Демонология Сангомара. Наследие вампиров - Штольц Евгения

— Не знаю, господин. Долго еще до суда?

— Несколько недель будем здесь, потом с первым снегом отправимся в Йефасу. Туда две недели верхом.

— Тогда, наверное, свободы у меня будет слишком много…

— Это я к чему. Ты рвешься чем-то отплатить за вещи, кров и пищу. Чтобы ты не чувствовал себя должным, я хочу предложить тебе помочь мне с ответами на некоторую корреспонденцию. Не всю, конечно, а ту, информация из которой не так ценна. Я буду отбирать для тебя письма из вечернего привоза и с утра класть на край стола. В кабинете я обычно работаю с полудня, после аудиенций и встреч с людьми в городе, так что до обеда ты можешь сидеть здесь и отвечать на письма. Что скажешь?

— Конечно же соглашусь! — бодро ответил Уильям, и глаза его загорелись.

— Замечательно! На ближайшие пару дней я отменил практически все встречи по состоянию здоровья, так что завтра и послезавтра введу тебя в курс дела. А теперь все покиньте кабинет. Него, останься.

Уильям и Йева послушно вышли. В коридоре послышались их удаляющиеся шаги. Когда шаги стихли, Филипп задумчиво обратился к своему управителю:

— Него, все чаще и чаще я начинаю возвращаться мыслями к нашему разговору о наследнике. У меня появляются вполне себе серьезные сомнения касаемо моего Леонарда.

— А что случилось? Почему Леонард был так зол?

— Погляди. — Граф передал бумагу со стола.

— Ну и почерк… — поморщился Него. — Лошадь хвостом лучше напишет. Так что это? Это наш рыбак написал?

— Почерк не главное, мой друг. Вникай в суть.

— Ну, он предлагает дотации, освобождение от налогов… Как-то написано все слишком мягко, услужливо. Да и дотации. Разве мы когда-нибудь выплачивали их кому-нибудь? Но почерк, почерк… Ох, Базил в пять лет и то красивее писал.

— Да не смотри ты на почерк! — возмутился Филипп. — А теперь сравни ответ простого рыбака с ответом моего сына, графского сына, которому я прочил роль помощника в управлении землями.

И он протянул уже другую бумагу, написанную остреньким почерком. Здесь каждая буковка была выведена с изящной красотой.

— Ну, тут, конечно, написано… кхм… бестактно. На месте вождя я бы закусил на сюзерена, который уже в первой строчке называет его тупоголовым ослом. Хотя, надо заметить, написано очень красиво — у вашего сына легкая рука… Но что вы от меня хотите? Узнать, какой ответ толковее?

— Нет. Оба ответа бестолковы. В одной бумаге написано, как ты заметил, слишком мягко — крестьяне не оценят такой мягкости, им для понятливости нужно по спине палкой. Тем более ни разу за свои почти пятьсот лет я не платил дотаций, потому что подобные «налоговые» книги далеки от жизни. На второй же бумаге написано так, что даже малограмотный вождь почувствует, что лорд сидит в своем замке зазря и не шибко отличается от него умишком. Ты понимаешь, Него, друг мой… Этот простой рыбак пытается вникать, хотя получается у него это непутево из-за отсутствия должного образования. Но он старается! Мой Леонард тоже умен, но, сколько бы я ни учил его, каких бы учителей ни нанимал, он просто не желает применить свои таланты на управление земель! Я пытаюсь показать ему — а он закрывает глаза. Я пытаюсь докричаться до него — а он затыкает уши!

Управитель вновь хотел деликатно промолчать, дабы не втягивать себя в интриги, но гнетущее молчание вынудило его высказаться:

— Я все понимаю. Вы ожидали, что Леонард будет похож на вашего родного сына, Теодда. Но он совсем другого склада ума…

— Да, — взор Филиппа подернулся дымкой, ибо мыслями он вернулся в прошлое. — Мой Теодд тоже не был лишен некоторых недостатков, но я его хотя бы понимал. А Леонард… Ты знаешь, что он делал вместо того, чтобы изучить отчеты, как я просил перед отъездом в Порталойн?

— Что?

— Он музыку сочинял…

— Ну-у… — Старик снова покряхтел, не зная, как осторожнее донести свою точку зрения. — Йеву, Йеву, господин, выбирайте…

— Да. В Йеве я хотя бы уверен, что она будет послушна и не капризна. И с рыбаком она набалуется, чтобы потом вернуться к Базилу. Но она женщина…

— Мой господин, я понимаю, что мой жизненный опыт — ничто по сравнению с вашим. Но мне кажется, что с Леонардом могут возникнуть серьезные проблемы, коль он станет старейшиной…

Раздался тихий стук. В мрачный кабинет вошла Эметта, блестя серыми глазками, как мышка. Она присела в легком реверансе, затем тоненьким голоском оповестила, что графа желает увидеть Брогмот, казначей и управляющий по аренде и налогам Брасо-Дэнто.

После дозволяющего кивка графа в кабинет буквально вбежал коротконогий, тощий, но очень живой казначей. Все у него было крючковатым: и вывернутые, как колесо, ноги, и нос, и редкая черная бороденка. Зато глазки были масленые, чрезмерно ласковые. Одет казначей был в черное котарди, на груди висела золотая воронья цепь, а на крошечной голове возлежала забавная шапочка с пером ворона.

— Приветствую, мой господин, — изысканно поклонился Брогмот. Его глазки с любопытством скользнули по повязке на шее графа. — Я столкнулся в коридоре с вашей дочерью. Она шла рядом с высоким молодым мужчиной, котарди которого было украшено символикой вашего рода. Осмелюсь спросить: это тот самый?

— Да, тот самый, Брогмот. Мне пришлось выделить ему из личного гардероба костюм, поэтому он и обшит воронами.

— Понял. Стало быть, лишних вопросов о нем не задавать? — живо смекнул казначей.

— Верно соображаешь. Собственно, с гостем тоже лучше не общаться.

— Да, да, мой лорд! Ваше слово — закон! — Лицо казначея приняло выражение наивысшей преданности. — Я, если вы позволите, займу вас до вечера. Я принес план расширения рынка, а также предложения по составлению договоров на аренду мест…

Филипп кивнул и освободил место на столе для большого чертежа, по сравнению с которым казначей выглядел совсем крохотно и по-детски.

Тем временем Йева и Уильям спустились во двор. Истосковавшийся по свободе Уилл жадно втягивал свежий воздух, оглядывал все с любопытством, позабыв ненадолго о своих душевных муках из-за прошлой ночи. Их пропустила стража у калитки, и они прошли по подвесному мосту, который грозно распластался над расщелиной, отделяющей замок от города. Посмотрев вниз, вампир вгляделся в горную щель, где вдалеке зияло поросшее кустарником дно.

— Ты доволен? — отвлекла его Йева.

— Не то слово! — воодушевленно ответил он, глядя на нее. — Все благодаря графу. У тебя замечательный отец, Йева: мудрый, умный, величественный, хозяйственный…

Уильям все говорил и говорил, загибая пальцы и перечисляя достоинства графа Тастемара, который стал для него воплощением всех добродетелей. В конце концов он дважды загнул десять пальцев, потом добавил, задумавшись:

— Только ему не говори, а то подумает, что я подхалимничаю.

— Не скажу, — неловко ответила Йева.

— Правда, я не понимаю, чем я насолил твоему брату?

Йева задумалась, взяла его под локоть и попыталась подобрать нужные слова. Она хорошо помнила наказ отца об обряде воспоминаний.

— Леонард, он… Ну, он вспыльчив. Тяжело переносит, когда его критикуют, а отец никогда не смолчит — всегда выскажет. Вот и выходит, что он постоянно указывает ему на его недочеты, а тебя хвалит. Да, это немного по-детски, но… таков уж мой брат.

— Право же. Я не подумал об этом…

— Просто ты скромник. А вот мой брат излишне горячо ко всему относится. Да и то, что случилось с ним в детстве, тоже сказывается.

— Это история, из-за которой он потерял глаз?

Йева кивнула. Они прошли серокаменные, тесно стоящие домики, направившись по брусчатой дороге к рынку. Жителей вокруг почти не было: налетающий с воем на скалу ветер, а также огромная туча разогнали многих по домам.

— А как это произошло?

— Ну… Мы с братом родились в Филонеллоне. Там горы лысые, пустые, поэтому деревушки крохотные, далеко стоят друг от друга. Мы с братом росли, и родителям было тяжело добывать кровь на четыре рта. Тогда они и решили перебраться в благополучный Солраг. Мы обосновались в большом Далмоне, это на востоке графства, совсем рядом с Филонеллоном. В общем, отец с матушкой поселились там… Я помню рыжую бороду отца, помню каштановые волосы матери, но больше, к сожалению, ничего и не помню. Разве что матушка плела мне венки из белых горянок… В Далмоне отец работал кузнецом, а матушка — портнихой. Мы росли, и все складывалось, наверное, хорошо. А потом в Далмоне обосновались поборники Ямеса.