родне пойти, а неохота. Тут сам себе хозяин…

— Привет, Катенок! — Маша обнялась с девушкой из регистратуры, и та заговорщицки утянула гостью в угол, за столик, покрытый белой вытертой простыней.

— Я выписала, Машуль! А зачем тебе это надо-то? Колись давай!

— Не, Кать. — Маша покачала головой и похлопала девицу по руке. — Я же сказала — это мое дело, мне надо, вот ты с какой целью спрашиваешь? Чтобы я врала? Сказала же — нос не суй!

— Ладно… забей. — Катя недовольно поджала губы, но продолжать допрос не стала. — Тут не все, но… кого могла. Глянь — это вот адрес, это фамилия. Болезнь указана, имя. Где работает, тоже указано. Еще я созвонилась с Таткой, ну ты ее знаешь — из детской, она тоже мне надиктовала. Кой-чо совпадает, но есть и новые. Вот тут, отдельным списком. Все, как ты говорила. Ну, и… я сделала, в общем-то, че ты просила.

— Знаю, знаю! — Маша нарочито ласково улыбнулась, полезла в сумочку и достала оттуда запечатанный конверт. — Вот, тут пять штук, как я говорила. И не бзди — все точно, можешь не пересчитывать — все как в аптеке!

— Ага… как в нашей аптеке, да? — хихикнула Катя. — Тогда точно надо пересчитать!

Они захихикала, потом Катя посерьезнела и добавила:

— Слышь, Маш… а Татке? Я че, из своих платить буду, что ли?

— А сколько ей надо?

— Четыре штуки… я обещала!

Маша молча достала косметичку, вытащила четыре купюры по тысяче и бросила на стол. Как на грех, вошла вторая медсестра, работающая в регистратуре, и тут же кинулась к столу, радостно крича:

— Всем раздают?! И я! Я в доле!

— Отвали, — Катя подняла брови и махнула головой в сторону двери. — Слышь, дай, в натуре, с подругой говорить спокойно, а? Ну что ты везде нос-то суешь?! Иди, говорю, иди!

Дождавшись, когда сотрудница вышла, проворчала:

— Наушница хренова! Заложит сцука — на раз! Щас пойдет разносить, что Машка приходила и деньгами сорила! Вот на фуя ты на стол бросила, скажи мне, подруга моя дорогая?! Не хватало еще проблем!

— Забей! Ну — долг приносила, и че? Торт купи и замажь суку. Скажи — у Машки днюха, вот и приходила. Долг отдала! Никогда эту гадину не любила… Все, пошла я. Дела!

— Деловая ты стала, Машка! — завистливо вздохнула Катя. — С колдуном крутишь, говорят! А что, он правда такой красавчик? Девки ходили смотреть, говорят — отпад! Как с кина!

— А я с говном не кружусь! — презрительно отрезала Маша, и уже на ходу: — Ты бы вот меньше с хачиками каталась, может, тоже бы себе какого-никакого… колдуна нашла. Я-то вот нашла!

Довольная сама собой, Маша выскочила из регистратуры, а Катя осталась сидеть, кипя от злости на злую суку Машку, которой ни с хрена достался крутой чувак! Хотя по внешности она ничем не лучше ее, Кати, а в постели, парни говорили, совсем бревно! По сравнению с ней, Катькой, конечно! Впрочем, скоро Катя утешилась мыслью, что кроме пяти штук у нее задержатся еще пара голубых бумажек — хер Татке, а не четыре штуки! Обойдется! У нее мужик нормально зарабатывает, да и вообще… не хера баловать!