Грязная Гарди (СИ) - Вера Александровна Петрук

и победы стали даваться труднее. Что-то изменилось, я не помнила, что именно, но мне стало сложно ломать шеи и перерезать глотки. Босс не хотел меня терять и отдал в бои без смертельного исхода. Там я и встретила Сальвию, которую тогда называли Кровавой. В нашей первой драке она так отделала меня, что я надолго угодила в больницу. Доктор был «свой», знал, кого латает и кому сколько осталось. До сих пор гадаю, с чего это он проникся ко мне симпатией, только целитель этот разоткровенничался. Мол, я в любом случае не жилец. Босс не хотел, чтобы меня убил кто-то на арене и собирался сделать это сам, в торжественной обстановке, чтобы я умерла в расцвете сил. Это была известная практика. Так убивали всех «старожил», кто начинал много проигрывать. Но в моем случае был еще и «джокер» — опухоль в моей голове. Не злокачественная, но с высоким риском стать ею, если меня продолжат бить этой головой по разным поверхностям. Когда я сражалась на арене, мне было плевать, убьют меня сегодня или завтра. Но именно в тот момент, когда я услышала о скорой смерти из уст эскулапа, то поняла, что всегда лгала себе — я любила жизнь! И люблю ее сейчас. Я хотела жить, а потому начала оттягивать свое выздоровление, притворяясь, что мне еще плохо. Может, доктор и разгадал мои намерения, но, по крайней мере, не препятствовал. А потом случилось наследство. Если говорить про «вовремя», то это был тот самый момент. Первым я подкупила эскулапа, дальше была охрана и много других людей. Я сбежала вечером, когда босс был занят на боях, билет был уже куплен, и поезд в ту же ночь умчал меня в Голубой Ключ. А утром на перроне я встретила тебя. В три слова уложиться не удалось, но я расскажу тебе о любом отрывке моей жизни, когда ты попросишь. Нет никаких тайн. Я попросила тебя жениться на мне, потому что босс грозился лишить меня гражданства и насильно вернуть обратно. Замужних дам королевство охраняет лучше. Но правда в том, что я всегда надеялась, что наш фиктивный брак станет настоящем.

Кир долго молчал, гладя ее по голове, словно пытался найти ту опухоль, которая могла перечеркнуть их счастье.

— Доктор сказал мне, что образование совсем крошечное и может исчезнуть, если я буду вести себя благоразумно, — успокоила его Гарди. — Я именно так и делаю. Берегу свою голову. Теперь твоя очередь. Кто такая Луха? В моей жизни было много чудовищ, но, как правило, с человечьим обличьем. Почему тебе нельзя в Альбигштайн? Откуда ты родом, если Готия не была твоей матерью? Почему отвергал любовь местных женщин, не завел семью? Можешь, сколько угодно притворятся «стесняшкой», но ради еще одной ночи с тобой я продам душу, да и любая бы так сделала.

— Может, я ждал тебя? — спросил Кир, и его голос был и хриплым, и нежным одновременно. — Я тоже все расскажу, только пообещай, что не уйдешь от меня после.

— Но ты же не ушел, — хмыкнула Гарди. — Сомневаюсь, что ты сможешь быть хуже, чем я. Столько грязи, сколько в моем прошлом, мало у кого есть.

— Вообще-то, я принц, — просто сказал Кир, и Гарди потеряла дар речи на долгие полчаса, пока ее уже настоящий муж рассказывал свою историю.

— Меня зовут принц Кириллиан Алтомар Кройштанский Второй. Я был первенцем отца, ныне короля Альбигштайна. Он повенчался с принцессой Алатэ, которая была ставленницей военных кругов. Король любил другую, но в тот момент ему нужна была поддержка генералов. Сейчас нигде не найти ни слова про Алатэ — ни в учебниках новой истории, ни в журнальных статьях. Все было уничтожено. Алатэ была не только не любимой женой, но еще и сумасшедшей. У нее была шизофрения. И отца она ненавидела. Ребенок, то есть я, получился случайно. Единственная близость отца и матери случилась во время ссоры, и я, можно сказать, результат изнасилования. Алатэ не хотела ребенка, так же как и отец, но и церковь, и генералы настояли на наследнике. Всю беременность Алатэ держали взаперти, потому что она не раз хотела наложить на себя руки. Когда родился я, ее разум был уничтожен. Меня воспитывала целая армия нянек, кормилиц и воспитателей. Когда мне исполнился год, болезнь Алатэ присмирела, она успокоилась, и отец велел ее выпустить. За это время он избавился от давящих на него военных кругов, назначил свой штат и чувствовал себя увереннее. Однажды Алатэ гуляла по саду, где одна из нянечек выгуливала и меня. Мы встретились. Сердобольная кормилица дала матери подержать дитя, и это было большой ошибкой, потому что болезнь Алатэ никуда не делась, а лишь научилась носить маску. Алатэ искромсала меня садовыми ножницами, а потом проткнула ими себе горло. Она была уверена, что убила меня. Я долгое время тешил себя надеждой, что хотела моей смерти не она, а ее болезнь, но потом понял, что ее жизнь закончилась с появлением в ней отца, а я был воплощением боли и ненависти, которую она потом испытывала к миру и окружающим. Отец, может, и горевал для виду, но, конечно, обрадовался. Проблема решилась сама собой. Ему я был тоже не нужен. Его тайная любовница, с которой он собирался венчаться, была уже беременна и носила под сердцем сына — Феодора, моего сводного брата. Это для его свадьбы сейчас требуются розы. Я выжил чудом. Меня отвезли в реанимацию, но король приказал тайно отключить меня от всех аппаратов. Он не хотел наследника от сумасшедшей и нелюбимой супруги. И тогда в моей жизни появилась Готия, которая была директором больницы и одновременно ведущим научным сотрудником Королевской Академии Наук. А еще она дружила с Алатэ до того, как ее отдали замуж за короля, и знала ее совсем другим человеком. От Готии я узнал всю эту историю.

— За неделю до того, как меня попыталась убить Алатэ она потеряла ребенка в автокатастрофе — мальчика того же возраста, что и я. Я не знаю, как должны вести себя матери после такой утраты, но в меня она вцепилась так, что забрала у смерти. Тайком вывезла в свой особняк за городом, где у нее была оборудована собственная лаборатория, там меня к жизни и вернула. Отцу, конечно, доложили. Но он был занят молодой женой, в его сердце царила любовь — настоящая, а не навязанная, и он нас с Готией помиловал. Ее, конечно, разжаловали и сослали сюда — в Голубой