Лев Власенко - Настоящие люди

            Никто не стал ему перечить. Для Умки страх был незнаком. Он родился и вырос в годы войны, когда северяне при опасности говорили: «только раз умираем!» и предпочитали гибель в бою или самоубийство позору и мукам плена. Элгар тоже не боялся смерти. Сейчас он пытался вызвать в себе страх или ярость, но внутри была лишь темная, изголодавшаяся по крови пустота. Спокойствие и уверенность старика невольно передались другим мужчинам, и они дождались, пока вооруженные пришельцы приблизятся.

            Иноплеменники остановились в десяти шагах от луораветлан. Две группы мужчин пристально и недружелюбно разглядывали друг друга, не решаясь пересечь разделяющую их невидимую черту.

            — Ты говорил, что будешь вести переговоры, — напомнил Умка, обращаясь к Омрыну.

            Кавралин с явной неохотой сделал несколько шагов навстречу инук, намереваясь поприветствовать их. Но те внезапно начали кричать, бить копьями о землю и швырять в торговца камнями, отгоняя его, как собаку. Прикрывая лицо руками Омрын, попятился, споткнулся и упал под дружный смех инук. Умка вышел вперед, другие луораветлан двинулись за ним. Омрын оказался в безопасности за спинами товарищей. Коротышка тяжело дышал и прижимал руку к рассеченной щеке. Многие смотрели на него с откровенным презрением и перешептывались, обсуждая слабость своего предводителя.

            При виде крови, проступившей между грязными пальцами кавралина, сердце Элгара тяжело забилось, а заполнившая его ледяная пустота шевельнулась в надежде на то, что ее голод будет утолен. Юноша заставил себя отвести взгляд от торговца и сосредоточиться на врагах.

            — Расступитесь, не портите забаву! — наперебой кричали инук. — Верните карлика, пусть еще попляшет!

            — Неужто мы так вас напугали? — усмехнулся Умка и обвел шумящую толпу равнодушным взглядом.

            — Замолчи, собака! — крикнул тощий мужчина. — Сам от страха дрожишь!

            Старик быстро нагнулся за острым камнем, размахнулся и метнул его. Удар был такой силы, что наглец только охнул, схватился за ушибленную грудь и упал, даже не пытаясь подняться. Насмешки и крики тотчас прекратились.

            Инук расступились, пропуская стройного, высокого воина. Увидев его, Элгар нахмурился и невольно потянулся к колчану. Незнакомец был очень молод и хорош собой. У него была белая как снег кожа, густые волосы и пронзительные темные глаза. Но куда больше, чем приметная внешность юноши, Элгара поразил багровый ореол нечеловеческой силы, исходящей от его фигуры. Элгар даже поначалу решил, что перед ним кэля, потому, что раньше ни разу не видел, чтобы человек из плоти мог быть вместилищем для такой силы.

            Умка перехватил копье двумя руками и шагнул навстречу врагам, но его остановил Омрын.

            — Я буду говорить, — напомнил кавралин.

            Хотя его лицо было перемазано кровью, Омрын твердо держался на ногах. Юноша-инук не стал дожидаться и заговорил первым:

            — Пришли на торг, чавчу?

            — Мы не чавчу, — сказал Омрын. — Вы меня знаете, я Омрын, кавралин. А люди, которых я привел не оленеводы, они приморские жители — вам вреда не делали…

            — Все, кто живет по ту сторону пролива — чавчу, — перебил его молодой красавец.

            — Уже много лет ваш род ведет здесь обмен, — напомнил Омрын. — Наши предки условились встречаться каждую весну. Вы про этот уговор знаете, раз ждете нас.

            — Все чавчу наши враги, — сказал инук.

            — По какому праву щенок в разговор старших лезет? — громко спросил Умка.

            Копье в руках дерзкого юноши задрожало. Элгар натянул тетиву. Костяной наконечник уставился в красивое лицо, искаженное гневом. Элгар не боялся промахнуться — пылающий багровым огнем силуэт был прекрасной мишенью. Инук заволновались, пришедшие с Омрыном люди забарабанили древками копий об землю. Умка не упустил возможности воспользоваться замешательством:

            — Анурят, Оки! — окликнул он стоящих в соседней толпе мужчин. — Я ведь вас знаю! Что за представление? Мы пришли для обмена, а не убийства. Усмирите своего дурачка, и займемся делом.

            — У нас теперь новый вождь, — глядя себе под ноги, ответил Анурят. — Передайте это своим старейшинам.

            — Ты про этого щенка? — фыркнул седовласый гигант. — Умом тронулись?

            — Никому не одолеть его в поединке, — не поднимая глаз, продолжил инук.

            — В моей силе скоро убедитесь, — хвастливо заявил юноша, — летом мы придем к вам, готовьтесь!

            — Умка, вызови его на поединок, — зашептал Омрын. — Если мы убьем его сейчас, остальные разбегутся.

            Умка был силачом и опытным бойцом — никто не стремился добровольно скрестить с ним копья. Но Элгар с пугающей отчетливостью осознал, что этот юнец сильнее. Все ожидали поединка, но старый медведь промолчал. Он неподвижно стоял, опираясь двумя руками на длинное копье, и сверлил молодого вождя взглядом. Тот тоже не двигался. Между ними шла молчаливая невидимая борьба. Наконец, молодой инук отвел глаза. Умка усмехнулся.

            — Ну что, вызовешь его? — нетерпеливо повторил кавралин.

            — Первым не вызову, — сказал старик.

            Смысл его слов дошел до врагов, их вождь презрительно улыбнулся.

            — Заберите все, что они привезли, — приказал он своим людям.

            Несколько инук направились к мешкам. Умка не шевельнулся. Молчали и моряне, сжимая в руках копья и ножи. Они ждали сигнала, но великан равнодушно смотрел на покрытое белыми льдинами и бурунами волн море. Изуродованное шрамом лицо не исказила злоба или ярость. Он не собирался драться.

            Не будь у врагов молодого вождя — Элгар не сомневался бы в исходе боя. Но этот юноша был очень силен. Не грубой силой мышц и воинского искусства, как Умка. Не умением читать слова в ветре и понимать язык зверей, как Элгар. Силу давал ему огонь, горящий в его груди. Элгар не мог понять источника этого огня и не мог определить, злое то было пламя или благое. Очевидно, Умка тоже сумел почувствовать опасность, исходящую от такого противника.

            Когда инук удалились, Рыргин набрался храбрости: