Анна Гурова - Земля оборотней

«Ну и тюрьмы у Лоухи… Или это кто-то любезно уступил мне свое гнездо?»

Руки мерзли. Ильмо натянул на голову капюшон, засунул ладони поглубже в рукава, лег на ворох травы и перьев, свернулся клубком — и вскоре задремал.

Разбудили его шорох крыльев и металлическое лязганье. Ильмо открыл глаза, думая, что за ним снова явились стражники, — но перед ним была Ильма. Дочь Лоухи стояла неподвижно перед его ложем, спокойно ожидая, когда пленник проснется. Она выглядела царственно красивой. С серебряной диадемой на блестящих черных волосах, в ожерелье из неграненых аметистов, она казалась статуэткой из вулканического стекла, которые только в тени кажутся черными, а на свету полупрозрачны и играют радужными переливами. Впечатление портил только засаленный, туго набитый кожаный мешок в ее руках. Ильмо узнал его — это был его собственный мешок.

— Как-то мы с тобой однообразно встречаемся, — с усмешкой сказала она. — Всё время ты где-то заперт. Вот, держи свои вещи.

Ильмо протянул руку, принял мешок и тут же уронил его — Ильма едва успела его подхватить.

— Да у тебя руки как деревянные! — удивленно воскликнула она. — Ты настолько замерз? Сейчас же еще совсем тепло! Какие вы, люди, чахлые…

Порывшись в мешке, она вытащила флягу, принадлежавшую Аке.

— Выпей-ка вот этого зелья. Я его попробовала, и мне подумалось, что этот чудовищный яд варгов тебе поможет.

Ильмо издал слабый крик радости, взял фляжку покрепче двумя руками и глотнул «морозной настойки». Ему показалось, что в горло хлынул жидкий огонь! Рот обожгло так, что Ильмо аж задохнулся, а потом раскашлялся до слез.

Ильма довольно захихикала.

— Смотри-ка — в самом деле, действует! Ты порозовел!

— Да-а! Воистину яд! — прохрипел Ильмо. Но когда отдышался, то с удивлением ощутил, что вроде бы и впрямь согрелся. Кровь, безжалостно подстегнутая варгской отравой, с перепугу быстрее потекла по жилам. Ильмо осторожно сделал еще глоток и вдруг вспомнил про битву.

— А где сейчас сам Аке? И Ахти? И…

— Не бойся, не убиты. Оба схвачены и сидят в таких же гнездах, как ты. А тот предатель-саами, ученик моего покойного брата, — ну, ты сам видел, что он погиб еще в гнездовье Сюэтар. Он попал под удар ледяного хлыста — ни один тун после такого не выжил бы, не говоря о человеке. Впрочем, ему повезло. Мать потом очень жалела, что не смогла с ним побеседовать особо. Кстати, а когда вы потеряли своего мальчишку-раба? Отдали Карху за проход через его владения?

Последняя фраза девушки сказала Ильмо очень многое. И он не сразу ответил ей, собираясь с мыслями.

Итак, Йокахайнен был прав — за ними следили. С самого начала. Но внутри гор — уже нет. Должно быть, на владения Карху магическая слежка не распространялась. Туны не знают, что Карху в горах не было. На знают они и что люди освободили Асгерд. А главное, Ильма сказала — «двое!». Значит, кто-то один скрылся — скорее всего, именно Асгерд. Но как жалко Йо! Он ведь мог не ввязываться с битву с Лоухи! Неужели он не понимал, что найдет в ней только гибель? «Он и хотел погибнуть быстро, без мучений, — подумал Ильмо. — Недаром он так боялся идти в Похъёлу, все повторял, что туны не прощают предательства…»

Ильма неправильно истолковала его молчание.

— Не хочешь — не отвечай. Только ведь мать тебя все равно спросит. И уж ей ты выложишь всё, она церемониться не станет!

Неожиданно она переменила тон — заговорила сухо и по-деловому:

— Мать не будет держать тебя здесь долго. Только до тех пор, пока не подготовится к жертвоприношению.

— К жертвоприношению?!

— А ты как думал? Нам надо провести обряд на крови — воззвать к милости Калмы и попробовать вернуться в Луотолу. Это наша последняя надежда. Не говоря уж о том, что мать с наслаждением выпила бы твою кровь и без всяких обрядов. Ритуал жертвоприношения довольно сложен, в нем участвует весь клан, так что у тебя есть еще день-два на размышления. За это время ты должен что-то придумать.

— Но что?

— Ты только при мне такой тупой? Сумел же ты каким-то образом договориться с Хиттавайненом и Карху? Уж постарайся найти такие слова, чтобы мать отменила это жертвоприношение или хотя бы отложила его! Ведь на что-то ты рассчитывал, когда лез прямо косатке в пасть!

Ильмо тяжело вздохнул. Как его раздражала эта привычка Ильмы изъясняться загадками! Как тогда, во сне, в ущелье Карху: «Как разрушить сонные чары? Да это так просто, что я даже и говорить не буду, как, — догадайся сам!»

— Тебе-то это всё зачем? — устало спросил он. — Почему ты все время меня опекаешь? Почему советуешь, что делать и как поступать?

— Ты меня каждый раз об этом спрашиваешь. Не надоело?

— А ты каждый раз не даешь ответа.

Ильма закатила глаза и села на корточки у стенки, нахохлившись и распушив крылья: ком из черных перьев, а сверху голова в сверкающей диадеме. Только теперь Ильмо заметил, что похъёльская царевна бледнее, чем обычно. Либо она была нездорова, либо чем-то расстроена.

— Изволь, — заговорила она. — Думаю, нам с тобой теперь можно играть в открытую. Я считаю, что сампо — это зло. С самого начала так считала. Мать говорит, что это великий дар Калмы, а я скажу — оно губит род Ловьятар. Если и дальше так пойдет, к весне наш род будет уничтожен и рассеян. Но это только начало. Понемногу сампо погубит весь мир. Я это вижу совершенно ясно. И не понимаю, почему этого не видят другие. Ладно моя мать — сампо овладело ее умом и сердцем, одурманило ее, поманив призраком всемогущества. Но Калма! Удивительно, но она ведет себя точно так же, как будто сампо сбило с толку и ее…

— Калма? — Ильмо не поверил своим ушам. Потом вспомнил, что нечто в том же духе говорила и Асгерд. — Ты имеешь в виду саму богиню смерти?

— Конечно, — хладнокровно ответила Ильма. — Если совсем немного подумать, сразу становится ясно, кто это все затеял. Неужели Калме мало ее владений по ту сторону Проруби и она тоже жаждет власти над мирами?

— А ты не жаждешь?

— Нет! — Ильма слегка покраснела и уточнила: — По крайней мере не с помощью сампо. Я никогда не хотела им владеть. С тех пор как я разобралась, что оно такое, сампо внушает мне ужас и отвращение. И потому не имеет надо мной никакой власти. И знаешь что самое удивительное? В нем самом нет зла, совсем. Оно было задумано и создано как источник великих благ. Я не знаю, почему оно приносит столько несчастий… Может, мы им неправильно пользуемся? Или потому что сами наши желания таковы? Вслух говорят одно — а чего хотят в душе? В иных желаниях и сам себе не признаешься, а оно все слышит… И учится…

Ильма умолкла и повернулась к озеру, прислушиваясь. Убедившись, что поблизости никого нет, она продолжала тихим голосом: