Е. Кочешкова - Зумана

Шаг в пропасть.

Ей было страшно. Так страшно, что хотелось заплакать. Заплакать и спрятаться за широкую спину отца. Оказаться в Брингалине. Настолько далеко от этого места, насколько возможно.

«Слабовольная дура! Трусиха! Кухаркина дочь!»

Она медленно опустила руки. Взглянула на степного колдуна твердо и решительно.

— Если вам все известно, зачем вы терзаете меня? Вы же знаете, что я не смогу ответить отказом при таких условиях. Патрик значит для меня слишком много…

— Как и ты для него.

Элея невесело усмехнулась. Она прекрасно знала, какого рода привязанность имеет к ней шут. Обычная преданность верного подданного, уходящая корнями к службе в Солнечном Чертоге.

— Почему именно три месяца, — спросила она. — Что изменится за это время? И что вы собираетесь делать с нами?

— Может и не три, — легко ответил шаман. — Почем мне знать. А с вами делать я ничего не буду. Вы мне не пленники. Твоему колдуну нужно заново себя собрать. Он сейчас — как груда черепков. А ты… и тебе пора сбросить старую кожу и выпустить свой огонь на свободу.

«Огонь? — в смятении думала Элея. — О чем он? О том чувстве, что переполняет мое сердце? Или о переменах в характере, которые так пугают отца и Совет?»

Но спрашивать она не стала. В конце концов, это было неважно.

2

Миновало уже три дня, как они покинули становище. На одну из лошадей Кайза навьючил едва ли не половину скарба из своего тэна. В том числе и легкую полотняную палатку, которую быстро и умело ставил всякий раз, как на степь опускались сумерки. Спать приходилось на толстом одеяле из шкур, не снимая одежды. Поначалу Элея подумала, что это будет невыносимо. Но после целого дня в седле, после горячего ужина, она всякий раз засыпала, едва только голова касалась уложенного вместо подушки походного мешка. Мужчинам приходилось хуже — они ночевали под открытым небом у костра. По утрам, когда Пат и Кайза вставали, их плащи, как и травы вокруг, были покрыты инеем…

Элея плохо ориентировалась в сторонах света, но ей казалось, они едут на северо-восток, в самую глубь Диких Княжеств. Кайза время от времени отставал и колдовал над следами, заговаривал их, чтобы стражи принцессы не нашли дороги за своей драгоценной пропажей.

В том, что хранители будут ее искать, Элея ничуть не сомневалась. Патрик был прав — как бы она ни гнала их, эти верные люди скорей предпочтут сгинуть в степях, чем явиться к Давиану без наследницы. Конечно, они уступили ей, что же им, бедным, оставалось? Но это ровным счетом ничего не значило.

— Завтра до Земли Силы дойдем, — сказал за ужином Кайза, и Элея увидела, как взволнованно блеснул глазами Патрик.

Патрик.

Был ли он в полной мере тем человеком, которого она знала раньше?

Шут ничего не рассказывал. А Ваэлья лишь обронила, что душа ее дорогого ученика расколота на множество кусочков, что он винит себя в смерти Нар и пропаже ребенка, и что лекарство этому — лишь время и его собственная воля.

Но после той ужасной ночи, когда Кайза со своим бубном разламывал на части привычный мир, что-то изменилось. Что-то изменилось, пока она, вцепившись руками в грубое одеяло из шерсти, испуганно таращилась в темноту степного шатра, пока вздрагивала, холодея, заслышав эти нечеловеческие крики. Когда она увидела его утром, покрытого разводами засохшей крови, то грешным делом подумала, что колдун убил шута, а теперь расправится и с ней самой. Но Пат был жив, конечно же. Напугал ее уже не в первый раз, а на самом деле просто спал, прижимаясь к широкой спине шамана.

«Мужчины… — подумала тогда Элея. — Даже одеяла взять не додумались»

Она укрыла их, а сама вернулась обратно в тэн и попробовала еще хоть немного вздремнуть, но вместо этого только лежала и с грустью думала, что теперь все будет иначе. Ее шут, ее милый дерзкий обманщик теперь едва ли захочет вновь надеть маску комедианта. Хранители на «Вилерне» смеялись его выдумкам, его как всегда удивительно талантливым пантомимам и розыгрышам, но только Элея видела и понимала, что эти шутки совсем иные, чем прежде. Как будто на самом их донышке оставался едва уловимый привкус горечи. В глазах шута больше не было той искренней детской радости, той искры жизни, которая воспламеняла все и всех, когда Патрик начинал куражится в Солнечном Чертоге.

Она понимала — тот хрупкий мальчик в бубенцах все-таки умер в лесу у Лебединого дворца.

А теперь, обретя наконец наставника, он уж верно пойдет совсем иной дорогой. Это будет путь мага, путь Силы, не имеющий ничего общего с летающими мячиками. После Кайзиного колдовства Патрик словно бы заново родился. И хотя его глаза опять засияли таким знакомым чистым светом, а движения и слова стали легкими, как в былые времена, Элея понимала — он уже другой.

К тому же рядом был Кайза. Не придворные Золотой и не хранители Брингалина, а шаман со взором полным огня. И вместо привычных замковых стен — вой ветра да степь без края. И потому Элея, даже если б очень захотела, не смогла бы видеть в своем старом знакомце просто шута…

Его чудесная улыбка словно бы стала мудрей, а в уголках глаз остались невидимые осколки пережитой боли. Он победил ее, покорил, но прошлое нельзя забыть — так или иначе оно все равно накладывает свой узор на полотно судьбы… чертит тонкими линиями на лице… Впрочем, Элея смотрела на этого нового Патрика даже с большим интересом, чем прежде. Сохранив свою детскую непосредственность и ясность, он обрел внутреннюю силу мужчины… Еще в доме Ваэльи, столкнувшись с этой силой впервые, Элея так растерялась, что полностью потеряла контроль над ситуацией. И почла за лучшее вовсе не общаться с шутом. Отгородиться от него толстой стеной. Глупо, конечно, и недостойно наследницы, но она совершенно не понимала, как себя вести с этим человеком, и чего ждать от дорого господина Патрика, который теперь сам определял свою судьбу, не полагаясь на мнения принцесс и королей…

Где-то вдали одиноко и жалобно закричала птица. А потом снова несколько минут тишину степи нарушало лишь сухое потрескивание костра и мурлыканье шута, который что-то негромко напевал себе под нос. Кажется, балладу о бессмертных воинах.

— Кайза, — спросил он чуть погодя, — а там мы надолго останемся? На Земле Силы? — о да, Элею этот вопрос тоже волновал. Несколько дней почти беспрерывной скачки заставили ее серьезно пересмотреть отношение к гонцам… Теперь она понимала, за что эти люди получали такое высокое жалование… Весь зад у наследницы превратился в один сплошной синяк, внутренние части бедер больно саднили от постоянного трения. А ведь прежде она считала себя хорошей наездницей. И даже наивно полагала, будто в полной мере обладает выносливостью своего народа…