Андрей Валентинов - Если смерть проснется

Он оказался прав. Никто не хватился сгинувшей девушки, не стал искать пропавшую холопку. А если и искали, то, конечно, не в шатре палатина Ивора. Навко быстро успокоился. Девушка исчезла, и даже в снах, у гаснущего костра, ее не было. Странное дело, но Баюр тоже исчез, словно одна смерть изгнала другую. Теперь Навко видел во сне лишь костер, пустой выпотрошенный мешок и нож, лежавший на пожухлой траве. Это уже не пугало. На третий день он совсем позабыл о девушке и вспоминал ее только по ночам — без Падалки было все-таки тоскливо.

С Аланой они больше не виделись, и Навко был этому рад. Все скоро решится, и тогда не надо будет оправдываться.

Между тем войско перешло границу — старую границу между землей волотичей и давними владениями сполотов. Забот у Навко прибавилось. Не полагаясь на Лапака, он сам ездил в передовые заставы, опасаясь, что войско Сварга приготовило им встречу. Но никто не пытался напасть, а в редких селах сполоты встречали их дружелюбно. Кое-где вслух поругивали Сварга — «братоубийцу Сварга» — и желали удачи «молодому Кею». Навко каждый раз передавал эти вести Уладу, замечая, как краснеет лицо Кея. Улад молчал, но Навко догадывался, что тот волнуется. Вначале Навко думал, что Кей просто не верит Кобнику, но как-то Улад все же проговорился. Кей не сомневался, что скоро будет в Савмате. Иное страшило его — Сварг. Если брат не погибнет во время мятежа, война не кончится. Мысль, что придется драться с непобедимым Сваргом, приводила Улада в ужас. Навко сочувственно кивал, а сам еле сдерживал усмешку. И этот трусливый мальчишка хочет править Великой Орией! Прав Ямас — такой Светлый не опасен.

За всеми хлопотами Навко напрочь позабыл о Кошике, и когда тот появился в лагере, весьма удивился, чуть не спросив, где тот пропадал. Впрочем, Кошик поспешил многословно извиниться, пояснив, что работа оказалась сложной, а войско шло очень быстро, и даже верхами догнать его было трудно. Наконец он вновь извинился и подозвал к Навко двоих — широкоплечего мускулистого крепыша средних лет с густой бородой и высоченного детину — безбородого, зато с длинными бродницкими усами. Оба с достоинством поклонились и назвали свои имена. Имена оказались странными. Бородач звался Вогачем, а усатый — Пенко. Все еще не понимая, Навко вежливо кивнул, и тут Кошик извлек из-за спины знакомую вещь. Наконец-то Навко вспомнил. Самострел!

— Вот, господин Ивор! — Кошик усмехнулся, показав кривые желтоватые зубы. — Это было раньше.

Навко поглядел на самострел (который, как он припомнил, звался странным словом «гочтак»). Ничего не изменилось — ржавое железо, деревянная труха. Он недоуменно взглянул на улыбавшегося Кошика. Тот понял:

— Господин Ивор! Мы хотели починить его, но господин Вогач посчитал это ненужным…

— Оно и так! — басом прогудел бородач. — И посчитал! Для че, спрашиваешь, старье латать? Лучшей новый изделать!

Усатый Пенко согласно кивнул, буркнув: «Атож!».

— А вот это — новый! — торжественно заявил Кошик. — Пенко, покажи!

Усач достал из мешка что-то черное, блеснувшее вороненым металлом.

— Во! Господин палатин, ихней не хужей будет!

— А ну-ка!

Навко внезапно почувствовал острое любопытство. Если самострел и вправду так хорош… Или хотя бы вполовину…

— Поосторожней бы! — пробасил Вогач. — Ка-а-ак щелкнет!

Навко отдернул руку.

— Это сложное оружие, господин Ивор! — затараторил Кошик. — Исключительно сложное. Господин Вогач — превосходный оружейник, но мы с ним целых два дня разбирались. Потом надо было найти нужные инструменты, а главное — «свиное железо». Это почти невозможно, но мы обнаружили в одном доме старый таз…

— Хорошо! Вижу, справились! — Навко постарался улыбнуться как можно вежливее. Люди старались, обижать их — грех.

— Дык оно, конечно, известно дело, потому как чего уж! — охотно откликнулся Вогач. — За труды бы… Причитается! Две гривны — за труды, да за матерьял — гривна, да еще на два кувшина пива, чтоб не ржавел…

— Погоди! — Кошик нетерепеливо махнул рукой. — Господин Ивор должен сначала увидеть. Пенко, давай!

Усач почесал затылок, задумчиво молвил: «Атож!» и лениво, словно нехотя, взял самострел в руки. Затем произошло неиожиданное — он стал на колено и принялся что-то быстро вращать, упирая самострел в землю.

— К сожалению, заряжается очень долго, — пояснил Кошик. — Нужна большая сила, поэтому я и позвал Пенко. Кроме того, он один из лучших стрелков.

Дело, между тем, шло медленно. Пенко пыхтел, на покрасневшей шее вздулись жилы. Наконец что-то громко щелкнуло, и усач, удовлетворенно вздохнув,встал.

— Теперь заряды…

Пенко кивнул из достал из мешка горсть тяжелых «капелек».

— Вот сюда! — Кошик поднес самострел поближе к Ивору и показал короткий желоб. — Заряжаем все пять. Стрелять можно по одному или всеми сразу. Здесь можно переставить… Вот, готово!

— Ну и дальше? — Навко прикинул, что для боя гочтак не годится. Перезаряжать слишком долго. Хотя если построить кметов тремя шеренгами: первая стреляет, две другие заряжают и передают…

— Пенко! — вновь скомандовал Кошик. Усач кивнул и приложил самострел к плечу. Затем неторопливо огляделся.

— Вона!

Навко поглядел, куда указывал Пенко. Вдали, на высоком дереве, темнело что-то небольшое, круглое. Гнездо — старое, давно брошенное…

— Здесь шагов триста, господин Ивор, — Кошик повел длинной худой шеей в сторону гнезда.

— Триста пятьдесят, — оценил Навко.

— Третья прорезь, Пенко!

— Атож! — согласился усач и вновь стал на колено, прилаживая гочтак к плечу. Затем палец осторожно лег на небольшой черный крючок…

Щелк… щелк… щелк… щелк… щелк… Навко нетерпеливо взглянул — гнездо исчезло.

— Это, конечно, не показательно, — заспешил Кошик. — Там мелкие прутики, заряды их просто разнесли в щепки…

Навко быстро огляделся. Лагерь был занят своими обычными делами, неподалеку варили кашу, и никто не обратил внимания на стрельбу из странного оружия. Он подумал, затем коротко бросил:

— Спрячьте!

Недоумевающий Кошик поспешил уложить гочтак обратно в мешок. Между тем Вогачу явно не терпелось:

— Так оно как, господин Ивор? Потому что работа, да матерьял опять же…

— Получите по десять гривен, — отрезал Навко, и оружейник, удивленно моргнув, замолчал. — О самостреле никому не говорить. Ясно?

Вогач и Кошик кивнули, а Пенко промолвил непременное «Атож!».

— В Савмате… Нет, при первой же возможности изготовите еще пять… нет, десять таких. За каждый заплачу щедро. Проболтаетесь — повешу!

Похоже, он переборщил. Все, даже могучий Богач, глядели на него с явным испугом, и Навко поспешил сбавить тон: