Андрей Валентинов - Если смерть проснется

Похоже, он переборщил. Все, даже могучий Богач, глядели на него с явным испугом, и Навко поспешил сбавить тон:

— Вы должны понимать: вокруг враги… А теперь — подробнее: на сколько стреляет, может ли пробить панцирь…

— Конечно, конечно, — закивал Кошик. — Я даже кое-что записал…

Старый самострел Навко оставил оружейнику, а новый забрал к себе в шатер. Усатого Пенко он приказал зачислить в сотню к Лапаку и оставить в своем полном распоряжении. Кошику, щедро оделенному серебром, было ведено молчать

— даже при разговорах с другом-поваренком.

На душе у Навко было тревожно, но одновременно он чувствовал злой азарт. Оружие! Превосходное, страшное — и пока еще никому не известное. Кобник не зря рылся в могиле Кея Порея! Интересно, что там еще было в старину у давних царей? Как их называл чаклун? Куры и Панды, кажется?

Вспомнился Ямас, и Навко невольно хмыкнул. У него теперь тоже есть тайное оружие. Не надо Двери, не нужен Ключ. Достаточно иметь Кошика и этих двух парней, которым хватит горсти серебра. И не надо убивать тысячи тысяч. Достаточно поставить сотню стрелков с гочтака-ми да выдать каждому по полсотни «капелек». И самое главное, эти стрелки будут не Кея Порея, не Кея Аргаджуна и даже не Кея Улада. Это будут стрелки его, Навко-подкидыша. И только он будет указывать им цели!

Навко разбудили этой же ночью. Спал он крепко, и чья-то рука долго трясла за плечо, прежде чем он открыл глаза. Вокруг стояла тьма, но кто-то был рядом, и рука тут же легла на рукоять кинжала, лежавшего в изголовье.

— Эт-то я, Ивор! Я — Улад!

— Кей?!

Вначале Навко облегченно вздохнул, но затем страх вернулся. Что делать Уладу ночью в его шатре? Узнал об Алане? Но тогда бы Навко разбудила стража…

— Я зажгу светильник, Кей, — произнес он как можно спокойнее. — Сейчас…

— Н-не надо! — Улад тяжело дышал, и Навко подумал, что к его шатру Кею довелось бежать. А если не бежать, то идти очень быстро. К тому же Улад явно испуган — ничуть не меньше Навко.

— Н-не надо света! П-поговорим так.

— Что-нибудь случилось? — Навко понял, что дело не в Алане. И тут его осенило:

— Савмат?

— Д-да! Сейчас приехал г-гонец. В Савмате мятеж, в-войска поддержали меня…

Значит, Ямас обещал не зря! Но почему Улад боится?

— Но… Ведь так и должно быть, Светлый!

— Н-нет! — Улад не обратил внимания даже на «Светлого». — Сварг б-бежал! П-понимаешь? Б-бежал!

Все стало ясно. Жители славного Кей-города не пожелали порадовать нового владыку, прикончив Рыжего Волка. А может, он и сам не дался — Волк все-таки!

— Он б-бежал к сиверам, в Тустань. Т-там сейчас правит В-войча, мой двоюродный брат. Они снова соберут войска…

Голос Улада дрожал, и Навко злорадно усмехнулся — благо, было темно. А хорошо, когда Кей грызутся, как бешеные псы — или волки! Ямас неплохо придумал!

— П-помоги! Помоги, Ивор! Т-только тебе я верю! П-помоги!

— Что надо сделать, Кей?

Можно не спрашивать — Навко и так знал ответ,

— Уб-бей! Убей его, Ивор! Ты же волотич, ты должен его ненавидеть! Уб-бей!

Ого! Оказывается, Волчонок не забыл, из какого племени его палатин!

— Я дедич. Разве дедич может поднять руку на Кея?

— Н-нет, Ивор! Это я поднимаю на него руку! И т-ты — моя рука! Его кровь будет на мне. Он убил Рацимира, хотел убить меня… Уб-бей! И — проси, что хочешь!

Мелькнула и пропала мысль об Алане. Нет, не время! Он еще предъявит счет! Но ведь что получается? Любой волотич готов отдать жизнь, чтобы поквитаться с Рыжим Волком! Вот как все лихо обернулось!

Спешить с ответом не стоило. Навко застегнул рубашку и начал нащупывать пояс, лежавший чуть в стороне. Рука наткнулась на что-то твердое. Пальцы ощутили холод металла, и Навко невольно улыбнулся. Гочтак! Самострел из страны Чуго! Вот и пригодится.

Глава пятая. Чужбина

Ворота, несмотря на полуденное время, оказались заперты, а у стражника, скучавшего на над-вратной веже, был такой неприступный вид, что два десятка селян, толпившихся у въезда в Тустань, явно потеряли надежду попасть в город. Жалобно блеяли приведенные на продажу овцы, ржали голодные лошади, но люди молчали-с властью не поспоришь.

Войча оглянулся, узнавая знакомые места. Холмы, поросшие лесом, небольшая речушка вдали, бревенчатые стены на высоком валу… Тустань, подзабытая родина. Здесь почти четверть века назад родился в семье славного Жихослава маленький Кей. Отец был намесчником, а вот теперь и сыну довелось править сиверами.

Впрочем, чтобы править Тустанью, в нее сперва следовало попасть. Пускать же Войчу не собирались — как и всех прочих. С Войчемиром был десяток конных кметов, но не штурмовать же родной город в первый день собственного правления! Войча велел кметам отъехать подальше, а сам слез с коня и не спеша подошел к воротам. Стражник смотревший куда-то вдаль, за холмы, соизволил нехотя обернуться:

— Здоров, товаряк! — гаркнул Войчемир. — Чаво заперлись? Али Магедон-гора покраснела?

Первую фразу Войчемир обдумал основательно. «Чолом» говорить не следовало, «чаво» и «али» показывали, что гость — не чужак, а в доску свой, упоминание же Магедона должно было окончательно развеять все сомнения. Каждый сивер знал, что когда Магедон-гора покраснеет, тогда и свету конец настанет.

И действительно, стражник рассмеялся и махнул рукой:

— Кубыть не покраснела! Серая ишшо! Здорово, товаряк!

Слово «господин» в торговой Тустани не любили. «Господами» были сполоты. Сами же сиверы называли себя по-купечески — товаряками, совладельцами товара.

— Ну так и шо? — поинтересовался Войчемир. — Так пускай, служба!

Но не подействовала ни Магедон-гора, ни сиверское «шо». Стражник покачал головой:

— Извиняй, товаряк! Не могу! Бунтуем, однако! Войча только рот раскрыл. Приехал править — и в первый же день такое! Он прислушался, но за стенами было тихо — ни криков, ни треска горящих домов. Видать, только начали.

— А супротив кого бунтуем?

— Не супротив кого! — стражник важно поднял вверх указательный палец. — А за шо! За права!

Войча тут же пожалел, что две сотни латников, приведенные из Савмата, остались в ближайшем поселке. Не хотелось въезжать в Тустань с воинством…

— И за какие такие права?

— А за все! Которые человеческие.

Войчемир задумался. Бунтовали обычно против властей, от богов поставленных. А вот чтобы за «человеческие права», слыхать еще не доводилось. Мелькнула мысль попросту сломать ворота, пока бунтовщики город не спалили, но Войча решил подойти с другой стороны:

— Эй, товаряк! А у меня эти права имеются, или как?

— Кубыть имеются, — согласился служивый.

— Ну так имею я право в родной город въехать?